Раймон КЕНО

[Рассказы]

Перевод с французского Валерия Кислова


      Митин журнал.

          Вып. 55 (осень 1997 г.).
          Редактор Дмитрий Волчек, секретарь Ольга Абрамович.
          С.219-226.



    ПАНИКА

            "Вот ведь веселое занятие, да еще и в Вербное Воскресенье!" - ворчало неопрятное существо женского пола, подбирая собачьи какашки перед входной дверью; потом оно или она поплелось за тряпкой и водой, чтобы уничтожить последние следы сучьего издевательства. В это время в пансион вошел мужчина лет сорока.
            - Я по поводу комнаты, - сказал он, вежливо поприветствовав подневольное создание, которое потащилось с докладом к Г-же управляющей.

            Та, почуяв крупную дичь, уже улыбалась входившему.
            - Вы желаете снять комнату?
            - Да, мадам.
            - Номер одноместный или двухместный?
            - Одноместный. Я один.
            - Надолго?
            - Как минимум на три месяца.

            Интересная ситуация.
            - У меня освобождается 6-й на втором этаже и 30-й на третьем.
            - Мне нужна очень тихая комната.
            - О, месье, у нас здесь очень тихо! Очень тихий район и очень тихие постояльцы; семья из Бреста - люди очень почтенные, священница...
            - Вы действительно гарантируете спокойствие в вашей гостинице?
            - Ну разумеется, месье.

            Она даже усмехнулась, чтобы показать на сколько это очевидно, как будто очевидность смешна.
            - Хотите посмотреть 6-й и 30-й?

            И она повела его через лабиринт коридоров. Гостиница оказалась допотопным частным пансионом, основанным еще во времена Священного Союза.

            Из окон 30-го (а их было два) можно было увидеть двор, утыканный каштанами, которым весна - по оценкам, поздняя - еще не раздула почки. Посетитель принюхался к легкому запаху плесени, пощупал подушки ("перьевые", - отметил он низким голосом), бросил беглый взгляд в сторону ванной и туалета, потрогал большим и указательным пальцем правой руки нижнюю губу. Он ничего не сказал по поводу комнаты и попросил показать ему другой номер.

            6-ой был еще занят, но освобождался к вечеру. Проживающий в нем постоялец, похоже, потреблял ошеломляющее количество воды Виттель. И еще одна любопытная особенность: окно в туалете выходило на улицу.
            - Если шум машин вас беспокоит, вы можете закрыть дверь в туалет, - сказала хозяйка. - Очень удобно.

            Посетитель молча огляделся. Кашлянул, открыл и закрыл окно. Потом пощупал подушки.
            - Перьевые, - произнес он.

            Хозяйка ничего не ответила, посчитав, что подобное заявление оспариванию не подлежит.
            - А их можно убрать? - спросил он.
            - Убрать?
            - Да, эти перья меня смущают. Нельзя ли убрать из моего номера подушки?

            Г-жа управляющая абсолютно ничего не понимала в происходящем, но дело свое знала хорошо.
            - Разумеется, месье. Разумеется, их отсюда уберут.

            Он еще раз осмотрелся. Внимательно изучил туалет. Вернулся в комнату. И наконец решился.
            - Я выбираю этот.
            - О, это очень хороший номер. Комната очень тихая, окна выходят во двор. Если будет мешать уличный шум, вы просто закроете дверь в туалет и все. Очень удобно.
            - Да, очень хорошо.
            - Так вы останетесь здесь на три месяца?
            - Как минимум. Надеюсь, вы предоставите мне скидку.

            Они продолжали обсуждать этот вопрос, спускаясь по лестнице. А дойдя до кабинета, окончательно договорились. Управляющая грузно опустилась на стул, тот жалобно застонал.
            - Попрошу вас заполнить карточку.

            Он проделал это быстро, не задумываясь, видимо, привычка. Затем отказался платить вперед, предпочитая дождаться следующего дня. И вышел, откланявшись глубокоуважительно.

