Йоэль ХОФМАН

Бернард

Отрывок из романа


      Митин журнал.

          Вып. 54 (зима 1997 г.).
          Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович.
          С.41-63.



    После смерти жены Бернард подумал: "Мир бесконечен. За каждой галактикой есть еще одна галактика". Он попытался представить себе, как Паула, белея, постепенно сливается с великим порядком вселенной. Но смерть Паулы не так проста. "Где же, - подумал Бернард про себя, - находится сейчас Паула?"


    Когда родился Бернард

    Когда родился Бернард, все говорили: "У Зигмунда и Клары родился ребенок". Некоторые говорили: "Родился ребенок у Зигмунда и Клары", реже: "У Клары и Зигмунда родился ребенок", или: "Родился ребенок у Клары и Зигмунда". Что можно сказать о детстве Бернарда? Большую часть дней своих Бернард провел играя с куском воска [позже он приедет в Палестину, один]. Однажды, в "Черном Лесу", девочка по имени Лотте сказала Бернарду: "Унд ви хайст ду ден?", Бернард сказал: "Бернард Штейн". Тогда на мгновение Бернарду показалось [на него надели кожаные штаны под названием "никербокер"], что все будет происходить само по себе.


    Овдовев, Бернард

    Овдовев, Бернард не перестал быть тем чем был, а именно - неповторимым произведением. Никому не под силу сделать Бернарда. Порой Бернард сам удивляется: каким это образом, спрашивает себя Бернард, я превратился из крошки материи размером с горчичное зернышко в то что я сейчас [невероятно сложное существо]? Как-то раз Бернард прочел в книге Декарта, что в человеческом теле, в части называемой шишковидной железой, размещена душа, и оттого человек безмерно выше всех остальных существ, и его превосходит только Бог. А Бог есть, ведь Бог - самое совершенство, а верх совершенства не может не обладать всеми свойствами, присущими миру. А одно из присущих миру свойств есть свойство бытия [свойство, отличающее то что есть от того, чего нет. Например, изображение обогревателя от обогревателя]. Отсюда что если Бога нет, то он не может быть самым совершенством, так как совершенное более совершенно в случае если оно есть чем если его нет. Отсюда что само совершенство не может не быть и значит [написал Декарт] - оно есть. Но пока Бернард и Паула перебирались из Мошавы Германит на улицу Штраус, книга Декарта куда-то затерялась.


    Дом на улице Штраус

    Дом на улице Штраус, говорит Бенвенисти, принадлежит родственнице покойной [он думает, думает Бернард, что все женщины сделаны из мяса], но движимое имущество господин вправе забрать. В последнее время у него вздуваются вены на ногах, и поэтому, говорит Бенвенисти, он едет по указанию вРРрача в Бейрут. Всевышний, говорит он, утешит Бернарда среди прочей горести Сионской и Иерусалимской. Бернард думает: "Если бы Эль Греко не написал картину "Скорбь в Гефсимании", не вздулись бы вены на ногах у Бенвенисти. И наоборот, если бы не вздулись вены на ногах у Бенвенисти, Эль Греко не написал бы "Скорбь в Гефсимании". Люди отличают одну вещь от другой из-за недалекости их восприятия, а вот с точки зрения Бога которому не надо ждать пока что-то свершится поскольку он видит все три времени одновременно, все вещи есть нечто одно, нечто простое". Он запирает дом на улице Штраус [соломенные шляпы Паулы лежат рядком в темном коридоре] и поселяется в комнате с кроватью и раковиной, на улице Невиим.


    На Невиим он думает

    На Невиим он думает про первую ночь Паулы в земле [Паула скользнула в яму как будто стремилась туда попасть]. Член Бернарда твердеет. Всю мою жизнь, думает Бернард, я посвящу обнаружению правды. Напоследок Бернард сочиняет себе песню, траурную или колыбельную [но не прилагает усилий чтобы ее записать]:


    Привиделось мне что

          [Привиделось мне что] Бернард
          Привязал курицу к бруску металла
          [Вроде кузнечной наковальни]
          И рядом с ней он коротает дни

    Шлаф Бернардлайн
    Шлисе дайне ойгеляйн

    Спи маленький Бернард
    Закрой свои глазки

          Вечером с наковальней
          в одной руке [в другой руке
          стул] вошел
          в дом

          Шлаф Бернардлайн
          Шлисе дайне ойгеляйн

          Когда он умер соседи
          Перерезали веревку
          Которой он привязал ногу
          [курицы] к бруску металла

          Шлаф Бернардлайн
          Шлисе дайне ойгеляйн

          Но [так мне привиделось]
          Курица пожелала остаться
          Еще на пять дней
          У дома на улице Штраус

          Шлаф Бернардлайн
          Шлисе дайне ойгеляйн


    Когда Бернард открывает глаза

    Когда Бернард открывает глаза и видит незнакомый потолок, он вновь вспоминает о смерти Паулы. Из-за дневного света Бернарду кажется что Паула там, где она и должна быть. Но когда он рисует ее перед своими глазами [он думает: "пыль на губах ее"], его сердце готово разорваться на части. Он видит свое отражение в зеркале и думает: "Все случается только однажды. И этот момент [Паула умерла, Бернард, в пижаме, на улице Невиим] не повторится." Он пытается вообразить себе мир без Бернарда, но всякий раз обнаруживает себя в углу рамы. Картины мира, думает Бернард, это ни что иное как картины моего воображения.


    Бернард сидит за столиком

    Бернард сидит за столиком, который поставлен так, что половина его в кафе, а половина - на улице. Он думает о продавце обуви господине Зафте, тот вечно стоит в дверях магазина на улице Штраус и смотрит на обувь прохожих. Голос у господина Зафта бесцветный, как будто у него что-то сломалось в горле. Господину Зафту, думает Бернард, уже не видать туфлей Паулы [комки глины шлепнулись на ее живот]. Он представляет себе, что тоже умер [тело Бернарда распростерто на площади Усышкина. Мошковиц кричит "сделайте ему искусственное дыхание"]. По улице проходит Эрцог. И несмотря на то, что Бернард не помнит что именно было между ним и Эрцогом, он чувствует, что скорее это он обязан Эрцогу, нежели Эрцог обязан ему. Голову кружит учение Спинозы: человеку видны лишь внешние причины, они-то и дают ему уверенность в том, что что-то происходит. Действительно, кафе, площадь Усышкина и прочие чувственности [цвета, звуки, запахи] - суть абстрактные формы логики. Но сама эта логика - божественна, и человеку с его зашоренностью она непостижима.


