Митин журнал. Вып. 53 (1996 г.). Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович. С.282-287.

Предполагается, что "Обратный перевод" Анатолия Барзаха (Анатолий Барзах. Обратный перевод. Санкт-Петербург. Набоковский фонд - Митин журнал, 1995) - это возвращение к единственности первого впечатления, попытка вызволить его из заданных заранее литературоведческих терминов. Нельзя ли начать рецензию на это эссе с собственных первых впечатлений от него? Искушение велико, но плоть слаба. Эти впечатления возникают в ходе попыток продраться сквозь мутно тавтологическую массу этой работы и отыскать в ней главное (еще большее искушение - подозревать, что ты попросту этого "главного" не нашел, но это искушение необходимо преодолеть). Читательское раздражение усиливается тем фактом, что в эссе идет речь о важных вопросах изучения набоковского литературного метода, так что тот, чьи первые впечатления описаны выше, лишен даже невинного удовольствия бросить это чтение. Он продолжает читать, со скрипом и с надеждой. В центре внимания эссе Барзаха - поэтическая природа языка Набокова, то есть, частое использование им метафоричности и звуковых повторов, что и в самом деле является важнейшей характеристикой набоковского творчества. Особо выделен "Дар", в связи с которым сделаны два остроумных наблюдения о взаимоотношениях прозы и поэзии в этом романе: во-первых, то, что словесные каламбуры и словесные двусмысленности соответствуют двойному смыслу событий романа, точнее, их совмещающейся природе, а во-вторых, то, что поэзия, вернее, процесс поэтического творчества является тем материалом, из которого возникает проза. Это наблюдение выворачивает наизнанку аристотелевское классическое и все еще в значительной степени господствующее представление об искусстве как о мимезисе, подражании. Это то самое представление, что заявляет о себе в суждении Чернышевского, приводимом Годуновым-Чердынцевым: "Осязаемый предмет действует гораздо сильнее отвлеченного понятия о нем". Неочернышевленный читатель должен, конечно, понимать, что вовсе не осязаемые объекты, но "воспоминания и мечтания", которые Цетлин некогда назвал источником русской литературы Первой Эмиграции, являются той глиной, из которой Набоков лепит свою урну, столь же прекрасную и вечную, как греческая урна Китса. Создавая прозу из стихотворного материала, Набоков выбирает наиболее сильные и вместе с тем наиболее точные слова, ауторефлексивные и интертекстуальные. И главным недостатком эссе Барзаха является то обстоятельство, что, постоянно оперируя понятиями "правильность" и "точность", он, по-видимому, забывает приложить исповедываемое им к собственному тексту. Извлекая эти жемчужины тонких литературоведческих наблюдений, мы рискуем захлебнуться в океане личных, эмоционально насыщенных отступлений, в болоте приблизительностей. Барзах пытается рассмотреть набоковский текст "изнутри", а не "снаружи", используя ключевые слова, мгновенно вызывающие у читателя, знакомого с Набоковым, целый рой ассоциаций, связанных с миром писателя. Метод сей, однако, следует употреблять с осторожностью, иначе он станет самопародией. Обозначая набоковское поэтическое отношение к словам как "тяжелый дым", автор актуализирует в сознании читателя одноименный рассказ, концентрирующийся на наслаждении творчеством, испытываемом юным поэтом, наслаждении, которое затмевает все вокруг, включая и человеческие отношения - и это счастливая находка. А вот назойливое повторение словца из репертуара Годунова-Чердынцева "мерцание" (не менее чем 10 раз на 40 страницах, считая длинные и занудные примечания) несколько смешно. Стиль Барзаха - это сознательная попытка имитации набоковского циклического письма, его "спирали в круге". К сожалению, чрезмерная эксплуатация механизма "и т.д." отнюдь не достаточна для достижения вечности, к чему стремится Годунов-Чердынцев в своей "Жизни Чернышевского", и, конечно же, в "Даре". Исследование должно раскрывать скрытые секреты текста, чтобы высветить его сердцевину, что и впрямь возможно при использовании набоковского метода изложения, в том духе, как "Дар" заканчивается онегинскими стансами: Набоковское напоминание Пушкина напоминания Байрона. Барзах пытается имитировать набоковский метод, то есть, как показал Линецкий, метод деконструкции темпоральности дискурса. Но в критическом дискурсе деконструкция не предполагает дезинтеграцию. Текст может вызывать ассоциации, намекать, но он не должен запутывать. Что касается различия между "мотивированными" и "немотивированными" поэтическими элементами в прозе Набокова, то здесь возникает серьезное внутреннее противоречие или, скорее, прегрешение против "бритвы Оккама" ("Гносеологическая гнусность"). Если проза Набокова - это поэтическая проза, как, на мой взгляд, справедливо, утверждает Барзах, то использование поэтических средств является ее фундаментальным свойством, не зависящим от конкретного повествовательного материала. Барзах, однако, утверждает, что в то время как в "Даре" это оправдано тем фактом, что сам главный герой является поэтом, - в текстах вроде "Облако, озеро, башня" это не мотивировано и, таким образом, более неожиданно и оригинально. Едва ли можно принять такой, в духе Чернышевского, отрыв формы от содержания. Поэтический язык используется в набоковских произведениях в целом, чтобы пролить свет на скрытые уровни видимого бытия. Метафоры, каламбуры, рифмы, консонансы, ассонансы - все это ключи к тому, что Набоков называет тайной вспышек сознания (и "ключи" - это, конечно, еще одно ключевое слово, которое Барзах мог бы использовать в своей имитации Набокова - а почему он не сделал этого?). То, что Василий Иванович из "Облако, озеро, башня" не является профессиональным поэтом, не имеет никакого отношения к содержанию рассказа о борьбе поэтической индивидуальности против тоталитарных масс. Но именно эта борьба, снова и снова вспыхивающая на страницах набоковской прозы, и есть та мотивировка, которой не замечает Барзах. Принимая во внимание "лирическую" тональность повествования Барзаха, хочется также отбросить объективный тон и перейти к более личным замечаниям. Может, скажем, кто-нибудь объяснить, почему он называет "паром" - "диким"? И в чем различие между "балагурством" и "скоморошиной", объявленное, но так и не раскрытое на стр.9. (Следовало бы указать не номер страницы, а контекст, в котором делается это различение, - если бы в эссе существовало внятное членение). И наконец, к чему читателю корпеть над обозрением истории Европейской литературы, к тому же еще воспроизведенным несколько раз в различной форме в ходе изложения, если единственной его целью является доказательство того, что использование Набоковым поэтических средств - глубоко своеобразно, будучи неотъемлемой частью его прозы, а не субъективным пристрастием. Тут следовало бы напомнить о различении "мотивированного" и "немотивированного" использования поэтических средств, сделанном Барзахом в предшествующем параграфе. Не иссякает и мотив самопротиворечивости: если использование поэтических средств это и есть то, что отличает набоковскую прозу от предшествующих Романтизма и Реализма, то как можно ставить его в зависимость от сюжета или героев? Возвращаясь к эссе (да будет позволено, несмотря на приверженность Барзаха к первому впечатлению, перейти ко второму), отметим, что читатель отчасти может быть вознагражден его интересными наблюдениями об использовании поэтики в качестве сырого материала повествования, что особенно справедливо по отношению к "Дару" с его трансформацией ранней поэзии Годунова-Чердынцева в зрелую прозу. (Хотя и странно звучит сравнение Барзахом этих стихов с мандельштамовскими произведениями и его сетования на то, что стихи Мандельштама лучше автокомментария, в противоположность стихам Годунова-Чердынцева, которые слабее их прозаического "продолжения". Неужели Барзах не учитывает то, что поэзия Годунова-Чердынцева - это всего лишь ранняя стадия его творческого развития, несопоставимая с поэтическими достижениями одного из величайших поэтов первой половины 20-го века?). Можно только пожалеть, тем не менее, что остальная часть эссе достаточно туманна, чтобы практически обесценить эти наблюдения. Не желанное "мерцание", но погасший "просвет". Анат Бен-Амос Бакалавр в английской литературе и русских и славянских исследованиях; магистр в английской литературе. Диссертация: "Русские образы Дж.Конрада и Г.Уэст". Аспирантка, специализируется на русских романах Набокова.