Митин журнал. Самиздат. Вып. 42 (ноябрь-декабрь 1991). Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович. С.104-107.

- Ты сказал как-то, что нынче наступает эра графомании, и вот я хочу тебя спросить, что ты имел в виду под графоманией, под эрой графомании, и что из этого следует для нас всех?           Я так сказал?.. Когда?.. Нет, мне кажется, что как раз наоборот, эра графомании прошла, и те, кто надеется на то, что она наступает - глубоко ошибаются.           - Кто же такой, по-твоему, графоман?           Графоман - это человек, который как минимум не владеет двумя дарами. Первое: он не владеет способностью обрабатывать какое-либо художественное вещество, а во-вторых, он не умеет производить его необработанным.           - Какой же он тогда графоман? Он же тогда наверно ничего и не производит, ничего не пишет. А графо-мания - это мания письма.           Да, мания есть, а вещество художественное из него не идет, и вдохновение он не порождает...           - Но бумагу-то он пачкает.           Но послушай, "мания" - это медицинский термин. Это болезнь. Конечно, всегда были и есть люди, которые чем-то больны. Вот человек заболел, и ему мнится, что он должен писать. Вот он пишет и, наверно, облегчает себя. Но это не интересно. Интересней говорить о том, что происходит с культурой. Мне, например, кажется, что ничего особенного с ней не происходит. Она просто перестает болеть. Вот она болела - а сейчас она перестает болеть. Она опять начинает себя различать. У нее были мгновения, когда... вот знаешь, когда человек в большом жару находится, он саморазличение теряет. И болезнь человека может смахивать на принадлежность к культуре, когда культура больна. Но культура выздоравливает. Это, оказывается, было очередное преображение. И только на несколько секунд в историческом пространстве и времени преображение было настолько тяжелым, что графоман мог имитировать себя под приблизительно такие же процессы. Вот что происходило. А ни в коем случае не что-то другое. И теперь графоману еще труднее. Он все тот же больной, а культура - она, опять изменившись, вышла на какое-то очень ясное для себя самочувствие, в 90-х годах. И вот сейчас обостряются две противоположные, казалось бы, тенденции. С одной стороны, стремление к универсализму, а с другой - индивидуализация очень мощная. Очень разнообразные индивидуальные возможности открываются перед человеком, и он вовсе не обязан обслуживать постмодернистские каноны и вообще способы обращения с художественной тканью, которые выработал постмодерн. И при этом он совершенно ясно отличим от графомана - наличием высказывания. Понимаешь? Наличием сообщения. Это только в жару, в болезни, когда человек мечется, можно перепутать... можно решить, что это художник, но просто... мы не до конца улавливаем его высказывание, и мы вслушиваемся и вдумываемся, потому что считаем, что "в этом что-то есть". Но сейчас, когда произошли процессы выздоровления, наличие или отсутствие высказывания - самоочевидны. И они совершенно не исчерпываются формой. Вот как раз многообразие форм может быть каким угодно, но триединство творящего разума, души и энергии, связующей дух и душу, из которого любой творческий акт и микроскопически, и макроскопически состоит - оно присутствовать должно, определяя собой наличие высказывания. А если оно не присутствует, значит присутствует какое-то нарушение, болезнь. Одно из характерных нарушений можно поименовать графоманией. Нарушений много, разных.           Ну вот возьми импровизатора. Импровизатор наделен какой-то особой способностью порождать речь. Или текст. Хотя тут требуется различать текст от речи (и это, между прочим, очень интересно). Чаще всего при импровизации вначале идет шлак, то есть клишированные образцы, сквозящая вот эта сила, которая постепенно начинает разрабатываться внутренними источниками, данными от рождения или от господа Бога импровизатору - сквозящая сила принимает в себя все: она проваривает всю культуру, и если внимательно наблюдать, то видно, как на второй стадии этого излучения эти образцы перестают идти, и начинается какой-то более тонкий процесс. А потом еще более тонкий. Тут, собственно, начинается кристаллизация, очень своеобразная, всегда очень индивидуальная. То же самое в видео, которое очень остро соотносится с импровизационными процессами - потому что ты включаешь камеру и начинаешь соотноситься с миром - и только через какое-то время, когда устанавливается луч энергетический, в нем начинают проявляться индивидуальные особенности. Тогда в каком-то смысле можно сказать, что импровизация уже просто неотличима от процесса чистого вдохновения, которое просто очень быстро работает. Можно сказать, что Моцарт просто быстрее думал, чем Сальери, и этим от него отличался. Нaмного быстрее. Огромные скорости. Соответственно с этим усиливается интенсивность идущих процессов, и они становятся в каком-то смысле неостановимыми, потому что у них еще большая инерция. И на этой инерции идет какой-то пустой как бы звук, он всегда сразу отличим. Я проверял много раз на видео: существуют места, которые бесспорно содержат в себе художественную ткань, и существуют - чаще всего как бы по бокам - зоны, которые ничего в себе не содержат. Что бы и как бы ты с ними ни работал, если ты их не подвергнешь дополнительному излучению, то есть опять не включишь все эти процессы, то из них ты ничего не достанешь, это просто шлак. Так вот вероятнее всего, что природа графомании заключается в том, что человек или не добирается до собственно истинного процесса, останавливается до, или он не отличает одно от другого: подсасывается к пустой линии, начинает дрожать, вибрировать, в нем запускаются энергетические процессы, - но они исполнены лаков. Они исполнены просто какой-то бессмысленной инерцией. Более того, он может чему-то и научиться, способам обработки вещества. Но так как самого вещества нет, он будет казаться очень умелым, но все равно останется графоманом. Я привел два примера, но их может быть гораздо больше. Этим нужно специально заниматься, изучать каждый раз индивидуально. Как болезнь. Возможно, когда-нибудь это окажется делом, существенным для культуры, и она сможет тратить на это время.           - Сергей Добротворский говорит, что графомания вообще в природе российской ментальности.           Ну, что касается российской ментальности, у меня есть ряд соображений, которыми я могу вкратце поделиться. Я сейчас работаю над таким странным эссе, которое, наверно, будет называться "Ментальный анализ". Я предположил несколько изначально таинственных предпосылок. Во-первых, сейчас идет ментальная война, причем она в разгаре. Второе: я почувствовал возможность огромной зоны ракурсов, которые практически серьезно не востребовались до сих пор в культуре: так называемых ментальных ракурсов, и у меня возникла совершенно крайняя, фантастическая догадка, что можно произведение искусства начать анализировать с точки зрения ментального вещества, потраченного на самое это произведение искусства. И, скажем, можно изобрести такой способ анализа, который позволит вычленять ментальные зоны, которые составляют то или иное произведение искусства. Теперь. В каком смысле идет ментальная война? В том смысле, что идет процессы обобщения художественных и творческих энергий во всем мире. Даже просто то, что открылось совершенно огромное количество границ в Восточной Европе, вся она вдруг распахнулась насквозь, - этот акт совершенно ясно оказался основным событием в культуре, огромному количеству процессов сразу, в сверхдозе была дана возможность ворваться в достаточно застойные ситуации. И это, конечно, очень сильно воздействовало на культуру и продолжает на нее воздействовать... И это проявляется не только в том, что масса художников, скажем, в России стала применять те или иные художественные стратегии, совершенно им не свойственные до сих пор, и даже не в том, что я называю болезнью заимствованных лексик, когда, скажем, такие мощные фигуры, полководцы, как Деррида, начальники вражеских контрразведок, проникли в уста огромного количества наших, так сказать, юных воинов и оттуда стали транслировать совершенно другую ментальность, чем свойственна этим воинам... И вот все эти смешания, тончайшие... за всем этим очень интересно и смешно наблюдать. В этом смысле идет ментальная война. Но с другой стороны, происходят еще более интересные процессы, я думаю. Дело в том, что, как мне кажется, самое глубинное течение в культуре связано с выходом вообще из-под какой-либо ментальности. Само по себе сознание, вещество сознания оказывается веществом, из которого складывается произведение искусства. Интуитивно эти процессы шли на протяжении всей мировой культуры, как когда-то Шекспир предлагал делать искусство из наших снов: вот так из самых разнообразных структур сознания сегодня складывается художественное произведение. Это замечательно проявляется в театре. Ментальными коллажами занимался очень отчетливо Питер Брук в 60-е, 70-е годы: "Махабхарата" там и т.д. Он это довольно грубо делал: он просто брал актеров разных национальностей и объединял их в едином... то что называется антропологический театр. Этим же занимается в кино, на мой взгляд, не менее грубо, Вим Вендерс, когда он в свою картину забирает огромное количество самых разных стран и стремится придумать такой сюжет, в котором самые разные способы существования... самые разные сознания сойдутся в его сюжете и начнут обнаруживать себя, подчиненные власти его канвы, интриги и т.д. Он это делает интуитивно, он так наверняка не говорит, но когда он сочиняет такого рода сюжет, когда он начинает такого рода работу - в эту секунду он оказывается в точке, дистанцирующей его от какой-либо ментальности. И вот из этой позиции, - мне кажется, сегодня все больше и больше художников выходят на нее - с нее очень интересно работать собственно с ментальностью, и более того, она оказывается невероятно плодотворной, вот эта дистанция. И когда Сережа Добротворский говорит о русской ментальности, он на какую-то секунду этого высказывания сам выходит в эту позицию. Или там кто-то. Понимаешь? И в этом смысле наверно можно сказать о графомане, что его болезнь - это врожденная невозможность преодолеть собственную ментальность. Врожденная невозможность обретения этой дистанции. По тем или другим причинам. Понятно? Вот. "Митин журнал", выпуск 42:                       Следующий материал