Кулачный бой на старом кладбище. Они оба хотят Донну, прыгают в боксерской стойке, а мы с Донной смотрим на все на это из "линкольна" с открытым верхом.
Я сам по себе. Одеваюсь я изысканно, и все думают, что я педик, хотя это неправда. Правда в том, что я отнюдь не схожу с ума по Донне, только и всего, и голос у меня девичий. Никогда не имел шанса обрести другой - будучи взращенным теткой с жутким вокалом после того, как родителей моих убили злобные гомосеки в Панама-Сити. К тому же я толст. Мои полные икры втиснуты в замшевые сапоги.
Я говорю ей:
- И что ты на это скажешь, Донна? Будешь с тем, кто победит?
- Почему нет? Они оба хороши, - говорит она.
Полные губы ее влажны. Она начинает снимать свитер. Когда он снят, я вижу, что в лифчике у нее большие буфера. Между красивыми каштановыми завитками волос.
- Проиграть я не могу, - говорит она.
Потом она снимает туфли и юбку. Лишние волосы на бедрах у каймы трусов. Там, на кладбище, парни выбивают друг другу искры из скул. Босые, ноги Донны красны и некрасивы у больших пальцев. От причудливых ее туфель у нее довольно серьезные мозоли, и это в восемнадцать лет.
Мне двадцать. Я пытался заниматься в колледже, но не мог высидеть на одном месте достаточно долго, чтобы выучить чего-нибудь. Плюс к тому я ненавидел сочинения, где надо править свои фразы. Меня выбросили, как мусор из корзинки для бумаг. Крута система просвещения в Калифорнии. Так что я просто вернулся домой. Люблю приодеться со вкусом и гулять по бульвару Сансет. Пусть смотрят и учатся.
Донна уже оголилась. Ребята, Хэнк и Кен, все еще мордуют друг друга на кладбище. Я отворачиваюсь от зверской драки и наготы Донны. Будь я отцом, такого бы от своей дочери не потерпел.
- Согрей меня, Винс. Давай. Или ты и вправду, как говорят, голубой?
- Не так чтобы уж очень, - говорю я.
Я потерял свою невинность. Это было как заплыв в теплом маслянистом объеме - довольно приятно - но кончить я не смог. Я думал о том, что моя одежда мнется.
- Кончи в меня, педик, - говорит она. - Не то обижусь. Хочу, чтоб пидар в меня кончил.
- О ты, порнографическая ведьма, я не могу, - говорю я.
Она поднимается, нагая, как устрица. Мы созерцаем драку на кладбище. Когда она одевшись, смотреть особенно не на что. Но голая, это зрелище. Назойливое тело заставляет забыть про искривленный нос. Волосы выкрашены в ярко-розовый цвет, всюду, кроме лобка.
Мы смотрим, как Хэнк и Кен избивают друг друга. Они ее ровесники, и оба в одной команде по плаванию.
Что-то не так. Они слишком серьезны. Никакое человеческое существо не может выдержать подобных ударов в лицо.
Донна падает на колени в зеленую пушистую траву.
Она теряет сознание. Тело ее цвета яйца. Отключается она на спине, титьки и волосы наружу.
Парни бьют друг друга насмерть. Без дураков. Я выхожу в моих красивых расклешенных подвернутых штанах. Когда я подхожу к ним, оба уже на земле. Затылки их остыли.
Оба они мертвы.
- Это ужасно. Они мертвы, - говорю я Донне, ее глаза закрыты.
- Что? - спрашивает она.
- Они убили друг друга.
- Трогай меня, - говорит она. - Дай мне почувствовать, что я живая.
Я сую руку к ее пизде.
- Что мы будем делать? - говорю я.
Она идет к телам и предается нежному противоестественному акту над голубыми джинсами Хэнка и Кена. В былые дни эти ребята пели в их рок-группе довольно красивым дуэтом.
- Никого не могу заставить кончить! Ни на что я не гожусь!
- Не валяй дурака, - говорю я. - Они мертвы. Валим отсюда.
- Не могу я так взять и уйти! Это же друзья мои сердечные! - кричит она. - Засади мне, Винс! Давай! Только это в жизни и имеет смысл.
Что ж, засадил. И попытался.
Через полгода я увидел ее у "Хупперса", у пиццерии. Спросил, как жизнь молодая. Она целиком ушла в героин. Наркотик на время сделал ее красивей. Глаза были умны и широко расставлены, черным-черны, но не познала она ничего, кроме отчаяния.
- Винс, - сказала она, - если б ты меня трахнул, я бы перестала чувствовать себя такой потерянной. Из нашей старой банды ты один остался. Трахни меня, чтоб я вернулась на круги своя.
Я завернул ее в мой плащ, и когда я соединялся с ней на улице за огромным мусорным ящиком, она все вопрошала:
- Где оно, кладбище, скажи?
В тот момент я высоко парил на кокаине после вечеринки у одной богатой дамы.
Но я отвез ее - то есть, я взял такси - на кладбище, где ее любовники были мертвы. Она опустилась на колени у их плит. Потом я заметил, что она начала срывать с себя одежду. Вскоре она снова оголилась.
- Взберись на меня, поднимись на меня, бейся за меня, еби меня, - вопила она.
С большим усилием я поднял близлежащий могильный камень. То была древняя вещь, восходящая наверное, к девятнадцатому столетию. Я размозжил ей этим голову. Потом сбежал оттуда.
Одни из нас созданы, чтобы длиться долго. Другие лишь на краткий миг. Донна хотела то, чего хотела.
Я дал ей это.
"Митин журнал", вып.56:
Следующий материал