            Карточка не представляла никакого интереса. Г-жа управляющая присовокупила ее к остальным; остаток дня она слушала Радио Тулузы.

            Около семи часов постоялец появился снова. При этом он конфузливо улыбался.
            - Я передумал. Если это вас не затруднит, я бы предпочел другую комнату, с двумя окнами во двор.
            - Вы правы; она, разумеется, спокойнее той.
            - Я не хотел бы ставить вас в затруднительное положение.
            - Это меня нисколько не затруднит. Сегодня вечером в нее должен был заехать брат полковника, так я ему дам 6-й. Ему все равно, на одну-то ночь.
            - А какой номер у той комнаты, что со стороны двора?
            - 30-й.
            - 30-й. Очень хорошо.
            - Как войдете, выключатель под зеркалом, справа.

            Он поклонился и вышел.
            - Эй, перенесите-ка чемодан из 6-го в 30-й.

            Неряха-служанка поволокла чемодан по запутанным коридорам.
            - Ну вааще, - высказалась она на обратном пути. - Булыжники у него там, что ли...

            И отправилась хлебать причитающуюся ей похлебку.

            К одиннадцати часам постоялец из 30-го вернулся. Снял с доски свой ключ и поднялся в номер. Г-жа управляющая посмотрела на него, но ничего странного не отметила. Она добралась до своей пустой - по причине вдовства - постели; служанка, карабкаясь, - до своей мансарды. Постепенно засыпала гостиница, брат полковника, священница, семья из Бреста.


    *


            Г-жа управляющая вставала в 6-30; в семь, сидя за письменным столом, она уже читала газету. Этого промежутка времени хватало на ее туалетные необходимости, гардеробные условности и весь комплекс мер по приему утренней пищи. В тот самый момент, когда она, с дрожащим пенсне на носу, смаковала заметку об убийстве консьержки в банях Плезанс, тихое, но вместе с тем решительное тук-тук прервало ее чтение. Это был постоялец из 30-го.
            - Здравствуйте, месье, - сказала она, растягивая рот в добротно сделанной улыбке.
            - Вы меня простите, мадам, я уезжаю.

            Рот мадам съехал на бок.
            - Вы уезжаете?
            - Да, я не могу здесь оставаться.
            - Вас беспокоил шум?
            - Да нет, было очень тихо, очень спокойно.
            - Так в чем же дело? Что-то здесь не так. Если что-то случилось, так вы скажите.
            - Ничего.

            На какую-то секунду его лицо исказилось гримасой, после чего приняло свое обычное выражение.
            - Значит, это подушки! - воскликнула Г-жа управляющая. - Забыли их убрать. Ну конечно же; забыли убрать подушки из вашего номера.
            - Нет, мадам, их убрали.
            - Тогда не понимаю. Я просто не понимаю. Вы же мне сами сказали, что останетесь на три месяца. И комната очень тихая, ведь так?
            - Да, так. Она очень тихая. Но я испытал некое ощущение. Понимаете, когда испытываешь ощущение...

            Он сделал жест, который показался Г-же управляющей начисто лишенным какого-либо смысла. В ответ она глупо и неестественно улыбнулась.
            - Сколько я вам должен? - спросил он.

            - Одна ночь, тридцать франков.

            Он молча вынул стофранковую купюру, а потом забрал сдачу. Г-жа управляющая продолжала на него смотреть. Он повторил свой жест.
            - Понимаете, я не могу остаться. Очень сожалею.
            - И я тоже. До свидания, месье.
            - Ну, вот...

            Он резко подхватил свой чемодан, махнул на прощание шляпой и вышел. Помедлил. Ни одного такси. Он перешел улицу и скрылся за углом.

            Служанка-замарашка, натирающая мебель, воскликнула: "Ну этот вааще!"
            - И не такое бывает, - сказала Г-жа управляющая.
            - Чокнутый он.
            - Наверняка неврастеник. Даже лучше, что он уехал.
            - И в чемодане у него были булыжники, - усмехнулось раболепное существо. - Булыжники!

            Сформулировав таким образом свои размышления, оно с еще большим усердием принялось натирать мебель, выполняя - старательно-бестолково - мудрые распоряжения Г-жи управляющей.



    СУДЬБА

    1. Перевод

            Былые ценности! Былые истины! Вот они, клише, вылупившиеся после долгих, просиженных за книжками, вечеров. Вот молодой человек - некогда, судя по разговорам, и прилежный и образованный и богатый. Имя ему, кто бы знал почему, Кристиан Стобель. О его детстве и отрочестве нам известно еще меньше, чем о его утробном существовании. Но наступает день и обращение, совершенствуя нашего героя, свершается. Невероятная интеграция приводит к новой функции. Неожиданная встреча, случайный поступок изменяют привычки, казавшиеся навсегда укоренившимися; отъезд лишь усиливает беспокойство.

    2. Порт

            Не влекомый с этого момента и на какое-то время ни к каким наукам, Кристиан Стобель отправляется в Гавр. Он останавливается в той самой гостинице на улице Расин, где обнаруживаются женские трупы и назначаются мужские свидания. Он сочиняет антиопеи. Навязчивый запах просмоленных парусов услаждает его в той же степени, что и прямолинейная миля мели. Он ищет приключений и не находит - из-за своей неопытности, да и воображения ему не хватает.

    3. Цыгане

            Однажды, выбравшись за город и набродившись вдоволь, он устало садится и смотрит на дол и потусторонний холм. Вдали, из глухого бора, выходят на светящуюся дорогу ярмарочники. Четыре повозки тянутся к прохладе ложбины. Рядом шагают люди, но пока они лишь черные фигурки, похожие на типографские буковки. Накупавшись в солнечных лучах, они ныряют в очередную тень, на дно долины, пересекают белесую деревню, по-кошачьи, по старушечьи выгибающуюся вдоль дороги, снова появляются, уже более отчетливые, у ближайшего поворота. Группа проходит, орошая землю потом ступней - позолоченные, мускулистые мужчины, женщины в лохмотьях, дети, повозки, лошади.

            "Из всех стран дороги ведут нас к Святым Мариям Моря, где мы собираемся каждый год. Неразгаданные кочевники, мы проносим свою тайну через невозмутимые деревни и туманные города. Преображенные бродяжничеством, мы живем, презирая недвижимость, храня в памяти гигантских змей и изумрудные стекла."

            За поворотом дороги они исчезают. Стобель встает и уходит. Он возвращается в Париж. Беседы с одним загадочным метафизиком наводят его на мысль о возможностях, представляющихся ему неограниченными. В результате чего он бросает учебу, семью, друзей, покидает Париж, а затем и Францию.

            Товарищи! Дорогие друзья мои, не находите ли вы, что этот Стобель - какой-то прозрачный что-ли, просвечивающий? Он еще не выбыл из повествования, а о нем уже все забыли; да и мне самому хочется лишь одного: выкинуть бы из головы глупые истории, которые я вам рассказываю.

    4. Память

            На корабле Стобель лущит апельсиновые косточки. Он думает: "Ночи островов. Ночи берегов. Ночи скалистых обрывов. Я ли не любил окошки лачуг, сладострастие экзотических танцев и геометрию механизмов!? Ничего не осталось от любви в восемнадцать лет. По дорогам, изрытым древними предрассудками, я влачил свои растерянно безголосые признания. Но щели в стене больше не пропускают шум волока. Крест не освещает обходные пути. Бессмертник тянется к другим могилам."

    5. Музыка

            Подобные беспрестанно сменяющимся приливам и отливам несметных полчищ с Востока, безбрежно растекающимся потокам неисчерпаемых народов, безудержно разливающимся течениям толпы - источник рас - всплеск завоеваний, разнообразные напевы омывали ритмический стержень: одни, выражая сложные заклания и сластолюбия, другие - спокойствие Мудрецов и космическое милосердие Аскетов.

            Картины, в которых дождь и горные пейзажи символизируют Бесконечное, приводили каллиграфически вырисованные доказательства. По-прежнему звучала разнометричная музыка, в которой, казалось, теряется всякая индивидуальность. Как можно оставаться кем-то перед античностью Пращуров, безграничностью их мудрости, многоликостью индивидуальностей? Нужно раствориться! Нужно слиться с Традицией, Расой, античным Миром и непоколебимыми Принципами.

    6. Кино

            На берегах, покинутых нездоровыми крабами, мысль о неудачных судьбах вьется у подножия пенистых скал, чья неописуемая фаллическая форма, выточенная водами, несомненно предназначена для завораживания купальщиц в купальниках синих, красных, зеленых, желтых, черных или белых в зависимости от распоряжающейся их жизнями судьбы, или от цвета галстуков их любовников.

            Если Стобель и блуждает по пляжу среди купальщиц в эксцентричных или фотогеничных купальниках, то не потому, что его изводит вожделение или очаровывает климат. Он здесь только для того, чтобы свершилась им самим предрешенная участь; перед отъездом молодой человек созерцает пенистые скалы фаллической формы, грибницы и ягодицы купальщиц, серо-белый или золотисто-коричневый, в зависимости от положения закатывающегося солнца, прибрежный песок и море, в котором давно уже мертвые сирены словно пробуждаются от дуновения судеб, созвучных Тихому Океану.

    7. Навигация

            Три континента его пресытили - и вот он поджидает какую-нибудь яхту, отправляющуюся в Океанию. Он никогда не старался убежать от самого себя. Земля не такая уж большая, что бы там ни говорили. Подплывая к Маниле, первому предвестнику Востока, Стобель понял, что все эти блуждания приводили его каждый раз в знакомые места. Даже когда он бежал в леса Южной Америки или степи Сибири, все равно и всегда ему встречалось что-то, от чего он уже когда-то убегал.

            Так думал он, сидя в шезлонге на палубе своей яхты. Он обозревал эту тропическую землю и это море, напоминающие ему, что он уже проплывал недалеко отсюда, направляясь из Сингапура в Гонконг.

            Мысль его окружена. На земной сфере можно начертить лишь кривые линии, которые при продолжении всегда соединяются. В этой точке земного шара он сталкивается с тем, что уже видел. Он не хочет возвращаться к давним экспериментам. Он не может снова склоняться перед вечными и озадачивающими цивилизациями Востока.

            Он считает, что объехал весь мир, облетел все цивилизации, объял все мысли (почти). Он не хочет возвращаться, он не хочет оставаться.

            "Моя воля и мое богатство дали мне власть над предметами, я направлял свою судьбу, а теперь моя воля упирается в себя саму. Так пусть же отныне предметы управляют мною! Пусть я буду зависеть от случайных обстоятельств!"

            В Палембанге продается бар. Стобель покупает его. Оставшиеся деньги проматывает, а яхту дарит капитану, который с тех пор поставляет голотурии к изысканному столу мандаринов в Шанхае.

            Можно представить, что он превратился в курильщика опиума, алкоголика или атаксика, женился и народил детей, которые пойдут учиться в колледж Мельбурна, или же обратился в католическую религию. Это не имеет никакого значения.

            Да и вообще это очень нудная история. К счастью, она закончилась. А нравится она вам или нет - мне ровным счетом наплевать!


    "Митин журнал", вып.55:                      
    Следующий материал                     



Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."		 "Митин журнал", вып.55
Copyright © 1998 Валерий Кислов - перевод
Copyright © 1998 "Митин журнал"
Copyright © 1998 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru