ХРОНИКА СЛАВЯНСКИХ ЭЛЕГИЙ

На Тотьме на реке
           платок тонет и не тонет
                                                           сирота
Жил Андрей из Усть-Толшемского прихода
И во все праздничные и воскресные дни ходил в церковь
И услыхал он в храме, что мир весь во зле лежит
И решился покинуть мир
И пошёл одним долгим путём
           в старый Галичский Воскресенский монастырь.
Через лес большой густой пошёл Андрей,
                        и очень долго шёл.
А вот и Ксения идёт в лесу,
                                    шерстяные красные чулочки,
                    новые козловые башмачки обула,
                            на ножку хроменькую чуть припадает.
Идёт Ксения в сарафанчике цветном,
  передник цветной гарусными нитками расшит узорами синелью,
            головка покровенна маленьким цветным платочком.
Серые глазки голубенькие,
                                                     лицо чистое личико,
                       мягкий свет от него,
                                  от него свечение.
Шёлковые коски светлые,
                            будто листья тёмные осенние.
– Андрюша! – говорит она ласково и радостно. –
                            Далёко идёшь? А ягодок хочешь?
А он что?
                    Рубаху новую надел с утра
                               цветные ластовицы
                                       новые порты
                               лапти новые
                И голову насалил, как на праздник
Смотрит взором –
                                        будто камешки ручейные глаза.
И сам очень долгий,
           будто деревце новое долгое тянется на высоту.
– Хочешь ягодок, Андрюша?
                                   Безотменно бери!
            Вон малины сколько!
            Тёмно-синяя черника,
            алая костяника,
            гонобобель сизый,
            красная и чёрная смородина.
            Ой, калина горькая попала в лукошко!
Пальцы, рты блестят, смеются.
Плесни из ключика на лицо.
Сел на траву, ноги под себя поджал.
Села на пенёк, ручки сложила на колени –
                                   сарафанчик холстинковый.
– Мамонька больная лежала – на базар я бегала,
                                                и шить умею, стряпать.
                                                А то как же? Кто бы стряпал-то?
            Мамонька больная, Полюшка ещё маленькая.
Тогда он говорит:
– Слабость моя –
                                  играю на гармонике,
                          ямщики на почте выучили,
            на дворе соберутся они когда и играют.
Из котомочки вынул,
                       вдел палец в ремешок.
Свою любимую песню «Вот на пути село большое…» заиграл.
Нисколько не конфузясь,
                       с серьёзным озабоченным лицом,
           с неподвижно уставленными глазами.
Обо всём забыл,
                                задумался
                       и себя не слышит.
Нет!
          Не стану!
                            Пусть гармоника на траве лежит.
Христос воскресе из мёртвых,
Смертью смерть поправ!
Ой, не могу!
Серыми светлыми глазками она смотрит,
            зелёненькими голубенькими отсветами в глазках играет.
Ой, не могу!
– Частушки спой, – Андрей просит.
– Пост, семь недель, я не могу! – Ксения отвечает.
– Спой!
– Андрюша, нельзя же!
– А я попрошу!
– Нечистый дух радуется! Нельзя!
– А я больно попрошу!
И она поёт разные духовные песни.
Где же ты, мой рай прекрасный,
                  светлый, ой где?
А как я был счастлив,
Роднаго как сына Господь меня любил.
Великое горе мне изгнаннику!
А вот видишь…
                                Потом вот угодники.
            Они жили – всё по правилу делали…
                                   все праздники…
Они же угодники.
                                   Они уже в святые вышли,
                        всё правильно делали и померли.
А душа не померла.
Так сказано:
                      Будут жить только святые!
Вот видишь!
Семь недель поста,
            и разговеемся.
Люди
            попостятся, помучаются.
Закон.
Святый Боже,
            помилуй нас!
Во какая,
            не далёко,
а такая вот!
И тоненький голосок девочки поёт-выводит:
– На-арод ви-идел,
                                  испуга-ался.
          Гнев идёт, гнев идёт…
          Идуть воды
                                  многи люты…
                                                          побежали…
          Как спастись?
                                        Как спастись?..
Бьющее звонко имя Дьявол гуляет по воздуху,
                                              распахнутому,
                                  лепкому от болезней,
                                        гадко живому.
И, наталкиваясь на преграду голубеньких детских глаз,
                                                          Ксении глаз,
                      расплывается
            и в пугливое крестьянское «Он» летит комарино…
О-он… то-он… то-оненький голос девочки
                                  запевает, поёт, выводит:
                      – Вы, леса мои кудрявые,
                        Помилей мне роду-племени,
                        Вы, луга, луга зелёные,
                        Помилее красна золота,
                        Вы, раздольица широкие…
«Хромоножка… Он смущает…» – думает Андрей.
И не покорюсь!
Искушение это надо бороть.
И могу!
И на Тотьме на реке течёт кровь из руки разрезанной.
Я в пустыню удаляюсь.
Девочка, беги в мир!..
Милость Божия изливается на всех ищущих спасения,
                                  она изливается
                          которые отреклись
                              и день и ночь
                      таинство
          прежние грехи
              отрешение
Одеждой блаженного Андрея было разодранное рубище,
  только прикрывающее его тело, не защищая от дождя и мороза.
Просил он подаяния,
                      ходил босым и зиму и лето.
Неразумные люди подвергали Христа ради юродивого насмешкам,
                                    оскорблениям, поруганию и побоям
                                                как безумного.
Но блаженный терпел всё,
                        думая непременно постоянно о Боге,
                        к Богу направляя силы своего духа…
А мальчишки играли в свайку,
            и спорили между собой и беспрестанно сквернословили.
Блаженный Андрей услышал это из своей хижины и,
                                                не терпя их сквернословия,
                                                погнал их прочь.
Мальчишки побежали от него.
Но один из них обругал святаго и ударил железною свайкой.
Господь сохранил блаженного от удара без вреда,
                        но дерзкого мальчика наказал немедленно.
            Тут же с криком он упал на землю
                                    и скоро умер,
                            не успев совершить бóльших преступлений…
                                          Угу…
Не терпел Андрей блаженный пьяных диких криков
            и свирепых лиц, окровавленных, искажённых злобой…
Коли ещё услышу
                                    матерное хульное слово,
                                                Бог убьёт вас!..
Отдали хромоножку замуж
                                                        в деревню чужую.
Попросила её сваха
                                      шажком пройтись по избе.
                                      Пошла по одной половице,
          как положено было уставом неписаным от матерей, –
                            мелко, неторопко, –
                    на ножку хроменькую припадая,
                                    пошла.
Отдали хромоножку замуж в деревню чужую.
А собрались.
                      А спокойно, спокойно.
                      А Матрёна Ивановна.
А она правильно всё делает?
Она правильно делает.
Молитву прочитает.
Освяти, Господи.
                                    Покушает.
А в небесном царстве,
                                            яко насытились.
Бог даёт.
                  Благодатная Мария,
                        потому что Богу
Богородица Дева радуйся.
                  Благодатная Мария, Господь с тобой,
                  яко Спаса родила,
                                                    Спасителя,
                  от врагов спасает.
Сохрани мене, Господи!
Заснула,
                вижу во сне спасительные три ключа,
            и вот и во сне приснилось три ключа.
Смотрю, едуть.
                              Мене повели.
            Доехала, дошла.
Ну вот.
              Андрей
                              ямý тоже помогает,
                              читает, читает
                                                            и поёт,
                                                                          вот и поёт:
                      «Вели-икий чудотворче!..»
                                    И поёт…
И помоги мне…
И я Матрёну Ивановну просила:
                      вот мы были.
Ради Бога, Матрёна Ивановна!
Что я? Как я?
Это Бог помогая!..
Отдали хромоножку замуж в деревню чужую.
А свои комнатки –
                                  что хочешь, то и делай.
Столько-то года прошло.
Андрей не как другие –
                                              телом да телом –
                        а воображением любил.
Долго молился, долго Ивану Яковлеву говорил.
Шёл Андрей из Усть-Толшемского села
                                    с праздника престольного.
Андрей шёл в чужую деревню.
Привела к нему Ксения мужа и детей.
А ещё красавица оставалась,
                                                          лицом красивая.
И знак дала:
                      вот я пришла к тебе.
Пошёл в её дом.
Бог любы есть!
Нищета в избе,
                            ни крохи, ни зерна,
                            везде голым-голо,
                везде хоть шаром покати,
                        одёжи – мешок да рядно.
А свои комнатки –
                                      хорошо –
                                                        как у Христа за пазухой!
Поклонилась Ксения
                        в истрёпанном шушуне на плечах круглых.
Она поклонилась.
                                    Она сказала Андрею блаженному:
– Благослови, батюшко,
                        благослови, красноглаголивый!
Ксения выводит к блаженному Андрею мужа и детей.
Муж Семён.
– Здравствуй, брат, –
                                          говорит ему Андрей.
Люди приходят.
Мельниковы, Санниковы, Поздняковы, Исаевы,
                                    Федотовы, Гаврилины,
                        Терпигорев Сергей Николаевич,
                        Николай Иванович Кочин,
                        Михайло Егорович, Агафья.
Что положено,
                                то в котёл заложено.
Кто рано вставая, тому Бог давая.
Вот и муж Семён
                              суровым глазом,
                                                            длинные усы висят остро.
А вот и дети –
Васильюшка,
                        Гаврюша справедливый,
                        баловной Петруша,
                        Иван, Маша, Танюшка,
                        Олюшка, Прасковья.
Лизанька вот букварь самоучкой одолела,
            «аз, ангел, ангельский» затвердила,
            Часослов покончила, за перву кафизму села,
                                  больно хочет учиться!..
Благослови, батюшко!..
Я долго молился,
                                  долго,
                                              долго,
                      долго, долго, долго, долго
                                                                          молился.
И тепла, и усердна была молитва блаженного.
А ведро браги хозяин принёс.
Да ты чо, Андрюша? Пойдём плясать!..
– Идите, идите! Я с робетишками маленько побуду.
И пошёл к робетишкам за занавеску.
– На-ко шаньгу, Лизанька мила…
И – демественным распевом –
А-рха-нге-ль-ски-и гла-с во-пи-ем Ти, Чи-ста-я: ра-дуй-ся,
О-бра-до-ва-нна-я, Го-спо-дь с То-бо-ю…
В огнището тлееха главни и Стоян Глаушев седеше там, подпрян на тъкана възглавница до стената. Високият железен светилник беше сложен долу, пред огнището. Наоколо бяха насядали с подвити нозе Султана и трите ú щерки – по-големите, Манда и Нона, и наймалката, Катерина. Те и четирите плетяха и шиеха безшумно, мълчаливи, усърдни, само Катерина от време на време подигаше глава и въртеше очи на всички страни. Близо до светилника седеше Лазар. Той четеше малка, но дебела книга с корави листове и дървена подвързия с пиринчени закопчалки. Както държеше книгата далеко от очите си, осветен от яркого пламъче в светилника и цял вдаден в четенето – в позата му, в израза на лицето му се долавяше тържественост. Четенето на книгата беше свещенодействие, всички наоколо пазеха тишина и като да очакваха нещо важно и желано. Встрани от другите седеше Кочо, по-старият син, и при оскъдната светлина, която проникваше до него на бледи петна, дялкаше и изглаждаше с остро ножче къс дърво, като се пазеше и той да не шуми. Горе в кумина подсвирваше есенният вятър, в стаята беше хладно, едвам полъхваше топлинка откъм огнището. Там, близу до огъня, бе се свила котката и тихо мрънкаше със затворени очи…
Андрей Димитр Ксения
На Тотьме на реке
                                  платок тонет и не тонет
Сирота
И потихонечку плывёт…