Никита МИХАЙЛОВСКИЙ
(1964-1991)

Время года


        Митин журнал.

            Вып. 49 (весна 1993).
            Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович.
            С.170-181.



    Метро - место действия. Длинная ветка. Я вспоминаю: свой город, чистый летний или поздне-весенний [день - зачеркнуто] полдень. Солнце, яркие хрустальные лучи делают дворы особенно чуткими к звукам, извлекаемым из улицы. Не знаю, как это бывает, что свет [дает - зачеркнуто] прибавляет звукам жизни, зычности, что ли. Так вот. Я иду дворами, мне очень весело и покойно плутать так по колодцам, маленьким узким улочкам возникающих внутри в подворье кварталов. Я как всякий горожанин умею вникать в архитектурный строй своим особым [строем слуха - зачеркнуто] взглядом души. Взгляд везде отыщет без помех ладность (вес и противовес) [этих - зачеркнуто], скроенность, точнее, ладность покроя желтых дворовых стен. Где-то в подкладке узкие [ка - зачеркнуто] глубокие карманы, есть и потайные, на манер тех, что располагаются в фалдах фрака или лапсердака. Так вот, я гулял, радовался, вдыхал всеми чувствами начало лета, не описывая и загадывая, а на вкус, на глаз. Свежее не громоздкое солнце расположило свой свет внутри дворов, почти не оставляя тени. Загадочное состояние воздуха. [Я чувствовал каждый вдох, точно слышал его, газированный кислород, буд - зачеркнуто] Воздух, подхваченный на крыло светом. Так как-то. [Так - зачеркнуто] Я неверно сказал. Я не гулял, я шел с целью, [но попал или находился в том состоянии, когда всё - зачеркнуто] но мне казалось, что всё вокруг меня существующее наполнено, просто искрится бесцельностью и совершенством [потому что я не взирал ни на смыслы, ни на - зачеркнуто] Все было чудесно просто и как-то искренне. Очень искренне шумела шумная улица - и слитно шумная, и в каждом отдельном случае очень шумная, шумящая улица шумного города. Очень искренне тихо было внутри квартала, шум улицы легко отделялся от тишины двора. Тихими стояли неукрашенные дома. Жильцы, ушедшие на службу, оставили тихо запертые двери и [ме - зачеркнуто] тихие медные тазы и [са - зачеркнуто] ведра и детские салазки и лыжные бамбуковые палки и тихие старые тряпки из бурого холста и банки с вареньем и без между тихих двойных дверей. Снаружи же было светло и очень чисто [мало - зачеркнуто] и сухо. [Я закрывал ладонями уши и сразу видел другой город - зачеркнуто] Я брел куда-то. Так будет точнее. Так что я брел, совершенно не ведая времени и себя, по совершенно тихому кварталу очень шумного города. Я вспоминаю, на мне были легкие туфли [вельвет - зачеркнуто], хлопчатобумажные штаны и голубая футболка, очень просторная и тонкая. Я брел куда-то и видел, осязал, как просто и спокойно вокруг все создано Богом икак совершенно. Я видел и наслаждался чудесным беззаконием творца. Не было никакого закона и смысла [во всем этом - зачеркнуто] в этихпустых и чистых дворах (напомню, что дворы у нас никогда не бывают чистыми [все было ос - зачеркнуто], так видел я и мусор был вещами, а не грязью, а вещи уже были придатками домов, рудиментами городских построек), [не б - зачеркнуто] и было у всего высокое предназначение: находиться, быть. Я тоже был бессмыслицей в своем брожении, бреднях в голуб<ой> майке и х.б. брюках.





    Сценарий. Живет, значит, в тихом американском городке мужчина. Лет 45-ти. У него свой дом, машина, он хорошо обеспечен. Все, казалось бы, у него есть, только нет одного - спутницы жизни. Часто поздно вечером он покидает свой дом и направляется на поиски желанной подруги. Как правило, это девушка лет 25-27, которую он подвозит до дома. Не доезжая ее дома, он останавливает машину и предлагает ей разделить свое будущее. Она, естественно, отказывается. Он отпускает ее. Девушка, слегка встревоженная, направляется к дому, но не доходя 20 футов, ее настигает чудовище и жестоко насилует ее. Совершив надругательство, чудовище достает острейший охотничий нож и снимает с девушки скальп.

    Так он убивает до тех пор, пока не привлекает внимание полиции. Убийства будоражат город, найти убийцу с каждым убийством кажется все сложнее. Ни отпечатков пальцев, ни следов от обуви, машина далеко, шкура бурого медведя служит ему костюмом. На ногах он носит плетенки...

    Конец 1 серии.





    Сегодня следующий день нашей жизни совместной. Сегодня будет другое, чем было вчера. Вчера я письмо написал твоей матери. Так что же? Сегодня следующий день, и быть может она получила его, и теперь будет все еще лучше, чем быть бы могло. Я путник все тот же, каким был вчера, но сегодня еще один день, проведенный в пути, я записываю. И я не читаю Сандрара. И Аполлинер тоже не нужен мне, потому что я так же, как и они, по свету всему собираюсь проехать. И вот я в пути. И быть может печально, что это нас разлучает, но письма мои ты [должна п - зачеркнуто] получаешь, именно ты. Банку сока пронзив острием металлическим лезвия, я его выливаю в стакан, капли падают на пол и стол и темнеют страницы в том месте, куда капли упали. Каждое утро я в зеркале вижу себя очень недолго, но этого времени хватает, чтоб остаться собой недовольным. И я им остаюсь. Из окна моего отеля площадь видна и машины подо мною снуют. Сегодня был я неправ. Слишком много, наверно, кофе я выпил. И быть может нету добра совершенно в тех словах, что утром сказал. Но туман за окном и туманно в моей голове. И я тоже могу быть неправ. Я письмо написал твоей матери беззастенчиво грубое, как пишут только юнцы [или влюбленные - зачеркнуто] и сумасшедшие. Я его написал и тут же отправил, чтобы не думать о нем. Чтобы решенье свое не менять. Из-за тумана не видно мне гор. Я не знаю, в какой стороне ты находишься, чтобы туда посмотреть. Справа граница, я знаю [но может быть - зачеркнуто], и это не там. Где-то в тумане Ламанш, я хотел бы с тобою на яхте его переплыть, возвращаясь из Англии.
    С утра я еще не снимал башмаков и шнурки не развязывал.





    Вчера мы ели астраханские дыни, привезенные смуглыми турками (кстати сказать, их здесь много, они напоминают мне сказки Шахразады и я даже боюсь смотреть в их сторону). Дыни были очень вкусны и так дивно напоминали мне твой запах, что я почувствовала, как щеки мои загорелись, и я несколько времени находилась в большом волнении, я не могла вздохнуть и горло мое находилось в сильных и крепких объятьях. Сердце трепетало и что-то подкатывало к нему изнутри. Я не могла вымолвить ни слова. Со мною сделалось головокружение.





    Найденное мной между рамами административн<ое> указание на то, чтобы рамы не откр<ывались>, на пожелтевшем обороте содержало письмо будущему поколению поселенцев коммивояж<еров> аферистов праздн<ых> странников.





    Пошел хороший открытый дождь. Перед солнцем, наполняя всю даль, заискрились силуэты пейзажа легкими стеклярусовыми нитками. Вспыхнули крыши, заходила рясками река, открылось половодье воздуха, побежали одна за одной блестеть, расталкивая воздух вокруг себя

    [...]

    дверей почувствовать себя спешенным всадником у оконного притвора возлюбленной (долго его

                                    ухала    густые           тонула в них
    торопливая тень бросалась в тени далеких крон
                                         чернильные

    выныривала на свет оживляя вновь собой притихший на ту минуту пейзаж [и вот - зачеркнуто] томительное ожиданье вырастало в дробот копыт и теперь сам он льнянокудрый лихой весь в лучистых пенках заката в пылу еще неосаженной лошади мчит по прямой, убранной бронзовым светом дороге спешился оглаживая коня по [холке - зачеркнуто] взмыленной долгой дорогой холке спокоен и прям). Благодарю учителя своего - имярек - за данное мне. За эти лукавые [нрзб.] протянутые по скрижалям рукописи. Он вложил в уста мои книгу и медом растеклась она по телу моему. И я могу говорить.





            Наконец подозрение падает на него. Он встретил одну девчонку. Шел он как-то, шел вдоль забора и на него упало подозрение.

            И не удалось ему убить ее своими методами бесследными, потому что она разоблачила его, потому что была очень умная и училась в Университете.

            Он: выходи за меня замуж, я тебя люблю безмерно.

    (У него серьезные были намерения, не то что он только потрахаться хотел. Он, может быть, не всех насиловал. А, может быть, и вообще никого.)

            Тогда он пригласил ее в машину, а она была не глупая, но хитрая, потому что TV смотрела.

            (Убийства он совершал не часто - раз в год.)

            Она ему - подвезешь-то подвезешь, а потом-то и убьешь.

    Достает маленький револьвер и стреляет ему прямо в лоб. Но не попадает, а попадает в плечо. Тогда он понимаем, что дело плохо, и притворяется, что он умер. А она так испугалась, что полезла его проверять. Тут он вскочил, пистолет отобрал, потому что он понял, что тут он может проиграть.

            Привозит ее на берег моря и говорит:
            - Я тебя прощаю, обещаю тебе роскошную жизнь, только мне нужна твоя любовь.
            - Не любовь тебе нужна, а изнасилование. Все так говорят.
            - Нет, это все правда, никто мне не верит, а я добрый, хороший и злодействую от несчастья, горя и одиночества.
            Рассказывает ей всю свою историю, как воевал во Вьетнаме.
            Она ухитряется у него выхватить пистолет.
            - Молчи, гад, не верю я тебе, у меня жених есть, мы с ним счастливы. А ты несчастлив и других делаешь несчастными. Застрелила бы тебя на месте.
            Но в этом была ее ошибка, потому что у него был второй пистолет.
            Она идет на дорогу, но тут раздается выстрел. Он кладет ее в машину, сталкивает в море.

    Конец 2 серии





    И каким пустяком оборачиваются все твои слова, когда ты пишешь себе и ждешь от кого-то ответа, а не получив его, начинаешь бранить этого кого-то, который вовсе и не должен был тебе отвечать, который даже не знал [об это - зачеркнуто] что ты пишешь ему и что от этого некто зависит нечто, а что, ты и сам толком уяснить не можешь, только знаешь, что это что-то важное, очень важное, и без этого [исправлено на: Этого] ты никак не можешь существовать, а ведь нужно, просто необходимо существовать хоть как-то, хоть для кого-то, посылая свои мысли, знать, что они отзовутся - и если не в сердцах, то хотя бы в ушах (умах) и что это уже и есть ответ какой-то, ответ... И складываешь из слов целые магистрали, подобно пунктирам на асфальтовой дороге, разъединяя их цезурами для того только, чтоб перевести дыхание [и не - зачеркнуто], опомниться от всего сказанного [и недосказа - зачеркнуто], и убедившись, что [что-то - зачеркнуто] еще не все сказано, продолжать укладывать в строгие линии обращенные к кому-то слова. А к кому? может, ты и забыл уже. Да и так ли важно это - кому именно, то есть поименно разве возможно все их перечислить и уложить в крохотный квадратик адресата. И разве ты сам знаешь их. Ведь ежели ты пишешь, значит, ты не можешь сказать или тебе некому сказать, или, что скорее всего, ты не знаешь, кому сказать. [ну - зачеркнуто] А разве ты знаешь про тех, кому ты пишешь. Разве ты можешь это знать... И, оказавшись обиженным, разве можешь ты быть убежден в том, что тебя обижали.





    Кровь моя подтвержденье тому и скрепляю я ею страницы каждой прожитой вновь каплей слова и каплей чернил. И я заплачу вам за свою счастливую жизнь. И пусть эта цена будет - моя несчастная жизнь. Но не смерть. Слышите, вы, тщедушные головорезы. Я не боюсь вас, но мне страшно за свою любовь. Слышите, птицы уже прилетают. Я глаза закрываю, глаза, но черные стаи свой полет продолжают. И я все забываю, я себя проклинаю. И привязываю себя к своему телу бинтами, чтобы не расстаться с собой, пока у меня есть ты. И я молю тебя - не покидай меня, ты мое тело. Только ты моя музыка, если не будет тебя, я замолчу навсегда, ты слышишьменя. Я это знаю и поэтому я говорю с вами, люди - я говорю с вами. Да, это так, так. И пульс мой бьется в такт моим чувствам и буквам. И я отплачу все свои слова до самого дна своих мыслей.





    К нему в дом приезжает инспектор. И говорит, что нашел его машину.

            - Ой, хорошо, а то я расстраивался, что ее угнали.
            - Ну вот, только одна маленькая неприятность в машине - это труп.
            - Ну, наверно, тот, кто ее угнал, тот и поплатился за свой нехороший поступок.
            - Это мы посмотрим. Еще расследование будет. Труп девицы, прехорошенькой, из обеспеченной семьи.
            - Ай-ай-ай, ну еще все тогда хуже, раз невинная душа пострадала. Немедленно надо найти преступников.
            - А мы этим и занимаемся. Вот поехали теперь на берег моря, опознаем твой автомобиль.
            - С удовольствием, поедем, тем более, что он был мне как родной. Вот-вот бы заговорил.

            Тут тучи стали сгущаться над головой джентльмена.

            Приехали на берег.

            - Вот, видите, ваша машина?
            - Моя машина.
            - Вот труп.

            Тот напугался. Инспектор говорит - следы крови в машине - не ее.

            - Ну и что?
            - А то, лажа выходит. Убита она, а кровь не ее. Как такое дело получается?
            - Мало ли...Знаете же вы, ездят, насильник какой-то скальп снимает...
            - Да, - говорит, - а с этой не снял.

            Тут Джентльмен вздрогнул и задумался.

            А Инспектор был начеку, взял его и засек. Говорит ему:
            - Старина, ты почему в полицию не заявил, что у тебя машина пропала?
            - Нет проблем, одна пропала, другую купил.
            - Много против тебя улик. Пистолет не находишь?
            - Нет, не нахожу.
            - Сейчас возьмем колеса твои проверим - есть ли они в розыске.
            - Берите, пожалуйста. Только я пошел домой.
            - А вот домой бы тебя и не хотелось отпускать. Поехали со мной в участочек.
            - Не-а. Пока ордер не предъявите, никуда я не пойду.
            - А вот и ордер.

            Джентльмен дает инспектору в глаз, садится в полицейскую машину и уезжает. Погоня.





    Я могу говорить с тобой, не изменяя скорописи объяснений из уст в уста кочующих по моей жизни повестей, не изменяя всей летописи чувств, дрожащей судорожной рукой собранной впопыхах спешки (остановить, успеть затвердить эти глаголы [сущ. сказ. - зачеркнуто], бьющие горлом).
    Я могу говорить с тобой постепенно поступью отпечатывая, отчеканивая рисунок жизни, запечатляя его без боязни, что канет, умыкнут это безветренное, неутолимо ясное доброе утро моей молодости в тонкой поземке свежих облаков с кривыми барашками дыма, в бок уходящих от пароходиков на реке, не боясь за все мною видимое и не покушаясь на него скаредным [рукой - зачеркнуто] пером.


                    Расшифровка Татьяны Христич
                    Композиция Ольги Абрамович
                    Публикация Екатерины Михайловской


                    "Митин журнал", вып.49:                      
                    Следующий материал                     





Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"Митин журнал", вып.49

Copyright © 1998 Никита Михайловский (наследники)
Copyright © 1998 "Митин журнал"
Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru