I.
Знаешь, каждый герой умеет плакать, как мальчик.
Отвернись от него, не смей посылать ему письма.
Не будет добра от него, не будет пользы.
Как от принцессы нервной, недружелюбной Эльзы.
Смелыми могут быть только железные машины, настоящие паровозы.
Не может быть радости от испуганного героя.
Неприятно целовать мокрые веки, неуверенные руки.
Мокрые от слез, а не от крови.
Мама, у героя обязательно должна быть шпага,
таинственные глаза, как ночная Прага,
ордена и медная пуля под упругой кожей.
Не стыдно, не стыдно будет за такого друга.
II. Два театральных разговора
1.
Перед спектаклем балерине слышится голос:
"Не опаздывай, не опаздывай, - выходя из квартиры, часы свои сверь.
Да не упадет на город твой бестолковый песочек, беспощадный сель".
Прима долго думает, а потом шепчет таксисту:
"Это тоже болезнь, только тоньше. Едва уловима, лукава.
Этот блеск - раскаленная жидкость, бегущая лава. И
светящийся шлейф этой магмы, на самом деле, подарок.
Этой искрой, бледным таким созерцаньем не нарушишь
ни одиночества, ни тайны.
Кто улитку в траве находил, тот, наклонившись, терял другие алмазы".
В интерьере гримерной Жизель падает в кресло и чувствует:
"В колодце, где Люк - бес сна - отрывается от земли,
можно золото найти в золе, умереть в темноте, душу хранить в игле,
главное, деточка, не доверять голове, и
при каждом общении с господом богом
избавляйся от безрассудных толчков, точек, привычек.
Так покинут тебя разочарования и обломы".
2.
Пришло время - суфлер говорит артисту:
"Она, которая, как юноша, как анаконда, как цветок,
может быть песком, холодным выстрелом и окровавленным виском?"
После паузы артист отвечает суфлеру:
"Час ее краток, когда она становится шелковым платком".
В воде, заживляя растерзанную ткань, можно думать о будущей семье и
чувствовать, как набухающая гортань тянет голову к земле.
Восточные ветры, которые в детстве бередили дом,
спаленку, где куклы, поллюции и тайники
заставляют ежиться, быть не в своем уме
и выбрасывать в форточку дневники.
Суфлер, отговорив очередной спектакль, подсказывает в темноту:
"Она приходит, останавливается с глотком крови во рту, как никто никогда.
Одновременно как юноша, как анаконда, как цветок.
Слушает, улыбается, внимательна и горда".
III. Несложный немецкий разговор
Блудливая Гретхен шепчет своей камеристке:
помнишь
т о
танго,
как я танцевала, как наступала тебе на платье.
Ты знаешь, - это л
юю
ббб
оооо
ввввв
ьььььььььььььььььььььььь.
Безумная фрекен царапает камеристку, свистит ей в ухо:
помнишь
т у
тьму,
ту ночь, в которой мы кувыркались.
- я помню только дождь дождь дождь
о
д ь
ж
о д
д ж
о ь
д
д ж
о ь.
IV.
Переживай-переживай, но только не плачь - умерла Марго.
Завернули ее в шелка.
Понесли ее в поле полки на камни, на собачьи когти, волчьи клыки.
Потеряли знамя и коней, потеряли командира и трубача,
но не нашли камней.
Потеряли хлебы, воду и табак, не нашли волков.
Потеряны головы у солдат.
Несут завернутую в шелка Марго на небо, на облака, на закат.
Сама Марго ходила по городам.
Потеряла золотое кольцо, плакала, ногти кусала. Но никто не отдал.
Потеряла голос, волосы, королевский сафьян. Потеряла корону и короля.
Идут полки без командира, без еды и одежды,
пятый раз наступая в свои следы и
не зная пока, что потеряна Марго, завернутая в шелка.
V.
Кто сумеет Василия обмануть, кто сумеет сделать его сердце большим.
"Не пришвартовалось еще таких кораблей, не принесло таких птиц".
Может быть, есть снадобье или яд, от которых становишься другим.
Может быть, есть заколдованный медный круг, оловянный прут.
"Ему нужна страна, которую описал Пруст,
мир, который невозможен и прост.
А для этого нужно закрыть глаза и идти-идти под плеск и хруст. И
если он сможет пересечь весь свет, истоптав железные башмаки,
сердце его станет таким большим, что не уместится в руке".
VI.
Бози, ты знаешь, что в морях каждая актриса борется за свой наряд,
каждая акула бьется за свою сеть.
Бози, ты всегда лелеял свою смерть.
На узких улицах Белфасго есть булавка тонкая, есть миндаль и
есть нищая спившаяся балерина.
Она забьется в угол и запоет:
"Сладкий Гамлет садится в сахарный самолет, у которого крыло,
как в сказочке, из пастилы.
Летит датский принц и падает на Кавказ,
на песочные горы Махачкалы" (фр.).
Бози, лордом быть нелегко.
Нужно каждый палец беречь, не доверяя руке,
помнить о золотом руднике,
не останавливать взгляда на красивом моряке.
Бози, песенка у нас одна, прилипшая к небу желатиновой капелькой клея.
Помнишь, всплывала со дна, как стрекоза раздавленная Саломея.
VII. Гертруда и еще один разговор
Была ли Гертруда одна,
и если нет, то кто этот призрак, с которым она говорила.
Потом оседлала и била-била, пока не закапала кровь из воздуха, из пара.
"Гертруда была женой и королевой пира".
Зачем она испортила праздник, лицо умыла.
"Гертруда была облаком и вампиром".
Я помню время, когда из воды ставили стены, из дыма делали стрелы.
"Я помню - из волос вили плети, из чешуи шили платья".
Была ли Гертруда одна и была ли Гертруда.
"Мне трудно сказать. Она была монстром, энергетической грудой".
Научит ли она меня говорить правду, изображать круги и квадраты.
"Она выпьет твой мозг и сделает из тебя клоуна или солдата".
Только б не стало холодно клоуну и солдату.
Этим надменным парням, развратным братцам.
Тебе их жаль. Ты с ними выпивала, гладила по лицу, целовала руки.
Только б не стало им холодно, только б не стало им жарко
с польскою пулей во лбу,
когда они пересекают земли из Познани в Краков.
Выросли рукава у клоуна, закатились глаза, пена пошла изо рта.
Голого клоуна трудно узнать, трудно запомнить голого солдата,
когда они с медною пулей во лбу идут по польским полям.
