I
Пустынное с ползучей растительностью место. Наискось - кривой забор, кое-где в нем заметны щели, доски весьма различных размеров. Забор, отбрасывая вязкую тень налево, тянется до самого горизонта, до контуров городских зданий. Справа в небе висит солнце, перемещающееся строго параллельно земле. На светиле происходят частичные затмения, разграничивающие картины. После каждого затмения забор несколько спрямляется.
Со стороны солнца входит Нечкин. Заметная деталь одежды - ряд блестящих пуговиц. Нечкин идет медленно, пустые ладони держит перед глазами наподобие пюпитра. Лейбенгруб в пестрядинном халате (?) семенит за спиною Нечкина. К затылку Лейбенгруб прижимает круглый табурет.
НЕЧКИН. ...лужи сохнут, насекомые утоляются. На душе так легко, благостно, даже если обмочишь ноги. Четвертого дня поднялся ветер, близко локтя в секунду. Желуди опадали. По здешнему обитанию такой ветер, называемый "грива", предвозвещает "табун" - нешуточную бурю. Было бы грешно пропустить оказию на побережье - судя по проспектам, чрезвычайное зрелище. Вообще утренники прохладные, однако не настолько, чтоб поступаться моционом. Дубовые аллеи именно таковы, как их живописует "Заря туризма", усладительны вопреки всякой хвори. По понедельникам там в глубине бывает матрос. Еще, говорят, есть пруд с поющим корабликом. Впрочем тишина сродни потусторонней. К слову сказать, недавно лицезрела... (Останавливается.)
ЛЕЙБЕНГРУБ. Чрезвычайное зрелище! А где конверт?
Нечкин сжимает кулаки.
Вразумительно...
Нечкин обходит Лейбенгруба и тянет табурет на себя.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Соблаговолите продолжить. Недавно видала...
НЕЧКИН. Полноте. Нашему объекту нашлись покупатели, ожидаются срочно.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Чей-чей договор раньше?
НЕЧКИН. У них счет в японском банке.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Я вправе заподозрить предательство.
НЕЧКИН. Попробуйте, справляя надобность, взнуздать струю.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Обогащение под предлогом работы...
Нечкин рвет табурет, одновременно толкая Лейбенгруба коленом ниже спины. Лейбенгруб, обрушась на забор, выбивает доску, которая сразу исчезает по другую сторону.
НЕЧКИН (овладев табуретом). Вы успеваете в нелепости.
ЛЕЙБЕНГРУБ (прихрамывая). До чего я непредусмотрителен! Едва ваши глянцевые чудовища начинают обвораживать покорного слугу, вы даете отбой красноречию, будучи осведомленным об узах, коими связало меня ремесло.
Нечкин отворачивается.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Вам надо развлечься? - я подсчитаю убыток в древесине, вы отдохнете...
НЕЧКИН. У каждого повествования существует свой образ, своя быть может крайняя плоть. Мы имеем превосходный шанс ощутить это.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Это - что?
Пауза.
Творится нечто ужасное. Вы низвели меня до орудия собственной пользы.
НЕЧКИН. Отстаньте.
ЛЕЙБЕНГРУБ (приступая к забору). Сколько пустот! Понравится ли японцам такая строптивость? Нет доски - нет рассказа. (Выкрикивает в щели.) Унесенные кессоном! Кинжал в опочивальне! Резвый трум! Кровавые ясли! Война и мир!
НЕЧКИН. Хо!
ЛЕЙБЕНГРУБ. Вы еще танцуете!
НЕЧКИН. Молодой человек, не мы танцуем - нами танцуют.
ЛЕЙБЕНГРУБ (вещает в щель). Из допотопного кресла каждое утро сестра вашего отца зовет вас. У нее испятнанная пигментом кожа, седые волоски на веках и под носом; вы берете пальцами ее затылок, вытягиваясь на носках, поворачиваете к окну. Она вперяется сквозь улочку на стену с таким же окном, за которым сидит неизменная, как она, соседка, на все утро, пока не пройдет слон.
Со стороны солнца появляется Золушка, толкающая перед собой огромную швабру.
После слона вы придаете взгляду обожаемой родственницы прежнее положение, к портрету на фоне Колизея, писанному с нее на совершеннолетие. (Сквозь слезы.) Судно за ней выносят с точностью до хвоста!
ЗОЛУШКА (тихо). А за слоном?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Чем пахнет конец истории... Насколь муза моя опустилась!
Пауза.
Вы разнообразно дурачите меня, дарового работника заполучая. Вас прославившее искусство вы уничижаете. Как же! Мастер Нечкин - сказочник точеный! Нечкин языком солнце останавливает! Я пришел и вижу - корыстолюбца; слышу - побасенки и неосмысленный лепет вместо речи.
НЕЧКИН. Я на судне вечность пролепетал. Чего же боле?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Слушать хочу вас безвременно, беззаветно!
НЕЧКИН. Но я чаще маляр, чем болтун. По договору моя сказка обменивается на ваше посильное сотрудничество. Срок обозначен вполне ясно: до захода солнца.
Лейбенгруб всхипывает.
Водянистей, Никита, водянистей.
Взбирается на табурет, с усилием извлекает из-за забора объемистый ящик, грубо сколоченный, фрагментарно резной. Отдав ящик Лейбенгрубу, в сальто спрыгивает на землю.
Премного благодарю.
Золушка плавно приседает, не выпуская швабру.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Вы утолщаете отказ?
НЕЧКИН. Кусайте где угодно, не убудет.
Содержимое ящика: перепачканная краской ваза, разновидные кисти, молоток, стамеска, гвозди.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Мои хотенья вам послушны.
НЕЧКИН. Это и есть искусство... теперь мы весь простор накроем, как песенкой.
ЛЕЙБЕНГРУБ (участвуя в работе). Споемся поневоле диссонансом.
Гладят кистями забор. Золушка осмеливается подойти.
ЗОЛУШКА (приседая, робко). Здравствуйте, мужчины, извините. Вам не нужны колеса?
НЕЧКИН. Спасибо. Некогда. Мастер Нечкин.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Гой еси, красна девица! Горой! В дорогу!
Затмение.
II
Те же и с саквояжем Свадьба входит. Наряд - помесь епископа, субретки и коммивояжера; пуговицы наличествуют как на фасаде, так и в тылу. Свадьба цепко смотрит на Нечкина, на Лейбенгруба, вопит:
- Горько!!!
Нечкин и Золушка смущены. Свадьба обертывает их какой-то прозрачной гадостью.
ЗОЛУШКА. Милый, шепни что-нибудь хорошенькое.
НЕЧКИН. Твои глазки... твои глазки - бирюза.
ЛЕЙБЕНГРУБ (сквозь слезы). Почему не васильки, не небушко, не озера?
СВАДЬБА. Друзья и друзья! В нечаянной радости, перед главным хочу спросить: зачем мы учим физику?
НЕЧКИН. Чтобы греметь бомбой.
СВАДЬБА (со сложным движением). Для чего проникаем животных инструментально?
НЕЧКИН. Чтобы убедиться, что и они пробрались внутрь нас.
СВАДЬБА. Горько! Мы проветриваем комнату?
ЗОЛУШКА. Чтобы выключить свет и газ.
СВАДЬБА. Мы ложимся спать?
ЗОЛУШКА. Чтобы было о чем жалеть.
СВАДЬБА. Данной мне от народа властью я ввожу вас в единый нимб желания. Помещайтесь. Плодитесь. Бейте чечетку. Горько!
Золушка и Нечкин обнимаются. Свадьба продолжает, поплевывая себе под ноги.
Ваше соединение кажется несомненным. Поэтому вас ознакомят с обрядом пускания пузырьков, вам предложат вышитые гекзаметром флажки, песцовую шапку и, безусловно, машину с веселым поршнем. За отдельную плату беспорочные специалисты предоставят промощь по застилке постели в полночную пору. Заказы оформляются за сорок часов. Горько.
Раскидывает квадратную простыню, усаживается, жестом приглашает Лейбенгруба.
Здравствуйте. Какой у вас шанкр?
ЛЕЙБЕНГРУБ (пошевелив губами). Что?
СВАДЬБА. Как прикажете вас величать?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Лейбенгруб. О чем вы?
СВАДЬБА. О шанкре, естественно.
Пауза. Золушка и Нечкин, шелестя, движутся на месте.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Вы хотите шутить, либо я заболел.
СВАДЬБА. Я прошу... Я взываю к чуткому, чудному...
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ко мне?
СВАДЬБА. Мы здесь одни, словно голубки перед поцелуем.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Считайте меня внимательным.
СВАДЬБА. Полагаю просьбу к подножию внимающего, наполнил ею ушные раковины и вразумил меня ответом из вместилища перунов, кое устами зовется.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Что вы говорите!
СВАДЬБА. Поведайте кратким слогом, вам столь приличным: твердый ли, мягкий у вас так называемый шанкр?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Мое понимение истекло.
СВАДЬБА. Что за бред?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Отвяжитесь, я рыдаю.
НЕЧКИН (внезапно). Приходи сюда, дружок!
Моментальное затмение. Нечкин, Золушка и швабра проделывают, поблескивая, неясные, но, скорее всего, малопристойные эволюции.
СВАДЬБА. Знакомейший голос!
Пауза.
Заклинаю, отдайте мне то, что тревожит, что созревает в вас мучительно светлыми ночами. Посмотрите в свое кольцевидное сердце, разденьте обстоятельства до чистого листа. Возбудитесь вашей славы ради! Кругом такая чушь! Солнце подмигивает будто око кокетки над плешью, и этот город на горизонте... Название не припомните?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Венеция.
СВАДЬБА (видимо, не расслышав). Хуже придумать не могли. Ужель безымянный забор пределом молодости служит?
Лейбенгруб со вздохом показывает на новобрачных.
СВАДЬБА. Убогие страдания - оставьте! Вот реестр истинного величия: исчерпав настоящее, мы опорожняем былое и смеемся грядущему. Не пренебрегайте. Надобно молвить без злобы и экивоков - твердый или мягкий шанкр у вас.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Твердый, мягкий, худой - какая разница? Вне всякого.
СВАДЬБА. Печально...
Пауза.
Дерзну предположить, что мы с вами уже виделись.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Я не припоминаю.
СВАДЬБА. На заводе Андрея и Ивана Баташевых.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ни разу не покушался на заводской труд.
СВАДЬБА. У Баташевых вы состояли конечным продуктом.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Простите?
СВАДЬБА. Прощайте, Лейбенгруб. Фамильица у вас! Но я знать не желаю ни фамилию, ни ее носящего. Потому как вы - вы самовар!
Всеобщее восклицание:
- О-о, самовар!
СВАДЬБА. Так! Вы - меднопузый скупердяй, вы - самовар, набитый пиявками, сосущими время. Оно вываливается у вас через дыры, а вы, похотливо ерзая6 подбираете его крохи, полупереваренную слизь секунд на каждом углу, вы влезаете с ногами на праздничный стол, вы чмокаете, сглатываете, сосете, сосете, сосете! Мертвые морды окружают вас! Творог из зрачков!!
ЛЕЙБЕНГРУБ. Минуту, куда вы?
СВАДЬБА. Минуту?! Прочь, ненасытный! Утопитесь в своем шанкре! Счастливо оставаться, украшение гостиной!
ЛЕЙБЕНГРУБ. Стойте, не отказыватесь от меня! И мягкий, и твердый! На ваше усмотрение.
Пауза.
Я не сосу!
Пауза.
Уходит, ушел.
Пауза.
Какая навязчивая мелодия...
Ложится, кутаясь в одеяло, оставленное Свадьбой.
Затмение.
III
Лейбенгруб лежит скрючившись (ноги к животу, руки к груди) без покрывала - оно на плечах Золушки, которая возится с вазой. Нечкин в наклоне над лежащим.
ЗОЛУШКА. У тебя такие ласковые кисти. Я хочу их помыть, пожалуйста.
Нечкин, не ответив, быстро дергает Лейбенгруба за разные части тела.
ЛЕЙБЕНГРУБ (бормочет). Немедленно откройте.
Нечкин, пытаясь повторить процедуру, падает на Лейбенгруба.
ЛЕЙБЕНГРУБ (диковато). Отец?
Ворочаются, Нечкин вскакивает, бежит, оседлывает ящик. Лейбенгруб крутит головой.
ЗОЛУШКА. С пробуждением.
НЕЧКИН. Получая подарок от судьбы, проверь, не стал ли ты беднее.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ах! (Вынимает перо.) Будьте добры, повторите. Где моя бумага?
НЕЧКИН (глядя перед собой). Где моя бумага?
Лейбенгруб, переменив перо на кисть, подходит к Золушке.
НЕЧКИН (отрешенно). Даже у святых водятся бородавки.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Во имя всех святых, отлейте краски.
ЗОЛУШКА. У меня такого нет.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Вы выбросили бумаги?
ЗОЛУШКА. Я думала, это мусор.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ладно, смолчим... Нужны несколько густых ложек.
ЗОЛУШКА. А чем мы будем красить забор?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Лишь написанными слова могут быть.
ЗОЛУШКА. Краска для того не понадобится.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Я готов писать на твоем теле, на небе и облаках, на тверди и на поверхности вод, ибо мастер говорит!
ЗОЛУШКА. Вы редкостный шалун.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Лейбенгруб, к вашим услугам.
ЗОЛУШКА. Услуги сделайте забору.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Дайте воск моему стилу, вечная вы уборщица!
ЗОЛУШКА. Сам зануда!
НЕЧКИН. Выдерживать добродетель среди ссор, поглаживая против шерсти...
ЛЕЙБЕНГРУБ. Да, тля!
ЗОЛУШКА. Книгоед!
НЕЧКИН. О чем так шумно, мои медовые?
ЗОЛУШКА. Работаем!
Выпускает вазу. Лейбенгруб быстро заглядывает туда и ставит наземь.
ЛЕЙБЕНГРУБ (смущен, но зол). Извели мою бумагу, прячете краску, соорудили сговор!
НЕЧКИН. Молчать!
ЗОЛУШКА. Я пела от восторга... Последний город в мою честь устроил цыплячьи бега, а вы безобразничаете.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Я имею чувство. (Становится вверх ногами.)
НЕЧКИН. В меня вворачивается вопрос, который обязаны разрешить вы, мадам.
ЗОЛУШКА. Сколько можно просеивать мою жизнь? Это мне мускулистое недоверие...
НЕЧКИН. Где твой башмачок?
ЗОЛУШКА. Не знаю, потеряла.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Удача никогда не уничтожит случая. (Обретает статус-кво.)
НЕЧКИН. Кто-то из нас убежден, что со шваброй под поношенным платьем счастье ко мне пришло. Но внешние стороны весомы. Блеск и великолепие! Возвышенность и простота! (Дрожа, вынимает хрустальный башмачок.) Примите как подсказку.
ЗОЛУШКА. Ты... стащил?
НЕЧКИН. Твои карманы уронили, скромница.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Здесь гравировка с гербом. Очень прочувствованное пожелание...
НЕЧКИН. Твой даритель обилен хрусталем?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Он царь, царевич, король, королевич?
ЗОЛУШКА (улыбается). Догадайтесь.
НЕЧКИН. Осторожно, окрашено!
ЛЕЙБЕНГРУБ. На каблуке штемпель: "упаковщица нумер 11".
Пауза.
ЗОЛУШКА. Как я хочу острого и соленого.
НЕЧКИН. Не побрезгуйте нашей снедью. Во дворце интереснее кушали?
ЗОЛУШКА (облизываясь). Увы. Принц преподнес башмачок перед ужином, а я сбежала до перемены блюд под видом горничной.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Пропал аппетит?
ЗОЛУШКА. Мне велели переодеться к десерту, я увидела наряд раньше положенного, он мне совсем не понравился.
НЕЧКИН. С хрусталем не вязалось?
ЗОЛУШКА. Напротив, слишком... с головой. На голову приготовили глухую маску из хрусталя, к ней платье - колокол хрустальный, чулки, и обувь, и перчатки такие же - по моим размерам. Меня должны были одеть и поставить в ку... ку...
НЕЧКИН. Кунсткамеру.
ЗОЛУШКА. Туда. С другими...
Пауза.
Хотите фокус?
Заходит за ящик и выступает в стянутом поясом платье, обнаруживая несвойственную ее сложению полноту. Лейбенгруб, сообразив первым, преклоняет колени.
ЗОЛУШКА. Может быть, их будет двое.
Мастер, поколебавшись, повторяет Лейбенгруба.
НЕЧКИН. Я недостоин тебя.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Мы недостойны вас!
НЕЧКИН. Принцесса, волшебница! (Вполголоса.) Соломки бы подстелить.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ангел животворящий! Солнце солнц!
Берут ее за руки. Всем хорошо.
ЗОЛУШКА. Слышите? Где-то очень далеко останавливается море.
Затмение.
IV
Нечкин и Лейбенгруб у забора. Золушка, сидя на табурете, грызет огурец.
НЕЧКИН. Весеннее дерево во мгновение, предшествующее взгляду на него, красиво идеально. Мы воспринимаем не более чем отражение, отзвук, звезды в угасших вулканах...
ЛЕЙБЕНГРУБ. Не растекайтесь, пожалуйста.
НЕЧКИН. Так что... резон наших работ с краской... На чем я?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Эхо красоты.
НЕЧКИН. Разум упразднил отстояние от красоты зримой до красоты первоначальной, рассекая мировосприятие недвижными творениями. Это - дома, церкви, фабрики, ветряные мелиницы, кладбища, типографии и музеи, вообще любой воплощенный помысел человеческий: среди пейзажа беспредметно текущего, изменяющегося, издевающегося - стоят четкие свидетельства, мостки прекрасного над егозливостью вселенской.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Его натура представляет собой густо измельченные трудности?
НЕЧКИН. Колко, но излишне. Природа суть фальшивое побуждение, перебора и незрелости подруга... У вас табак отыщется?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Вряд ли.
НЕЧКИН. Прямо казнь египетская... Хоть посевы устраивай. Куда я подевал окурки?
Рассеянно берет вазу.
ЗОЛУШКА (вздрогнув). Там только краска.
НЕЧКИН. Во избежание пустословия... Совокупно наш забор гармоничен, и по замыслу, и по исполнению, словно... э... регулярный парк. А здесь прогалина, сиречь проявление стихий. Сосредоточься, юность.
Определяет вазу в щель забора.
Укрепляя красоту, мы посредством простых движений созидаем ее.
Лейбенгруб начинает ломать ящик на доски.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Таким образом?
НЕЧКИН. Я всегда наблюдал в вас творческую физиономию. Мама родненькая, где окурочки?
ЗОЛУШКА. Я прибрала.
НЕЧКИН. Старается моя аккуратисточка, роскошь пречистая, милое наказание.
ЗОЛУШКА (меланхолически). Что мне снилось?
Затмение.
V
Забор почти цел. Лейбенгруб использует остатки ящика.
НЕЧКИН. Как я могу знать?
ЗОЛУШКА. Я сижу на качелях, а ты карликом подбегаешь и говоришь так шепеляво, мол, нарисовал морковку и показываешь на ладони угольную закорючку. Я спрашиваю, почему твоя морковка черная. А ты шепелявишь: "Потому, что грязная".
НЕЧКИН. Глупости всегда снятся поначалу.
Пауза.
ЗОЛУШКА. Надо пошептаться об этой вазе. Она мне тоже... приснилась.
НЕЧКИН. Пожизненная награда от моей гильдии. Стоит разбить.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Зачем? Разве дефект?
ЗОЛУШКА. Зачем? У нее египетский орнамент, мне очень нравится.
НЕЧКИН. Если разобью, мне вручат новую, а эта мне наскучила.
ЗОЛУШКА. Хочешь, перебьем все, что есть у меня, и объявим, что это ваза. Ударь меня. Я звонкая.
НЕЧКИН. Не подойдет.
ЗОЛУШКА. Ударь. Ударь и скажи им, что это твоя новая победа, и тебе дадут еще вазу.
НЕЧКИН. Без этих осколков разбитие недействительно.
ЗОЛУШКА. Тогда я... сама туда войду, приму ее форму.
НЕЧКИН. Милая, если это еще сон, то я не могу разделить его с тобой. (Усмехаясь.) Я выспался как следует внутри моей мамы.
ЗОЛУШКА. Войду туда по частям. Не спорь со мной! Просто!
Нечкин наконец замечает, что Золушка вернулась к прежним объемам.
ЗОЛУШКА (как заведенная). Не спорь, потому что я люблю подметать. Люблю протирать. Сырость - это стыдно, не спорь! Люблю мыть, скрести, выводить, люблю убирать! Люблю убирать!
Нечкин медленно заглядывает в вазу.
Ничего страшного... Несколько густых ложек стыда...
НЕЧКИН. Мя. Мя.
Теряет сознание.
Лейбенгруб тупо колотит по доске.
Затмение.
VI
Забор приведен к целости, за исключением проема с вазой. Нечкин рука в руку с Золушкой и Лейбенгруб осматривают работу.
НЕЧКИН (борясь с зевотой). Коллега, унизьте горшок.
Лейбенгруб отодвигает вазу.
ЗОЛУШКА. Досок не хватило?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ящик был растрачен без остатка.
НЕЧКИН. Скоро прибудут покупатели, нахмурятся.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Мой знакомый лодочник в подобных случаях говорит: "узкая дыра трудов не портит".
ЗОЛУШКА. Лентяй ваш... плотник.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Неправда, он молодец, у него даже племянники с рубаночками.
Нечкин, попятившись, пожимает плечами.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Сойдет?
НЕЧКИН. Нельзя ее оставлять. Примелькалась.
И втискивает Золушку в щель.
Краску - кисти - живее!
Лейбенгруб исполняет, ловок и точен. Золушка вырывается, но под ударами кистей ее движения увядают.
ЗОЛУШКА (глухо). Своим молчанием короную вас.
Исчезает в плоском крашеном профиле.
НЕЧКИН. Дюжину синяков мне на череп!
ЛЕЙБЕНГРУБ. Мастер?
НЕЧКИН. Забыл узнать, как ее звали.
Швыряет вазу за забор.
Затмение.
VII
Подле прямого добротного забора - мастер Нечкин и Никита Лейбенгруб. Мастер стоит в одежде опрятной и скромной. Лейбенгруб расположился на табурете, во всем новом, импозантен. Солнце значительно снизилось и занимает вечерними лучами зубчатый город-горизонт. Мужчины выдыхают дым.
НЕЧКИН. Крепкую историю придумал я?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Благодаря вам выйдет текст и хорошо написанный, и удовлетворительно рассказанный. мне, знаете ли, до отчаяния, до удушья не давались сюжеты; отныне будет лучше.
НЕЧКИН. Мастер доволен.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Одно досаждает - забор выкрашен насвежо и предлагается к разборке, а мы его ремонтируем и мажем доски сухими кистями.
НЕЧКИН. Я был бы неважный руководитель, если бы давал осмысленные уроки.
Пауза.
В конце концов это мое наследство. Кстати, за дополнительную цифру могу внести в ваше сочинение чуть уголовщины.
Принимает деньги от Лейбенгруба.
Помните мою тетушку, смотревшую то на портрет свой, то, пока не пройдет слон, на улицу?
Лейбенгруб кивает утвердительно.
Я разведал, что тетушка, помимо кресла, идиотского портрета и сырой квартиры обширно владеет землей за городом. Мой девиз - простота, как вам известно, поэтому слон...
ЛЕЙБЕНГРУБ (быстро). Однажды не проходит?
НЕЧКИН. Вы теряете фигуру.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Виноват, умолкаю.
НЕЧКИН. Вначале циркачи получают с посыльным тетушкину физию на фоне Колизея. К портрету тут же прилагается байка о небожительнице, покровительствующей их цеху.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Рассказывали в своем обычае?
НЕЧКИН. Достаточно долго и интересно. (Вращает табурет с Лейбенгрубом для пущей наглядности.) В это время цирковой зазывала, подкупленный бутылью зверобоя, тянет нашей улицей вереницу надувных элефантов, которыми завлекают публику на гастролях. Когда тетушку минует первый из муляжей, она отодвигает занавеску, прикрывавшую портрет, но находит пустую стену и возвращается к поддельному слону, а тот все длится! Это протяженнейший слон под солнцем, всемеро длиннее противу привычного. Тетя оборачивается сама без моей помощи то к слону, то к выгоревшим обоям, то в окно, то на стену, вертится быстрее, бастрее и быстрее и хрустит. (Стоп табурет.)
ЛЕЙБЕНГРУБ (со стоном). Хруст - откуда?
НЕЧКИН. Голова у нее держалась слабо, из-за чего отпала.
Лейбенгруб в сильном замешательстве.
Открутилась, как пробка на флаконе.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Была еще голова у соседки в окне напротив. Что с ней?
Пауза.
НЕЧКИН. Как-то солнце неразборчиво. Сколько мы здесь, не поднимается, не заходит. Ни вечера, ни рассвета тебе. Сплошное вредительство.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Ныне дни самые летние, знойные, длинные, как тропический удав.
НЕЧКИН. Плохо сказано.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Неудачно.
Пауза.
НЕЧКИН. Вообразите, забор и составляет знаменитую тетушкину собственность. Гектары под проклятыми досками!
ЛЕЙБЕНГРУБ. Не смотрели, что за ними?
НЕЧКИН. Лес, наверно. Или болото. (Потягиваясь.) Все-таки наследство Нечкиных в порядке теперь. Договор соблюден обоюдно.
Пауза.
ЛЕЙБЕНГРУБ. Нет, я не смогу переписать вашу сказку без ущерба для себя. Она мне кажется незавершенной.
НЕЧКИН. Ну, напасть! Закончите по-своему, на то вы сочинитель! Это ведь не меняет наши расчеты?
ЛЕЙБЕНГРУБ. Да-да.
Отходит несколько шагов не оборачиваясь.
Итак.
Бросает к забору монету - Нечкин отвлекся - разогнавшись задом сильно толкает Нечкина. Падают спинами на забор, из-за чего тот заваливается вместе с городом на горизонте - продолжением забора, открывая за собою ровное потрескавшееся место и Золушку, несущую длинный гибкий шест навстречу Золушке, которая со своей шваброй выступает справа. На конце шеста большая островерхая раковина. Золушки босы одноного. Золушка с шестом отмечена ссадиной на лбу. Встречаются без удивления.
ЗОЛУШКА. Я сегодня во вторую смену.
Золушка снимает туфельку, отдает швабру, получая взамен шест.
ЗОЛУШКА (высыпав из раковины немного песка, надевает ее на голову). Мои добрые господа молчат?
ЗОЛУШКА. Они зевнули и собираются домой. (Обувается.)
ЗОЛУШКА. С меня нечего взыскать, кроме слов, и те на исходе.
ЗОЛУШКА (притопнув ногой). Беда мне.
ЗОЛУШКА. Есть кое-что в запасе. (Взмахивает шестом.) Моя карета...
ЗОЛУШКА. Но они поолучают все, едва я успеваю подумать о чем-либо.
ЗОЛУШКА. Подам праздничную карету - соображаешь? - настоящий выезд жаркой масти! Прямо к их столу. (Почти с мольбой.) Им понравится...
ЗОЛУШКА. Надеюсь. Здесь все чисто?
ЗОЛУШКА. Как видишь. Идем скорее.
ЗОЛУШКА. А если спросят: что дальше?
ЗОЛУШКА. Должен ударить гром и сразу наступит суббота. И все станут есть землю. Поголовно.
ЗОЛУШКА (приседая, тихо). А потом?
Уходят, ушли.
Меркнущее небо прочеркивает тусклая молния.
Лейбенгруб и Нечкин смотрят вслед Золушкам и начинают работать - лежа - с невероятной быстротой.
"Митин журнал", вып.56:
Следующий материал