    Густав Биньямин говорит

    Густав Биньямин говорит: "Я слышал о случившемся [Бернард думает: "Случившееся?"]". Густав берет ладонь Бернарда и держит ее в своих ладонях. Внезапно Бернард осознает, что его печаль о смерти Паулы пройдет. Он заказывает кофе с молоком и две булочки. Вонзая в них зубы, он повторяет про себя [раз может быть двадцать]:

    "Эс вар айн унд ист нишьт мер
    айн ризн гросен теди бер
    эр вар зо грос ви айн хальбес брот
    унд альс штарб да вар эр тот".

    Жил да был и вот не стало
    Преогромного медвежонка
    Он был велик как полбуханки хлеба
    А преставившись, он умер

    Он медленно пьет кофе [думает: "Я никогда не видел двугорбого верблюда"]. Наконец, он говорит: "Ну что, Густав, как дела?"


    Божественным планом было установлено

    Божественным планом было установлено, что руки Густава будут достигать колен [но Густав, наделенный свободой воли, вправе укоротить свои руки как ему заблагорассудится]. Густав повествует о доброте некоего, в чьем доме он установил унитаз, а также славит унитаз, который он там установил [он приспосабливается к Палестине. Опять говорит "слесарь" вместо "инсталлятор"], Бернард тоже с готовностью говорит про унитаз. Внезапно он преисполняется игривости [он думает: "Почему бы и нет? Почему бы и нет? Почему бы и нет?]:


    Бернард большая птица
    [он возьмет вещи] и полетит
    в далекую страну. Люди
    посмотрят в небо и скажут:
    Смотрите. Вон Бернард.
    Большая пестрая птица.
    Он пролетает мимо по пути
    в далекую страну. Он легкотел.
    Он несет свои пятьдесят лет
    [лето, зима, весна, осень]
    Он любит [якобы
    в кафе на площади Усышкина]
    Всех и Густава.


    В районе Северного Полюса

    В районе Северного Полюса в небе появляются светящиеся дуги [однако между этим и историей Бернарда нет смыкания глав]. Бернард думает: "Сильвия, гиб вассер" и не знает, почему [есть, думает он, мысли, образы...]. Еще до того как Паула умерла, Бернард думал "Сильвия, гиб вассер". Теперь, после ее ухода [в минуты благодати она называла его "Мушл"], эта фраза будто высвободилась со дна его души, всплыла, расползлась по телу как болотная ряска. Иногда Бернард приставляет палец к виску и считает удары сердца [он думает "Я Бернард"]. А бывает, ему думается "Цеппелин" - воздушный корабль названный по имени немецкого аристократа "Фон-Цеппелин", или "rabe", а по-английски "raven" или "crow". Такие мысли вызывают у Бернарда недоумение. "Ну и что с того, - думает он, - что Карл Великий был сыном Пипина Короткого [или отцом?]. Бернард видит, что собаки бегают, бегают себе и всё. Он язвит себя: "А я-то, умник хренов, каков бы я был, - думает он, - если бы меня голышом выставить?" Слова "и снова здорово" завораживают Бернарда. Если бы Паула произвела на свет ребенка, этот ребенок произвел бы еще одного, а тот в свою очередь еще одного и так далее по тексту. Бернард представляет себе: колесо сменило направление, и вот он держит на руках своего мертвого отца Зигмунда и убаюкивает того так, как тот, бывало, убаюкивал его [правда, у младенца Зигмунда лицо в морщинах].


    Видок у Бернарда не очень

    Видок у Бернарда не очень [однако в действительности он, как говорит мясник, "аза мин гит штикл флайш аз эс махт нихт ойс ви мэн шнайдт"]. На Невиим он ощущает, что ему не хватает Паулы. Тонкий след дерьма тянется вдоль его подштанников [из дома на улице Штраус он принес только фотоальбом и несколько простыней]. По утрам он говорит: "Ах, майн либер готт", иногда дважды. Голова его полна гнусностей. Он произносит про себя "я" и "найн" до тех пор пока одно не вытеснит другое. В кафе его не спрашивают, подают кофе с молоком и две булочки. Он думает: "Скоро я стану неким героем из рассказа, который называется реалистическим". Душа его привязывается к душе Густава [только одному ему известно, что Густав способен выйти за пределы себя]. Он [то есть Густав] заваривает чай. Пока не закипит чайник, он [Густав] стоит, Бернард тоже [Бернард стоит]. Густавова кухня - это зерно мироздания, и Бернард, глядя в потолок, на густавову лампочку, начинает плакать.


    В декабре Бернард простужается

    В декабре Бернард простужается [его тело пробирает стужа]. Он идет к дому на улице Штраус [Бернард находится на поверхности земного шара и не падает с него, но когда кто-либо прочтет эти слова, небесное тело под названием земной шар будет уже в совершенно другой точке тьмы] чтобы взять оттуда обогреватель, дома пытается зажечь его, но руки его не слушаются. У него свербит горло, щеки горят. Врач велит ему идти теперь туда-то делать снимок легких, Бернард идет туда-то, сидит на скамье и тихонько напевает: "майне лунген", до тех пор, пока чиновник сидящий в будке не произносит: "Штейн". В первый раз со смерти Паулы тела Бернарда касаются женские пальцы. Женщина велит ему прижать соски к листу железа - "Вдохните, - говорит она - и ждите." Бернард вдыхает и ждет. Потом он снова сидит на скамье пока чиновник в будке не произносит: "Штейн".


    Когда Бернард поправляется

    Когда Бернард поправляется, [снимок груди показал, что когда-то у него был туберкулез, но ткань зажила сама по себе] он снова идет к Густаву [тот навещал его во время болезни], и там, у Густава, он то ли говорит, то ли не говорит [радиоприемник вещает про Гитлера] "Вер ист Сильвия?", и только потому что Густав произносит: "Сильвия?", он узнает, что действительно сказал то что сказал. Потом Бернард молчит [иногда ему трудно мочиться. Приходится давить руками на пах], Густав тоже молчит, и слова "вер ист сильвия" пребывают [остаются подвешенными] под потолком, вокруг электрической груши.


    Дни взаимосвязаны

    Дни взаимосвязаны как шестерни. Один день переползает в другой. В теле Бернарда много костей, и он носит их день за днем сам, без чьей-либо помощи. Когда-то и Бенвенисти был младенцем. Он лежал [красный комок] в колыбели с узорами поверху. Кто бы мог представить, что позже его горло исторгнет "родственницы покойной" [четыре о]. В Палестине воздух большую часть времени прозрачный. Никому нет дела до бернардовых костей. Бенвенисти говорит [его младенчество не краше бернардовой старости]: "Имущество покойницы не содержало недвижимости, но содержало ценные бумаги. Теперь эти бумаги передаются в распоряжение господина." Когда Бернард выходит оттуда, он заводит руки назад и раздвигает ягодицы.


    Иногда Бернард с Густавом говорят

    Иногда Бернард с Густавом говорят о чудесах. Густав говорит: "Вчера один араб из Иерихо принес доктору Зусману свежевылупившегося цыпленка о четырех ногах". "Ну и что, - говорит Бернард, - а задумывался ли ты над фактом, что и венгерские женщины рожают?" "А в прошлом году, - говорит Густав, - на свадебной вечеринке в Дамаске семнадцать человек погибли от бенгальских огней". Бернард говорит: "Человек по имени Файнгольд идет с чемоданом в руке."


    И поскольку Гитлер вторгается в Польшу

    И поскольку Гитлер вторгается в Польшу, Густав наклеивает ленточки клейкой бумаги на кухонное окно и покрывает их полосками черной материи. Он говорит: "Это не может хорошо кончиться". Кроме того бумаги, оставленные Паулой, значительно упали в цене, но Бернарда это мало заботит. Он смотрит на Густава, что под электрической грушей [чей свет сейчас весь внутри], и думает: "Вот добрый Густав". В те дни, когда воздух непрозрачен, он выходит на улицу и движется среди домов [он представляет себе что он корабль]. Его ноги погружены в воду, голова помещена в туман. У него нет вещей. Он - бесконечный Бернард. Люди пролетают мимо как в зеркале.


    У дома на Невиим

    У дома на Невиим он роется в карманах и не находит ключа к железным воротам. Он стучит и ждет когда кто-нибудь выйдет и откроет. Он устремляет взор вверх и говорит не громко, но и не тихо: "Алло...". Затем он вновь стучит в ворота, но никого нет. Он вновь поднимает голову и говорит "Алло..." погромче. Поскольку никто не выходит, Бернард раздумывает, не повысить ли ему голос еще. В конце концов он идет к Густаву, стучит в дверь и говорит:
    "Их хабе майнен шлюссель ферлорен".


    Бернарду мерещится

    Бернарду мерещится, что люди все время бубнят "Бернард, приди в себя, Бернард приди в себя" [или "приди в себя, Бернард"]. Он знает, ему надо научиться вести беседы про Борухова и плясать, пока из подмышек не закапает пот, но не знает, как ему это сделать. Когда он приехал в Палестину [из-за пустоты внутри], он увидел одного верблюда, несущего солнечный диск на спине. Потом солнечный диск скатился и провалился в верблюжьи кишки. А на исходе дня силуэт верблюда виднелся между краем моря и началом небес. С тех пор Бернард смотрит в лица встречных верблюдов, а верблюды глядят [их глаза говорят: "Да, все оно так и есть"] в лицо Бернарду. Порой Бернард представляет себе себя самого в качестве Бернарда-верблюда, его окружают верблюды, верблюды - их стопы в прибрежном песке а голова [они лижут звезды] - в небе.


    В феврале падает снег

    В феврале падает снег, покрывает улицы. На площади Усышкина перед Бернардом предстает человек и произносит:
    Draga Fodor uram, hogy az Isten ladja meg, nagyon remelem hogy a rabbi ur mar beszelt rolam, draga uram, az utobbi idoben hozzam jutott a Babeli Talmud egy borkoteses diszkiadasa, igazi mecije. valaki, aki elutazott Amerikaba hagyta nalam a sulya miatt. Olcson adom es meg egy nagy micvat is tetszik csinalni. A Rabbi ur is azt mondta. Csalados ember vagyok kerem, ket lanyt kell ferjhez adnom, de mit tudok en adni nekik kerem, meg stafirungjuk sincs...

    [Можно сидеть и говорить о чудесах]

    [Можно сидеть и говорить о чудесах, но всего чудеснее то, что можно сидеть и говорить]. Порой Бернард позволяет себе скушать шницель. "Почему, - задается он вопросом, - что-то вообще существует?" Он разрезает воображаемые золотые яблоки, сок стекает со срезов в стеклянные стаканы. Голова его забита развратными картинами [только Густав зовет его "Бернард". Остальные люди зовут его "Господин Штейн"]. Паулу он вспоминает не каждый день. Когда дети распевают "Цветет миндаль", ему представляются вишневые деревья.


    Невольно Бернард

    Невольно Бернард гордится своим знанием значения слова "cockpit". Картины былого возвращаются к нему [из-за белого света Палестины] неохотно. Он думает: "Кто сейчас заполняет лоскут пространства, где ранее было тело моего отца Зигмунда?" "Где хранятся звуки голоса моей умершей матери Клары?" "Пролегла ли по миру невидимая линия по пути следования Бернарда Штейна из Берлина в Палестину?" И еще одна мысль: "Может ли человек помнить воспоминания?" У него на уме одна или две постоянные глупости [как, например, он сказал однажды одному арабу: "Мафхум?"]


    И даже несмотря на то

    И даже несмотря на то, что рот Бернарда полон зубов [чуть ли не как волчья пасть, правда бернардовы зубы по большей части обломки], он воображает себя сочинителем реалистического рассказа [вроде такого, где герой роняет семя в раковину умывальника]; в этот рассказ, впрочем, вплетены сердечные переживания [тонкой нитью ]:

    Д.Ш.Григорий изящно взял руку Изабеллы и приблизил ее к свету лампы. "Что ж, - произнес он, - это кожный грибок".


    Каждый раз, когда Бернард встречает

    Каждый раз, когда Бернард встречает Эрцога, Эрцог говорит: "Ну, что расскажешь?", на что Бернард по привычке отвечает: "Хорошо, спасибо". Но в тех случаях, когда Бернард набирается решительности, чтобы ответить: "А ты что расскажешь?", Эрцог [с незапамятных времен было предрешено, что Эрцог всегда победитель] говорит лишь: "Ну?" А за Палестиной Гитлер [и у него на причинном месте растут волосы] повсюду вторгается и завоевывает все что может. Был бы Бернард помоложе, пошел бы с ним воевать. Но Бернарду кажется ["Изабелла вышла, но аромат ее тела остался в комнате"] что все это уже однажды происходило, в точности так же, как сейчас.


    В марте под Иерусалимом

    В марте под Иерусалимом возрождаются травы. Бернард находит в кармане брюк список, который написала для него Паула:

            3 или 4 лимона
            ротель помидоров [не мягких]
            несколько огурцов
            электрическая груша

    "Надо," - подумал Бернард, - "чтобы Д.Ш.Григорий пошел к зеленщику и купил то, что написала ему Изабелла. Потом он должен разыскать магазин электрических груш и купить одну электрическую грушу. Но груша должна сгореть или взорваться, вроде намека на то, что Изабелла умерла." И еще он думает [будто в него вселился бес]: "Сталагмиты растут снизу вверх, а сталактиты растут сверху вниз", и ему кажется - стоит только поменять местами слова, как нарушится мировой порядок.


    В мае голландская королева спасается бегством

    В мае голландская королева спасается бегством от Гитлера. Сначала, думает Бернард, она притягивает лодку канатом к дуврской пристани. Затем она подбирает подол платья [на него налипли ракушки] и входит в магазин курительных трубок [запах табака перемешивается с запахом Вильгельмины]. В июне в Лондон приезжают другие европейские короли. Зогу, король албанский, приезжает с женой, у нее на руках ребенок. С севера приезжает Хакон, король норвежский [у него наморщен лоб], один. Бернард представляет себе, как все они сидят за сытным обедом, и среди них польский президент - толстяк Радкевич. Сначала они едят чечевичную похлебку. Албанский король [однажды встречавшийся в Москве с Д.Ш.Григорием] поглощает похлебку с шумным хлюпанием. Толстяк Радкевич, повязанный салфеткой, изо всех сил изгаляется перед Вильгельминой. Хакон же тем временем кладет ложку и погружается в раздумья [албанка обнажает грудь в углу]. Вильгельмина [порозовев] говорит: "Я считаю, что необходимо вынести на обсуждение Гитлера". "А я, - говорит Ха кон, - считаю, что вы должны были пригласить чеха Бенеша." "Бенеш, - говорит толстяк Радкевич, - Немеш." Албанец спрашивает "Что значит Немеш?" "Немеш, - говорит толстяк Радкевич, - это веснушка, веснотка. Крапина, появляющаяся на лице, как в предложении "лицо девушки было покрыто веснушками".


    Если бы Густав

    Если бы Густав [не знающий ни отца ни матери] воздел руки кверху, Гитлер пал бы перед ним на колени. Длинные руки Густава подходят по форме к тому кресту, у которого каждый конец согнут в другую сторону [поэтому Густав - согнутое распятие]. В последнее время происходят странные вещи - например, кто-то приходит под покровом ночи и взывает: "Господин Биньямин! Трубы лопнули, вода прибывает"... На что Густав отвечает: "Да, да, я одеваю и иду там"...


    А мне, думает Бернард, мне-то что нужно

    А мне, думает Бернард, мне-то что нужно? Ничего-то мне не нужно, только вот лицо да яйцо. Как будет у меня лицо да яйцо, станцую в Палестине танец чарльстоун [у Иордана будет стоять негр с трубой]. Или тогда халуцим [проживающие в Дании] падут ниц и скажут "Алиллуйя! Этого-то мы и ждали чуть ли не две тысячи лет! Чтобы Бернард Штейн, сын Зигмунда и Клары [пятидесятилетний вдовец] приехал из Берлина в Палестину и омылся святой водой!"


    В июле

    В июле Бернард и Густав идут в кино и видят [корявые руки Густава - обнаженные корни дерева - обвивают спинку стула ] Кларка Гейбла и Вивиан Ли. На Хайфу падают итальянские бомбы [правда, числом куда меньшим, чем немецкие, падающие в ту же самую минуту на Лондон]. А в августе стоит некий Франк Джексон на углу улицы в Мексико-Сити. И когда приходит Троцкий, он спрашивает: Лейб? Троцкий говорит: Раньше был Лейб. Потом он спрашивает: Бронштейн? Троцкий спрашивает: А что? Джексон говорит: А тебе какая разница? Троцкий говорит: Да! Джексон спрашивает: Что - да? Троцкий говорит: раньше был Бронштейн. Джексон спрашивает: А теперь? Троцкий спрашивает: что теперь? Джексон говорит: Сам знаешь! Троцкий говорит: Теперь Леон Троцкий. Франк Джексон выхватывает револьвер и выпускает в Лейба Бронштейна четыре пули [по количеству слогов в его последнем имени-фамилии]. Все думают, что Франк Джексон сделал дело по указанию Иосифа Сталина. На самом же деле Франк Джексон родился в бельгийской семье в Иране. И Бернарду представляются родители Франка Джексона в Исфахане, как один из них говорит другому по-фламандски: "Назовем этого ребенка Франком."


    В Берлине, когда он был молодым

    В Берлине, когда он был молодым, потом в Иерусалиме [незадолго до того, как женился на Пауле] Бернард прочел в книге одного датчанина, что лучше всех людей был отец Авраам, он без колебаний принес в жертву своего сына Ицхака [чудо - человек ответвляется от другого человека] в угоду Богу. И когда Паула не могла зачать [в ее внутренностях не зародилось чадо] Бернард подумал, что лучше бы Авраам отдал ему [Бернарду], а не Богу, своего сына. Но в последнее время Бернард думает: "Только Паула называла бы ребенка его именем, так, как будто никакого другого имени у него быть не могло. А я, что бы я делал с ребенком? А ребенок, что делал бы он, в свою очередь, со своим ребенком? По лицам новорожденных видно, они станут продавцами ковров и клерками на почте. Образы это звуки [я вижу коня и слышу "конь"], плоть прозрачна."


    Густав спрашивает

    Густав спрашивает, стоит ли ему примкнуть к рядам английской армии [Эрцог или кто-то другой рассказал ему, что англичане ищут слесарей днем с огнем]. Но Бернард говорит: und wie... und wie [три раза]. Он думает: если бы все блюда и напитки, попавшие ко мне в рот в течение всех дней моей жизни, собрались вместе, какая бы вышла куча? И ввиду этой кучи, принимая ее во внимание, в связи с ней, кто такой Д.Ш.Григорий и кто такая Изабелла? [Огромный сновидящий куль съестного, сын Зигмунда Штейна. Не так ли?] Он может смотреть на Густава с высоты. Пробежало время летних испражнений. Теперь Густав - Густав Сентябрь. Стекло в оправе очков [Бернарда] сдвигается со своего места. Из невооруженного глаза вылетают итальянские самолеты. Он бомбит Тель-Авив. Он убивает Иосифа Зальвянского [сына Давида Зальвянского. Не так ли?] и Зискинда, и Турджемана и прочих, и прочих [он может убивать кого угодно]. Ему не нужна Паула [пусть говорит теперь "Мушл" кому-нибудь другому]. Он поганый святой и жалеет только детей.


    Бернард видит

    Бернард видит разных вдов и продавщиц галантерейных магазинов и представляет себе, что их зовут Цельникер или Фишбайн. Он думает: "Если ее зовут Цельникер или Фишбайн, я не хочу вдаваться в ее подробности" [однако внутренне он поступает с ней по своему усмотрению]. Он любит Махатму Ганди, который изо дня в день сидит с веретеном и вьет нить [старый распутник!]. Разве сам Бог не приказал пророку Осии "иди возьми себе блудницу"? Раввины, думает он, видят только пальцы рук, а пальцев ног не видят [ведь стоило Йоханану Бен-Закаю снять сандалию и выставить свою ногу перед мудрецами, как те признали его правоту]. А с Густавом, у которого все тело пронизано сосудами и который изо дня в день опутывает дома трубами ["фир цоль"] изобилия, что с ним сделают раввины? Решат ли они, что Густава не было и нет, что Густав - притча [мол, Палестина дурачит своих жильцов призрачными видениями]? Но потому именно и любит Бернард Густава, что тот является недопустимым [Густав невозможен]. Так что же говорит Густав в полночь? Он говорит: "Бернард". Он говорит: "Бернард завтра". Он говорит: "Бернард завтра я" [еще он говорит "чиню твой кран"].


    Бернард не знает

    Бернард не знает, вернулся ли Бенвенисти из Бейрута, но представляет себе, что тот вернулся и спрашивает, встало ли все на свои места. Он [то есть Бернард] раздумывает, что ответить Бенвенисти и решает, что спросит его, встречался ли он в Бейруте с Оскаром Кокошкой. Бенвенисти сильно огорчится, что не встретился с Кокошкой. Ему [то есть Бенвенисти] будет очень непросто выговорить имя Кокошки [его зовут Кокошка], но Бернард пообещает ему [Бенвенисти], написать ему [Оскару Кокошке] и попросить его посмотреть ноги Бенвенисти.


    В этом году океан наполняется

    В этом году океан наполняется бесчисленным множеством звуков. По его волнам плывет Игорь Стравинский. По нему плывет Арнольд Шенберг. Плывут также Пауль Хиндемит и Бела Барток и Дариус Мийо и Курт Вайль [они бегут из Европы в Соединенные Штаты]. А в декабре первый секретарь правительства [Палестины] заявляет, что правительство запрещает отныне трубить в шофары, звук которых напоминает звук сирены. И Бернард представляет себе, что на звук сирены явится Мессия [из Лиссабона]. Выйдет из портовых ворот, оглядится, заметит надпись на стене ["Колодный и сыновья - строительные материалы"], и скажет: "Слышаха глас воркующий ако голубь". И дойдет пешком до улицы Алленби и отправится на такси в Кирьят-Моцкин, и там, возле продуктовой лавки, встретит Сару Цитроненбойм. Он скажет "Аз есмь Машиах Бен Давид", а Сара скажет: "Вус нох?". И Бернард видит [в воображении], как шофары, в которые уже перестали трубить, возвращаются на головы оленей, пасущихся на горах, и олени, с шофарами на головах, трубным, плачущим зовом взывают к любви, но оленихи не идут [их взгляды прикованы к сиренам]. Бернарду тоже иногда слышится голос его мертвой матери Клары. Он думает: все звуки мира намотаны как нитки на одну катушку [невидимую], катушка вертится, и голоса звучат.


    Тот, кому придет в голову

    Тот, кому придет в голову написать книгу о моей жизни, думает Бернард, возьмет в руки рентгеновский снимок моей грудной клетки. Однако чем подтверждено существование в мире Д.Ш.Григория [где находится его грудная клетка], Бернарду неизвестно. Если Д.Ш.Григорий находится в моей голове, думает Бернард, то в чьей голове нахожусь я? Так или иначе, Д.Ш.Григорий родился в Москве у Павла и Екатерины Шолоховых. При рождении его лицо напоминало лицо деда Екатерины по отцовской линии, Григория Грозного. Поэтому Павел, охваченный веселым легкомыслием, нарек ребенка Григорием. Лишь позже [с тем, чтобы воздать должное традиции] к его знаменитому имени было прибавлено "Д.Ш." - намек на имена остальных предков. Павел был человеком светлой души [хорошее настроение не покидало его даже во сне] но в Екатерине можно было различить отголосок грусти [в ней можно было различить отголосок грусти]. С первого взгляда Д.Ш.Григорий производил впечатление мальчика угрюмого, однако в глубине его души теплилась искра озорства. Позже, Д.Ш.Григорий скажет Изабелле: "Мать одевалась мною наизнанку, а отец - с изнанки налицо".


    Когда родился Д.Ш.Григорий

    Когда родился Д.Ш.Григорий, Григория Грозного уже не было в живых. Однако том "Омуртаг-хана и турецко-болгарского царства" стоял вроде могильной плиты посередине между иконами "Владимирская Богородица" и "Пречистая дева Донская". "Дед мой, - сказала однажды Екатерина Д.Ш.Григорию, - в честь которого ты был назван, был человеком блестящих познаний. Во всей России не было лучшего знатока истории турецко-болгарского царства." Но лишь от отца Д.Ш.Григорию удалось узнать, за что его прадед был прозван Грозным. "С того дня, как твой прадед превратился из мальчика в юношу, лезвие бритвы ни разу не коснулось его подбородка [прежде на его подбородке волосы не росли]. На середине жизненного пути, когда борода его доросла до колен, прадед запрятал ее в футляр из синего бархата, который закреплялся у подбородка, и до конца дней своих носил бороду в футляре, согласно обычаям турецко-болгарских ханов. Таким и запомнили его современники - сидит на стуле, футляр покоится у него на груди, а сам он пьет из большого серебряного кубка [как принято у турков] вино, разбавленное водой и кровью."


    В детстве Бернард летал

    В детстве Бернард летал на диком гусе в небесах Лапландии. Много разных вещей успело случиться с ним, с Зигмундом, Кларой. Зигмунд и Клара умерли, Бернард приехал в Палестину один и женился на Пауле, и Паула тоже умерла, и за все эти годы Бернард ни разу не сказал "Ахлан". Зобатые существа, расхаживающие по Палестине со словом "ахлан", ему противны. Ему хочется спросить: "А Бернард, сын Зигмунда, что - не человек?" Иногда слово "ахлан" говорят и низкорослые, хилые люди, и при их виде Бернард чувствует себя пристыженным, как если бы они показывали ему свое причинное место. Мальчик Д.Ш.Григорий, думает Бернард, - и он Нильс Хольгерсон. Если бы можно было рассказать, как тело касается перьев...


    Двадцать восьмого марта

    Двадцать восьмого марта разыгрывается ожесточенный морской бой. Две тысячи четыреста итальянцев тонут в море [пятистам итальянцам удается выбраться из воды]. Ни один английский моряк не пострадал [зато в тот день умерла Вирджиния Вульф]. Бернард приказывает себе сосчитать от одного до двух тысяч четырехсот, но останавливается на ста семидесяти. Его занимает вопрос: сказал ли кто-нибудь [прежде чем погрузиться в море] "арриведерчи". Воздух над водой был полон криками, в воде же [на глубину мизинца] царила тишина. Эти картины не радуют Бернарда, но и не огорчают. Он навязывает себе другую мысль: могут ли физики объяснить запахи?


    И каким же это образом, думает Бернард

    И каким же это образом, думает Бернард, человек может перевести картины в слова? Тощие ноги Паулы перед смертью. Выражение лица Густава. Предположим, думает он, что сын Бога в самом деле низошел в мир [Бернарду, против его воли, представляется немец, который снимает шляпу и спрашивает Йешуа: "Ви гет эс инэн, фатер?"], в таком случае он обнаружил бы на земле бесконечное множество вещей, каждая из которых в сущности своей отлична от другой. Если б я был сыном Бога [или апостолом Сына], думает Бернард, я обращал бы послания не к коринфянам, а к тому или иному коринфянину, не к евреям, а к тому или иному еврею, а также к каждому из двухсот сорока тысяч римлян.


    Бернарду снится

    Бернарду снится, что он умер, и что Паула сидит на высоком стуле и пожимает руки пришедших ее утешить. "В его последние недели," - говорит Паула [у нее довольное лицо], - "он помнил каждую маленькую подробность двадцать четвертого года своей жизни. Ему снова было двадцать четыре. Про остальные годы он не помнил ничего." Потом она говорит: "Всем казалось, что рана в его голове невелика. Одна я знала, что эта рана расползлась вглубь".


    В апреле Роммель

    В апреле Роммель завоевывает Бенгази. Тобрук находится под контролем англичан. Немцы захватывают Югославию. Англичане освобождают Эфиопию [Бернард думает: "пусть повитухи хоронят"]. А седьмого мая Хайле Селассие возвращается в Аддис-Абебу. Толпы эфиопов стоят вдоль дороги и приветствуют императора. Правительственный автомобиль останавливается у дворца, императору не удается открыть дверь и помощникам приходится извлекать его через окно. Десятого мая Рудольф Гесс приземляется на парашюте в шотландском поместье графа Гамильтона. "Я пришел, - говорит он, - спасти человечество." "Чудесно, - говорит граф, - однако непонятно, почему для этого необходимо топтать мои лилии."


    Футляр для волос и кубки с кровью

    Футляр для бороды и кубки с кровью будоражат воображение мальчика Д.Ш.Григория. Он воображает, будто он Омуртаг-хан. Он решает, что будет говорить только по-турецки [это бесит Екатерину]. Он проносится по коридорам верхом на чистокровном скакуне [иногда Павел соглашается пасть от его меча]. И, пусть Д.Ш.Григорий растет из мысли Бернарда, Бернард не способен навязать Д.Ш.Григорию того что будет. Бернард воображает, как горничная Маша говорит "положи руку сюда" и как Д.Ш.Григорий кладет руку на ее колено [и она торопит его: "Выше, выше..."], зная, что все эти вещи происходят не с Д.Ш.Григорием, а с ним самим.


    Прежде, чем родился Д.Ш.Григорий

    Прежде, чем родился Д.Ш.Григорий, его отец Павел отправился через море в Америку и там участвовал в большом сражении при Саратоге. С ним рядом сражался француз по имени Лафайет и два поляка, Костюшко и Полацкий [а также один немец по фамилии Штойбен]. В этом бою погиб Костюшко, а Павла лишил левой ноги меч английского всадника [Штойбен тоже умер]. Это приключение отпечаталось в памяти Павла двумя картинами: картина Джона Синглтона Копли "Портрет леди Бойлстон" и картина человека, который стоит на пороге дома [сразу за домом начинались поля пшеницы] и говорит: "Я здесь не живу".


    Павел развязывал

    Павел развязывал кожаные ремни, которыми протез пристегивался к его телу, похлопывал ладонью по красному мясу [обрубок ноги, избавленный от мучений, юлил как радостное дитя] и говорил: "Вот тебе!", и со временем мальчик Д.Ш.Григорий сравнил: деревянная нога принадлежит Павлу также, как ему принадлежит трубка. Деревянная нога [нога сгорела, когда Наполеон стоял под Москвой. Извозчики кричали: "Павел Шолохов, где твоя нога?"] является его имуществом. Но каким образом принадлежит Павлу его мясная нога? Если Павлу принадлежит его мясная нога, таким же самым образом ему принадлежат его внутренности, глаза и голова. Весь Павел является имуществом Павла. А где же сам Павел [члены которого являются его имуществом]? Допустим, думал Д.Ш.Григорий, что мясная нога Павла является [в некотором смысле] самим Павлом. Но если Павел - это его нога и живот и внутренности и уши, где же тогда сам Павел?


    Нерв это волокно

    Нерв - это волокно, ответвляющееся от мозга внутри черепа или в позвоночнике. Он передает возбуждение во все части тела [например, когда говорят "а гитн шабес"]. Если думать о самих нервах, они возбуждают друг друга [туда-сюда и так без конца]. Для Бернарда нервы - это Nerven, а Nerven - это множество гномов, поющих "хай-хо хай-хо".


    Д.Ш.Григорий должен

    Д.Ш.Григорий должен вызубрить местоимения по-французски. Он правильно произносит je и tu. Но nous и vous звучат у него как "нус" и "вус". Екатерина уверена, что памяти Д.Ш.Григория необходимо впитать побольше французских слов. Печаль Екатерины [она верит в святых] собрана из множества частичек. И когда Екатерина шьет, Д.Ш.Григорий видит печаль-иглы-Екатерины и печаль-нитки-Екатерины и печаль-ткани-Екатерины. Но ее голос мягок и тих. Она вздыхает и говорит: "Есть вещи..." Позже, после того как она выпрыгнет из окна своей комнаты, Д.Ш.Григорию будет казаться, что Екатерина все летит и летит.


    Страсти не дают покоя

    Страсти не дают покоя и Эрцогу [он вроде вдовы]. Лежащий перед ним путь загадочным образом сокращается. Он говорит "вус махт а йид", но что-то явно не так. Ящерицы разбегаются от него. Он перелетает [его полет отличается от полета Екатерины] с места на место. У него тонкий голос. Волосы покидают его. Есть ли в мире кто-то [почти несомненно, что мир существует просто так, без причины], кто скажет: "Этот пот и эта борода и все это... ведь это же мой Эрцог".


    Густав рассказывает

    Густав рассказывает: "В Тель-Авиве некто Давид Розенцвайг убил некоего Ваксмана". И Бернард представляет себе, как Ваксман идет по Тель-Авиву и кричит: Розенцвайг. Розенцвайг. А Розенцвайг выходит из магазина тканей и спрашивает: чего? чего? А Ваксман говорит: да не тебе. Да не тебе. Розенцвайг спрашивает: Тебе кого надо? Тебе кого надо? И Ваксман говорит: Давида Розенцвайга. Давида Розенцвайга. А Розенцвайг говорит: это не здесь.


    Сто сорок пять немецких дивизий

    Сто сорок пять немецких дивизий вторглись в Россию, но у Бернарда тончайшее чутье. На улице он думает [много раз]: "Ich mochte einen Raben haben". А когда он мочится, он думает: "Так, это тело - оно что? Еще с Берлина оно со мной. Жидкость из него выходит, и все по новой. Оно уже и здесь побывало и там побывало [его зовут Бернард Штейн]". Иногда он думает: ""Повремените, - сказал Бернард Штейн, - пока они не покажутся на хребте. Тогда берите чуток ниже первой фигуры." Солдаты закивали. Бернард Штейн повернулся и медленно пошел по направлению к штабу, согбенный, будто нес валун на плечах."


    Бернард помнит

    Бернард помнит строку из стихотворения [он знает, что такие слова есть в стихотворении Хуго фон Хофмансталя]:

          Возможно ли, что этих дней
          Уж нет, - исчезли, растворились?

    Густав помнит: "Я кинул розу в море". Густаву кажется, что такие слова есть в старой немецкой песне, но он в этом не уверен. Он думает: "Возможно ли, что этих дней... Какое у Бернарда чудесное стихотворение". А Бернард думает: "Я бросил розу. Как прекрасна строка Густава."


    Сны, которые видит Д.Ш.Григорий

    Сны, которые видит Д.Ш.Григорий. Омуртаг-хан лежит в ванне из козьих шкур, а папа Николай Первый омывает его тело. Омуртаг-хан говорит: Особенно важны ступни. Другой сон: Екатерина танцует в большом зале. Павел стоит в стороне, кричит: хватит! хватит! Эхо несет голос вдоль стен зала, Екатерина продолжает танцевать. Другой сон: Д.Ш.Григорий лежит мертвый. Екатерина и Павел стоят у его трупа, но говорят о чем-то другом. Другой сон: Д.Ш.Григорий летит. Земля притягивает его, крылья тяжелы, но он не падает. Нельзя, чтобы люди узнали о том, что он умеет летать. Если кто-то об этом узнает, летать он больше не сможет.


    Были ли любовники

    Были ли любовники у Екатерины? Известно лишь одно: наконечник трубки юного офицера коснулся ее руки. Воспылала ли Екатерина? [Телесный мир окружен семью небесами] Пала ли Екатерина? [В земные недра, как в воронку, в геенну...] Несомненно лишь одно: ступни Екатерины жег песок пустыни, тело ее превратилось в дерево в лесу человеческих тел, волосы с ее головы затянул колодец дегтя, живот заледенел в озере. Возможно, адские мучения звенели в ее голове воплем страсти. Ночью Екатерина [чресла истекали влагой] кричала: да, да, да, да, да, да, да.


    Но когда месяц

    Но когда месяц - лунная линия, Екатерина видит лунную линию. И пусть сгинут все те, кто думает, что Екатерина не видит лунной линии. Павел тоже видит лунную линию, и Д.Ш.Григорий видит лунную линию, и Зигмунд и Клара и Паула видят лунную линию, когда месяц - лунная линия. И пусть сгинут все те, кто думает, что они не видят лунной линии. И пусть сгинут все те, кто думает, что Густав и Эрцог не видят лунной линии, когда месяц - лунная линия. Когда месяц - лунная линия, Густав видит лунную линию, и Эрцог видит лунную линию. И когда месяц - лунная линия, Бернард тоже видит лунную линию, и пусть сгинут все те, кто думает, что он не видит лунной линии.


    Что попадает внутрь

    Что попадает внутрь черепа. Все свои годы Екатерина хранила воспоминание о маленькой ладони Д.Ш.Григория. Только благодаря ему Екатерине удалось избежать здравого ума. Куда, подумала она про себя, скачу я посреди этих волосатых ног? [и выпрыгнула в окно.] Теперь Екатерина - воображаемый скелет с воображаемым младенцем в глазницах. А Паула, думает Бернард, - настоящий скелет с воображаемым младенцем в глазницах, и моя мать Клара, думает он, с младенцем, которым был я.


    Слово kap

    Слово kap на турецко-болгарском означает образ богини [на турецком оно произносится kap, на якутском kiab, на монгольском kab, на венгерском kep]. Д.Ш.Григорий отмечен особой статью. В нем сквозит нечто неуловимое, турецко-болгарское. Москвички уже любопытствуют: "Из какой семьи этот юноша?" Проститутки, и те теряют самообладание. В последнее время Д.Ш.Григорий видит сны, в том числе наяву, будто бы он может летать. Он летит вверх [игривый Павел], он летит вниз [печальная Екатерина], и снова: вверх-вниз, вверх-вниз. "Вот он в чем, - говорит он сам себе [по-русски], - смысл жизни." Потом, когда тело пустеет, его охватывают угрюмые мысли: "Для чего это все? Все зря. Человек чужд другому человеку." Иногда случаются пустяки, например, юродивый хватает его за полы платья и кричит: "Огонь низвергнется с небес и спалит твою плоть", а иногда - вещи значительные и судьбоносные, как например, лошадь оборачивается и долго, не мигая, смотрит на него.


    Умер этот прекрасный человек

    Умер этот прекрасный человек Рабиндранат Тагор. Что-то, думает Бернард, принесло ему смерть [цветы, лунный свет]. В комнате на улице Невиим пахнет Бернардом. Его ноги весят тонны. Он идет в сортир, держась руками за стены в коридоре. Мочась, он считает до трехсот [или говорит "Сильвия, гиб мир вассер" шестьдесят раз]. Раз в неделю он ложится в ванну. В чай он кладет [трудное время] только одну ложку сахара. Иногда его сердце пропускает один удар. Но он знает, о, он знает, что живой человек не может умереть [что слова "быть мертвым" противоречат сами себе]. Он думает: "пока я жив, я не умру [я буду жить всю жизнь]". А когда сжигали тело Рабиндраната Тагора, сперва занялась его белая борода. Его горящее лицо напоминало определенный куст, изображенный в осенних тонах. Но Густав-то, думает Бернард, стихи Густава не похожи на стихи Рабиндраната Тагора. У Густава поэзия эпическая. Она более повествовательна, размеренна [отражает могучие темы]:

          Сперва большую бочку
          Наверху поставить, и соединить
          Ее посредством трубки
          С главною трубой, и через стены,
          К тем кранам, где горячая вода...

    Лицо у Густава как у шведского поэта, сына священника. Густав не требует снова завоевать Финляндию, однако для того, чтобы воспламенить его лицо, необходимо сперва облить подбородок нефтью.


    Бернард думает

    Бернард думает: "Чего не хватает в моей жизни, так это Datum'а [вообще-то надо говорить Data, во множественном числе]. Я все время должен здороваться с разными людьми, а там уж что-нибудь да случится. Пока что он хлопает ладонью по стволам деревьев и каменным столбам [и проводит пальцами по доскам объявлений], чтобы предъявить миру реальные факты. "Даже кашель, - думает он, - каким-то образом остался в списках ушедших вещей." Но Бернард удостоится [в конце концов] чести быть похороненным в Палестине. Два соображения. Первое: он видит вещи [бутылка масла, шишка]. Второе: он скитался во главе великого людского множества и пел [неслышно] песнь Шуберта:

          Где ты, о, где, любимый край?
          Тебя желал и рисовал в воображеньи,
          Но так и не сумел познать


    Он видит женщину

    Он видит женщину, руки воздеты к небу, пальцы растопырены. Ее шея [она атеистка] блестит от пота. Она плачет без причины [ее радость не находит тела]. Екатерина плачет без причины, но ее шея не блестит от пота. Шея Паулы блестит от пота, но Паула не растопыривает пальцы, а Клара - растопыривает, но ее руки не воздеты к небу. Женщина, которую видит Бернард [в воображении] ищет падающие звезды.


    Силы плоти

    Силы плоти и духа спутались в Екатерине, но Павел не позволяет себе жестокости, не говорит ей: "Ведь и ты, и я - мы лишь образы в воображении переменчивого творца." Когда английский всадник [под Саратогой] отсек ему ногу, Павел взвыл от боли. Тогда-то он и понял, что от него, мира, можно отсекать в любом месте, и он, мир, все равно будет целым. Когда он прикасается к твердому предмету [шкафу или вазе] он говорит себе: "Пусть этот сон чуть более осязаем, чем ночные сны, все же в нем нет правды." Восторг, заполняющий его порой - пустой восторг. Он думает: "И то хорошо, и это хорошо". И, поскольку Евангелие - радостное послание, он предлагает служанке двигаться вверх-вниз между его ног [Екатерину он утешает сложными путями, например, спрашивая ее: "Куда ты положила мою подвязку?"].


    Когда-то Д.Ш.Григорий подумает

    Когда-то Д.Ш.Григорий подумает [как если бы он жил в страницах написанной им самим повести]: "При виде Изабеллы я услышал шорох. Этот звук напомнил мне трепетанье крыльев сотен мотыльков. Она стояла одна, прислонившись к ограде Института Благородных Девиц. В мозгу промелькнуло: "Клянусь Святой Троицей! Глаза - как пепел"..." Но, поскольку он еще не встретил Изабеллу [пока что во время совокупления ему слышится как лебеди шлепают крыльями по воде], ему оставалось лишь дивиться, что звезды движутся по своим орбитам или думать: "В Будапеште, вот в эту самую минуту, тысячи венгров стригут ногти на ногах".

    Перевод с иврита Федора Макарова

    Примечания

      Унд ви хайст ду ден? - А тебя как зовут

      Сильвия, гиб вассер - Сильвия, дай воды

      аза мин гит штикл флайш аз эс махт нихт ойс ви мэн шнайдт - такой прекрасный кусок мяса, что нет разницы с какого конца отрезать [на идиш]

      майн либер готт - добрый мой Бог

      майне лунген - мои легкие

      Их хабе майнен шлюссель ферлорен - Я потерял свой ключ

      ротель (ивр. уст.) - мера веса, равняющаяся приблизительно 2,8 кг.

      немеш (ивр.) - веснушка, другой синоним - "адаша" - означает одновременно "чечевица".

      халуцим (ивр.) - сионистские поселенцы-земледельцы, приехавшие в Палестину в первой половине века.

      und wie - а как

      шофар (ивр.) - олений рог, в который принято трубить в синагоге на некоторых религиозных праздниках. В иудаистской традиции в шофар трубит Мессия (Машиах).

      ахлан - приветствие, заимствованное в иврит из арабского (ахлан уа-сахлан). Первоначально было распространено среди "сабров" - коренных израильтян.

      Ви гет эс инэн, фатер? - Как поживаете, батюшка?

      вус махт а йид - как дела [также: что делает еврей]

      Ich mochte einen Raben haben - Я хочу иметь ворону


"Митин журнал", вып.54:                              
Следующий материал                             





Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"Митин журнал", вып.54

Copyright © 1998 Йоэль Хофман
Copyright © 1998 Федор Макаров - перевод
Copyright © 1998 "Митин журнал"
Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru