* * *
Верность постмодерну, осень, страницу с текстом положил в бумаги, среди бумаг осени, лекция американского француза из Сен-Луи, на французском языке. Il faut etre absolument postmoderne. Il faut etre absolument. Формула Клаузевица-Рембо. Снова французские песни, Шарль Азнавурян, осень, пятница, утро, которое переходит в день как улитка вверх, escalier-escargot, лестницей собора, ползет вверх, стремится в небо.
Черные картины швейцарского художника, разлука с летом, водой, белыми ночами, мечтой об альпийских углах. Красное и черное. Попытка сосредоточиться, разбросанные мысли после взрыва, так показывают в телевизоре, красное и черное. Сумасшедший Суриков, его дом в Москве, доска, тихо кланяемся, проходя мимо. Недалеко от Кропоткинской, где мы проходили с Аней. Она расспрашивала о князе, каким он был. Она его видела во сне и хотела сравнить с образом, который остался у меня после газеты анархистов Новый путь. Пока мы ехали в метро. Оговорки не случайны, сказал сумасшедший доктор с бородой. Империи будут рассыпаться, пророк Исайя. Мнительность докторов, мнимость больных, Франция семнадцатого столетия. Париж, двор. Письма Сирано, кинороман. Безумие и погода. Театр.
Злодейство мелкое и крупное как жители городов, птицы. Все тот же знаменитый моралист. Огромные впадины, куда спускаются на батискафах в одиссее Кусто. Сам человек, от ручья до океана. Тишина, страх, который превращается в Левиафана. Доктора подлинные и мнимые как больные, их книги, плащи, кинжалы. Доктора Мабузе. Путь начинается и заканчивается на вокзале, белый флаг на нем как на крепости. Замке. Больные и умирающие доктора, гибнущие как девушки от чахотки, прошлый век, век природы. Девушка погибает как на войне, юная маркитанка, осень, ее аллегории. Новый русский сезон. Здоровье докторов даже в пароксизме болезни. Война, разделение людей на здоровых и больных. Для управления. Разделяй на здоровых и больных. Власть. Новый сезон после Осеннего бульвара. Доктора Москвы. Их тихие и громкие победы. Флаги над башнями, название романа, педагогической поэмы. Это настоящий жанр: педагогическая поэма. Преступление и наказание, вот название для киноромана, который можно посмотреть в музее. Тело доктора, ед. и мн. числа. Их одежда, мысли, мебель. Еда, небо, поля страны. Странности докторов, репертуар маний, венские стулья, кушетки, диваны. Пол больных, все то же, но совершенное отличное от докторов. Миф. Граница и пограничные ситуации. Как в языках. Столбы, собаки, бисер дождя. Нумерус клаузус. Родина латыни. Бабочки, птицы, женские пальцы. Живое и искусство вышивания, пения. Разговора. Терапия. Страх. Единственное и множественное число, его природа. Монографии. Жажда, пустыня, огненные крылья. Речь идет о пустыне холода, льде страсти, которым можно разить и рассекать как скальпель, чтобы извлекать нужное или ненужное. Стихотворение Пророк. Глагол, речь больных и их докторов. Красный розан в волосах. Сестра поэта Лебядкина.
* * *
Безумие постмодерна. Его фасады, то есть строчки и то что между, за. Эллипс речи. Архивы, шепот, смерть английского банкира Ангерстейна. Двадцать третий год. Встреча с Цаплей и Вадимом, библиотека, седьмой автобус, по Невскому проспекту до Пушкинской. Черная лестница вся в руинах, сама руина. Квартира двадцать один, галерея. Урок французского как в Сибири. Пушкин освещенный ночью фонарями. Грызть горло, кость, собачья страсть. Терпение. Среди платьев, галстуков и платьиц. Килька, вафельный торт, плавленый сыр. За круглым столом, напротив зеркала, первоначальный восторг. Чай Липтон. Публичная библиотека, национальная, тот же голубой свет, черный памятник. Золотые кольца, черный хлеб. Черные дни, в них спрятаны все цвета в ожидании света. Зеленая трава, солнце, Владимир, Мытищи, Арзамас. Лес, подснежники, ландыши. Букет цветов на столе в вашей комнате. Пленка киноромана. Праздник труда как в пролетарской поэзии. Будильник, стул, мысли, лицо, платье. Вадим примеряет ваш тулуп офицера, его черный шелковый пиджак, рубашка, джинсы. Волосы, ее, его и мои. То, что поднимается и потом опускается, лестница в виде спирали. Вихреобразное естественное движение улитки, подражание ей. Уроки ф. Жестокость городского романса. Постижение Арто. Двойное дно. Дом Ангерстейна в Лондоне, Паул Смол сто пять, тридцать пять картин, примерное количество. Больше-меньше, не помню. Роман графа о военном и мирном безумии, о двух крайних состояниях. Борьба с сословиями внутри самих страт. Правда о Петропавловской крепости, ее могилах. Шпиль, медитация о Канте. Нева, ее течение уносит дурные и добрые мысли, мысли. Смотрите на шпиль и постигайте запредельное. Гибель, тоска, страх зоопарка. Французский бестиарий, запахи. Пар английской машины. Англичанин мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину. Слова из песни.
Манон Леско, такой роман. Премногих томов тяжелее. Преступление и наказание, видеофильм, кино из музея. Концепция романа. О розе, о маленьком п.
Внутренности людей, их вицеральное, соборы из камня, дерева, бетона, стекла. Решетки храма, фигуры. Деревня недалеко от Арзамаса. Сидит Христос. Св.Николай в Арзамасе. Открытия откровений, в России снегов. В стране дорог, рыбаков. Благодарность, слезы, стена смеха, конец путей, приехали, вокзал. Смех последних пассажиров. До этого купание весной, между зимой и летом, в источнике. Снег и солнце, с другими вместе, не страшно, немного торжественно. Дикая жалость, деревня, дорога. Возвращение в теплых носках в Арзамас. История костюма, альбом. Галстуки, жилеты, часы, бриллиантовые запонки, застежки, всякие брошки, заколки для галстуков. Золото, рубины, бриллианты. Откровение в метро, девочка на коленях у матери с золотыми волосами. Жалость, дикое состояние, доброта. Армия спасения (кино Zazi dans le metro). Жестяные кружки, оркестрик, фуражки. Ночлежки, секонд хэнд, попрошайничество. За этим самолеты, корабли, ракеты. Ломбард. Душа и песни. Маски. Доктор Фрейд пишет своему другу Шницлеру. Страсть куста, огонь, речь из горящего куста. Тайна зеленого. Красное и черное. Книга, фильм. Страсть к горению, к выкрикиванью слов из горящего. Потом снова зеленое, нежное. Лабиринт туалета, кафель московского вокзала. Зеркала.
* * *
Петербургский немец вчера: Клаус фон Брух, видеоарт. Голова Арто, южноэфиопская музыка, немецкая техника, романтизм, розовое, кобольды, тело как у дервишей, танцующее и поющее. Инсталляции, летающий видеоящик, ящуры, протозавры, птеродактили. Самолет, точки радаров, искусство в ангарах. Силиконовые бочки, музыка Россини, Татлин с его башней. До этого университет, профессор с трубкой как профессор из политической школы в Париже, изучение политической системы. Дождь, мороз по обещанию радио, переводчик Мери Попкинс в кафе-коридоре, сентиментальный разговор, учитель русского языка для корейцев. Ольга и Вадим, искусство в жизни. Походка, одежда, ожидание чуда. Вот-вот должно произойти. Черная лента красной машинки, ноябрь, заповедь блаженства. Ветер постоянств, одна из постоянных стихий, Эйфелева башня, огромное железное чудо кино. Англичане, немцы, французы. Звонок из Лондона. Задний ум, потом: над потопом. Над волнами, над ветром. Возвращение по спирали как по лестнице в подвал, на нижние этажи. Белый флаг над вокзалом, подсветка. А. А. в роли монаха в кино о Жанне д▓Арк. Свиньи, собаки, человек в новом измерении. Фильм Пазолини, поэтическая версия. Девушка переводит с немецкого и на немецкий, вращающаяся голова Арто на программке спектакля, автопортрет фон Бруха, музыка по всему, во всем. Во всех. Пустота, ждущая заполнения, амфора, кувшины на холмах, горшки в церквях, соборах. Акустика. Звуки, речь.
Третье, которого не дано. Строительство третьего. Создание инсталляций, например, объектов из проволоки, чего угодно, наконец. Огромное терпение при переводе немецких слов. Автоматизм. Дождь на Лиговке, десятый трамвай, Московский вокзал, спешу домой как на свидание. Друг ждет у подъезда, черная куртка, волосы, тело. Разговор как в океане, рыбы, киты, дельфины. Но особенно, касатки, которых истребляют. Война, плавники, пузырьки воздуха. Чтение романа Достоевского, множество пузырьков, бульканье речи, свет, кровать, за окном ноябрь и изморозь. Куда плывем?
Доклад о политической системе, изучение режимов, формулы. Требовать больше, чтобы получить больше, требовать меньше, чтобы получить больше, требовать меньше, меньше. Откровенность: внутренности, воск, жар, холод оплывающих огарков. Святость это чистота. Путь очищения. Фильм Иль порчиле. Репетиция света, ежедневность. Кровожадность диких зверей по телевизору, в Африке. Страсть и страх, тонкие провода, телевизоры. Звонок из больницы Ларисы, госпиталь ветеранов войны. Везде война. Мир, ожидание операции. Точнее, перемирие. Лечение на правом берегу, недалеко от общей могилы, братской, времен Отечественной войны. Желания, шумные пиротехнические эффекты. Шумовые и пиротехнические, я хотел написать. Черное и золотое. Дни ноября. Межсезонье. Как между русскими балетами и Парижем. Дягилев. Деньги, каналы в Венеции, коричневая и черная вода с блеском огней. Эзра Паунд. Золото дней, красное и золотое. Розовое золото, утро в Венеции. Жизнь в В. Имеется в виду город, дома, человек среди людей, название книги Ван Гога, собрание его писем к брату, наподобие песен венецианского гондольера. Черные флаги над вокзалом. Венеция. Чтение новеллы. Музыка киноромана. Разговор о фон Брухе. Город, вишня в коньяке, памяти Мариенгофа.
In memoriam Мариенгоф.
* * *
После Ильи Печковского и поющего профессора Мартыненко О.А., адмиральша предложила пойти к ней, здесь на Васильевском, угоститься вином из Каны Галилейской. В зале, где белые колонны, Университет, Виктор быстро ретировался. Сцена в красном, Ольга Алексеевна в красном. Колонны белые. Я в пятнистом армячке по нашей моде, камуфляж внутреннего. Илья был бесподобен, громообразен, лиричен, романтичен, настоящий пост-модерн.
Вокзал после лекции и концерта, репетиция маленького потопа. Запахи денег. Входы и выходы вокзала, архитектура застывшей музыкой. Певец здесь же: все поет, сказал бы Печковский. Темнота, люди выходят на свет, мимо стены плача вокзала, мимо стены смеха. Храм внутри вокзала. Как в Индии храм всего. Дао пути. Туалет, певец, туман. Романтика пост-модерна. Белая шапочка певца, малиновые брюки, волнительное в одежде. Его прогулки по ночному городу, вокзал, святая простота, п. Наречется, через тернии сложностей, словно при строительстве пирамид. Виктор сказал в белом зале про Канта, что тот смотрел на шпиль и думал о трансцендентном. Думал-писал.
Вокзал, где все отвлекает от основного, где все разбегается кругами, потоками, завихрениями. Векторы сил. Виктор прав по-своему. Ольга Алексеевна, Илья П. Белый зал, слушатели в одеждах как при исполнении Седьмой симфонии. Лишь маэстро во фраке, импровизирует на сцене. Всё вокзала. Всё как ничто. Всё как всё. Петербургские вечера как у Ксавье де Мэстра. Сумерки вот уже фон для романа. Пардон, для киноромана. Ищущие люди вокзала, искатели абсолюта, сами не знающие этого. Но может быть, узнающие. Импровизация это постмодерн. Черновик, упражнения для памяти. Осень в ноябре. Плюс шесть, семь. Ветер. Рассказ Ольги Алексеевны о барже, ее план поехать в Голландию морем, цена сто долларов. Служба на море, на суше, в воздухе, под землей. Музыка всюду. Слова маэстро. Всюду знаки, одни зажигаются, другие гаснут. Туман, киномузыка, голоса. Одни волнуют, другие сами волнуются. Одежда, скрывающая намерения. Вчера по радио студент Марат рассказывал о своей поездке в Японию. Память о памяти. Язык Японии, ее острова. Территория. Волны, картины, все умещается в чашке, сказал поэт. Священность горы. Здесь болота, березы, море. Лес, дальше тундра, равнина. Поезд из Петербурга в Москву. Маршрут осторожных, после других путешественников. Кинороман. Страхи, слезы, с. Женщина в красном, сумочка с бумагами. Продюсер маэстро, импрессарио. Путешественница по волнам памяти, фотографии, матушки батюшки. Гора Синай. Путь паломников, пальмы за Иорданом. Дочь на верблюде.
Ветер. Вечер. Вокзал. Огни романса, люди на остановках, мелкий питерский дождик. Освещенные музеи, здания, набережные. Вечером звонок из Лондона. Разговор с Лукрецией. Образ жизни, мыслей, в том числе одежда. Неясное, идеал импровизации. Улитка испанского архитектора в поисках стиля. Музыка по проводам из Лондона, голоса детей. Кант, московский вокзал, мораль запахов. Стратификация людей. Желание все переводить. История болезни. Бред интерпретации. Башня вокзала. Низкое, внутреннее, искреннее. Стекло витрины, отражение, тени как в традиционном театре теней. Инстинкт человека рядом с далью дорог.
* * *
Стигматы страсти на руке, следы от падения у остановки. Бежал за автобусом как безумный, упал, шел пешком. Болезнь эхолалии. Нежное слово. Эхолалия, эсхатология, эхо. Урок французского, круглый стол на Пушкинской, рядом с чугунным монументом. Повторение слов как эхо, лес страсти. Нимфы. Сатиры, фавны. Язык. Флейта, рояль, скрипки. Виолончель. Неведомые человеку инструменты. Конечно, голос. Из глубин, которые не видны. Остановка на ветру, Народная улица, жду как молодой любовник запаздывающего ученика. Хожу вокруг дома, чтобы заглушить ненужную. Название улицы из времен французской революции. Бессмысленный и кроваво-красный русский бунт. Ветер революции, киоск "Сыр, колбасы". Упражнение в ожидании людей на остановке. Страсть ждать. Потом идем к моему дому. Набережная реки. Утки древнего Китая, не выкинуть слов из песни. Все так. Завод на той стороне, где мой ученик работал мальчиком. Как в Англии после школы. Там, где бассейн. Холодная вода, чистая, видно дно, утки. Идем пешком мимо домов пленных немцев. Вот и мой дом, слова из песни.
Псалом третий, сочиненный при бегстве Давида от своего сына А. Как много кругом врагов, все восстали против меня. Говорят в своем сердце, что Бог покинул меня, что не дождусь помощи Его. Но я взываю к Господу моему и Он отвечает со своей святой Горы. Просыпаюсь утром и помощь господа моя защита, мой щит. Он поражает врагов моих в лицо, сокрушает их зубы. Он возвращает мне мое достоинство и гордость. Благословение Его на своем народе.
Урок французского в воскресенье это целая тема. После ветра и холода ожиданий на остановке, после пути. У Ларисы в госпитале ветеранов войны, инвалидные кресла-коляски, разговор у окна, потом разговор на диване в коридоре. Тишина болезни, цветы. Красные маки, тюльпаны, нарциссы. Путь зерна. То, что падает и прорастает цветами. Незабудки, лилии, оранжевые коготки. Сон о Драгомощенко и белых лебедях. Называние имен, пересказ звонков. Круглый стол, Глюкля, Цапля, Сережа в пальто как Дягилев, девушка с курсов, Пиликин, Ира похожая на Ларису, мой ученик с гитарой поет песню про китайчонка Ли, еще падение. В кармане куртки пузырек с жидкостью, стигматы, раны. Радение вокруг круглого стола, Кюхельбекер или Пушкин, воспоминание об Одессе, пение ради денег в трамвае вдоль моря. Произнесение слов, исступление, платья, примерка пиджака, вадимова пальто. Поэт Кучерявкин и его ученицы, уроки английского. Разговор словно романс о бывшем любовнике Оли. Фотографии Глюкли, платья в Шереметьевском дворце. Вера Холодная. Вопросы девушек, анкета о платье. Девушка с курсов примеряет черный жакет, позже веселую юбочку из английской материи, веселый смех. Холодное утро, Вера, имя актрисы, жены п. Холодного, кино. Романс. Цветы. Мусорный ветер, рыжая собака, провожаю Вадима. Это другой Вадим, не московский, то есть не из Мытищ. П. и любительство, дилетантизм, скрипочка Э.Ангерстейн, банкир из Лондона, его любовь к картинам, собирать картины это страсть. Он родился в Петербурге, кто были его родители не известно, Лукреция просила разыскать в архивах сведения о коллекционере. Жертвенность, маниакальная одержимость. Сдержанность.
Красные огни на железных вышках. Страшная, дикая усталость. Ручьи слов. Впечатление, что дно близко. Чудесная сила вдруг поднимает и опускает, летим как плывем. Падение снега, санскрит, Белая Индия. Воск.
* * *
Автор в тумане, голова, внутренности, взгляд на обложку книги. Книга-обложка, сидящий человек на Пряжке, на кровати, голова охвачена руками, лицо в ладонях, красно-коричневый пол, небо в трех огромных крестах Голгофы.
Вокруг человека в полнеба сияние, вокруг его тела и согнутой как у усталого японца спины, три белых креста в свечении. Человек в темно-синем халате и желтых носках. Автопортрет художника Сысоева. Вчерашняя посылка из деревни, дорога под мелким дождем, рельсы, провода, грустная местность, траншеи как на войне, веселье. Неореализм русского киноромана. Собрались родственники, снимается кино, кузина с камерой. Все как на юге или Севере Италии. Дети, игрушки, обиды девочки. Как будто перевод с итальянского. Щи, селедка, картошка. Как в годы золотые, без злости. Немые богатыри, Бородино. Бродяги и артисты. Сквозь пыл и туман романсов золото, свет из далекого. Так близко, вот здесь и сейчас. Опиум для народа, поля маков, Китай, золотой треугольник. Золото наших икон. Сиянье глаз, плач обид, детских, которые быстро проходят. Заповедь настоящего. Проповедь на горе.
Несем тяжелую сумку с картошкой, морковкой. Мясо, крест в сто килограмм. Земляничное варенье. Падение, боль, соль белая как опиум маков, сон. Письмо из Арзамаса, медпункта в лесу. Романс о всем былом. Осенние дни непогоды, когда все вдруг оживает. Родины непогоды, огни в романсе, поле боя, ед. и мн. числа. На границах города со шпилями, кренделями над булочными, прогулками философа, профессора университета, писателя. Ветер с моря, разрушение города нашими и немцами, нашими немцами, руины того собора, судьба могилы. Камни и ветер. Черные бушлаты моряков, розы. Все остальное взято, оставлены красивые розы с шипами. Лишнее, то есть литература, пыль на мебели, паркете. Почва, птицы, летящие зерна, не знающие куда им упасть. Желание умереть. Лишнее слово, плеоназм. Просто желание. Желание.
Зерна, не мечтающие о почве. Если мечту можно назвать полетом. Просто летят в землю. Гибель летящих. Знают ли страх летящие зерна?
Название книги, то что не вырубишь топором. Надпись на могиле как на беседке обвитой плющом, украшенной цветами. Надпись на часах. Громада вокзала в бывшем Кенигсберге, уезжаю на голубом поезде в Москву, на мне черный бушлат, синий гюйс, белые полоски, голубые погоны морской авиации. Младший сержант, две золотых лычки.
Москва, воспоминание о Булгакове. Для меня Москва была конгломерат впечатлений от чтения романа Б. Выхожу на площадь Белорусского вокзала и вижу тот самый город, как если бы увидел Ерушалим. Огромность Москвы, белорусский вокзал. Девушки из кино, приезжающие в Москву. Мечта о Москве, границы невозможности. Мечта. Ухом слушающие звоны волн, звуки приближающейся бури, церковь барокко, св. Николай чудотворец, Морской собор, золотые купола, канал, ограда. Все расхищается, предается, продается, кроме того, что продать или расхитить, предать нельзя. Мелькают черные крылья. Опыт перевода. Отчего же вдруг это золотое сиянье вокруг? Ночь внутри и свет вокруг, всё ослепительно сияет. Потом мягче сияет. Ночь лучше улавливает звуки.
Возвращение со стадиона фанатиков с бело-красными флагами, шарфами. Их хлеб, их зрелище. Пост фестум. Ветер их книг.
* * *
Падение И., картина Брейгеля. Один из сюжетов. Тема. Архивы: желтые и белые кости, картина Верещагина. Дождь над воображаемой желтизной песка. Урок французского, малиновые книги, одна желтого, песочного цвета, глаза Бодлера, золото внутри.
Чтение предисловия. Кстати о рукописи, поденщик, нужда, продажа. П. и н. Как роман Достоевского, киномузыка, пение шарманки на улице в осенний день. А вы любите уличное пение? Инсценировка стихотворения, опера и балет, кинороман. Падение с неба, отлетевшее крыло, капли горячего воска. Падение в воду. Вол, крестьянин, горизонт. Здесь: городской пейзаж, другие волны. Например: полночь, поздняя постель.
Галлюцинации, голос из Лондона, красивый, женский, одежда снята почти полностью. Обнажение голоса. Его теплота. Тепло.
Аллегория на желтом здании. Вы и предчувствия, лес без деревьев, не весть что, деревья с воронами. Белые ангелы и герб государства, орел с короной, монстр, две головы, бицефал. Прогулка вместо поисков по архивам сведений.
Английский банкир, любитель живописи, тридцать восемь полотен, кино в своем доме. Смерть, наследование, продажа картин как говорящих и слушающих рукописей, английское государство, фунты стерлингов, пятьдесят восемь тысяч. Тысяча восемьсот двадцать четвертый год.
Роман "Тошнота", его экранизация, бар, песенка, работа в архиве. Конверты для гонораров, денег из бумаги. Трактат о ценностях. Сколько цифр. Ум, расчеты, рукописи картин. Кровь художников, мужчин с внутренними органами, половыми, другими. Анатомический театр, все люди актеры. Учение об аффектах, эмоциях. Пароксизме страсти: плавлении человеческих внутренностей как из воска. Море страсти, ручеек, океан. Самолеты, лайнеры, выше и выше. Разбивается в небе, сойдя с траектории при полете на Марс. Чем ты можешь прославить? Трагический тенор на сцене. Осколок в несколько тонн падает у берегов Чили. До этого стучали сердца рабочих, мастеря спутник-робот. И меня этот космический спутник у. Выше и выше. Американское кино, мечта о полете.
Урок французского и женский голос в красной книге. Упражнение, учиться себя сдерживать, так тело придерживается своих границ, пытаясь выйти из них, улететь. Спуститься вниз. Романс об этом. Голос выходит из тела. Тело, расчерченное светило или беззаконная комета. Летящее или плывущее тело. Разговаривающее как кит и дельфин тело. Страсть горящих звезд. Остывание в полете, музыка. Тундра, Тунгуска, метеорит. Шаман и Венера. Опера о деньгах. Врубель, его поющая жена. Краски картины. Коробочка, оперная героиня внутри артиста. Органчик страсти. Кошелек, деньги под подушкой, в комоде. В хрустальной вазе широкой как шляпа Наполеона. Конверты, деньги. Взгляд падшего ангела, название духов, парфюма, тот квазимодо романа, изобретатель запахов для улавливания душ, высшей власти, женские волосы невинных девушек, голоса. То памятное место, где Лукреция подарила полевые цветы жене внука писателя. Сенная площадь, рядом с метро.
Когда под ним струится Красная река. География Китая. Реки: Желтая и Красная. Черное это день, которого боятся и ждут В нем все цвета. Продают рукописи тел, кольца. Копят желтое, разноцветную бумагу молчания.
* * *
Девушка и зверь, Мари Башкирцеф и Мопассан, переписка. Это письмо от Ирины Львовны, конверт кофейного цвета как на войне. Письмо с фронта или на передовую, как знать?
Вадим, ученик французского, его волосы, глаза, тело. Все гипнотизирует. Слова, звуки, взгляд за окно. Стансы к Малибран после третьего псалма. Со святой горы вниз по голосу певицы, ее волосы и руки, тело.
Его черная рубашка, зеленые брюки, куртка на меху, особенно ботики, щеки, губы, зубы. Мой университет. Безумные крики из сердца актрисы, певицы, бледнеющие щеки. Она не знает, поет. Предосторожность тщетна, забыта.
Слова Пушкина. Счастлив тщеславием. Театр, казарма полка, черная решетка парка, пруд, чесменский орел, фейерверк, галереи, статуи, прогулка по парку. Спокойствие вдруг находит как гипноз. Уроки французского позади и впереди. Словно беру уроки музыки у гениев, которые ходят с уроками. Шопены, Моцарты, кто еще? Уроки девочкам и маленьким, тоненьким и толстеньким, уроки звездам. Урок языка как сигнальная система. Первая, вторая, поиск третьей, которой не дано в ощущениях. Идея пути, русская музыка, кинороман.
Я и он. Идея другого. Барокко, навязчивость португальского. Египетская книга мертвых, живое дыхание. Эти пальцы на книге. Пальцы Вадима. Линии фронта, тотальная война, день и ночь, истребительная авиация, морская авиация, стратегические бомбардировщики, летающие крепости, аэро-космические войска, щит и стрелы как в псалме. Враги многочисленны, переодеваются в друзья. Мания преследовать маньяков. Жертвы. Холмы, рвы, могилы. Классики и теоретики военного искусства, трактаты о дружбе, троянских конях, триумфальные арки после полей, песен солдат. Фантастические бури, звери, голова современного человека. Книга пятнадцатого века, рисунки на полях, четырнадцатый век, семнадцатый. Пыль веков, солдаты и дамы. Уроки языка. Мадам де Монтень, приемная дочь Мадемуазель де (...).
Сам путешественник, солдат и эссеист. Родовой замок, город на костях в болоте. Среди болот, равнины, озер. Топкое место, гибельное, воображаемый замок. Водяные знаки письма. Конверт, звонок в дверь, перед уроком французского. Пальцы ученика, его внутренности, все остальное. Слух, радарная съемка, инсталляции. Летающие мониторы, постель Пушкина и Кюхельбекера. Платья девушек, их спрятанные ноги, шеи. Тоска по ученику, как будто вы сельская учительница, городская учительница, Шопен. После курсов для девушек. Капитан Л. И его сестра.
Такое кино. Битва за Нерль, вода вокруг храма. Андрей Рублев, полет над водой. Лифт, шахта. Клаустрофобия. Страхи современного человека. Что такое с. ч.? Изучение барокко. Университет, до и после. Прогулка с А. по коридору, беседа как в античном лесу. Я и он. Мемуары путешественника. Этюд о погоде за окном, на улице, набережной. Э. об одежде, надежде на светлые мысли. Просветление мысли после мрака, бездонности глаз, ночи. Тех глаз. Записки учительницы, певицы как сельского доктора. Не надо, приступ скуки, музыка ушла вместе с тем. Тот другой. Поэт, из учеников. Линия, грань. Учебник, тексты, душевное равновесие как в цирке, классическом театре, до и после пьесы. Репетиции. Скромность это опущенные глаза. Светлые одежды, аллегория. Изучение и повторение де Мюссе, красной книги из К., стансы к М., ее одежда, голос за кадром, немецкий фильм. Как будто трофейный, красивый.
* * *
Болезнь как балет или кинороман. Письмо среди ночи, ближе к утру. Ответ в Воронеж. Письмо как опера или болезнь, перевод. Периклес, Брут, офицер-переводчик. Он, мы. Платье и честь. Эпиграфы из народа. Поп-искусство. Стойкий оловянный солдатик. Мимо вокзала, после чтения газет за тысяча семьсот сорок девятый год. Поиск фамилии Ангерстейн словно в романе. Скука, кавычки. Свет и тени. Пыль, воспоминание о ночном снеге. Никого не жду, формула убеждения. Только вчерашний и сегодняшний ночной снег. Под утро растаял. Тревоги, холод, пыль. Скука неореализма. Эхолалия, нарратология, рассказывать это наука. Поэзия снегов, Франция, русские соболя. Мех игрушечных как фантастических животных на воротниках офицеров. Ни белка ни кошка ни собака. Не волк и не ворона. Читал письмо в смущении, в синем халате, не знал куда деть лицо, в какой мех, чтобы не разбиться как в тот день. Наука не спешить.
Без грима. Стигматы рук напоминают о падении. Крест в сто килограмм. Зверь, его мех. Невиданный зверь, откуда сюда на воротник? Россия страна розовых слонов, лебедей, неведомых зверей, мехов, соболей, белых и бурых медведей, собак, свиней. Павлов и его собака. Роман о Собаке Павлова. Жемчужина по-португальски. Жемчужина неправильной формы. Барокко, одним словом.
По-французски жемчужина это юн перль. Название новеллы Мопассана. Точка безумия, св. Гора, голоса в голове переводчика. Упоминание в газетах восемнадцатого века о переводчике-полковнике Текелеве. Откуда такой? Целый п. и переводчик. Возведение башни, языки, ветры. Монументальное творение с витыми лестницами, кругом звезды, воздух. Спор древних и новых, лекция профессора из Сорбонны. Литература путешествий, открытий. Понятие о современности. Розовые своды университета, синие и фиолетовые сумерки, огни на Нева. Слушающие люди как в опере. Их одежда, душа, мысли. Поиск точки опоры в воздухе, подражание птицам, большим и малым. Мимо вокзала, его катакомб, ступеней, ведущих вниз и вверх. Провал в театральном значении: премьера, провал. Звезды, ночь, за окном как утешение выпал белый снег. Память о письме, большом, белом. Чайка, а не чайник. Памятник полету, волны реки, монумент. Мы фотографируемся как у Пушкина больные или здоровые. Чугун, гранит и мрамор. Изваяние авиатора. Он был бы в Афинах тот-то, в Риме, то там то тут. Здесь он Чкалов. Памятник летчику словно в Греции, Риме или Египте. Мир памятников, больших и малых, как птицы или буквы.
Скрываться и таить, надо. Но не получается. Этюд, эссе, э.
Ум после всего, а пока: сердце, внутренности, вихри вокруг человеческого тела, волны. Летай или п. История конца. Слова разговорной речи для иностранцев. Этюд об этнографии, то есть о народе, о его песнях, промыслах, словах, летательных и других аппаратах.
Собор во Владимире и скоморохи, святой театр. Воспоминание о рве, окраине и соловьях, трех соснах на св. Горе, коровы, возвращение в прекрасно-одинокий номер. Номер этот Владимир, путешествие с алжирцами и арзамасцами по св. Руси на автобусе. Вчерашняя лекция о Васко да Гама, Марко Поло, Бугэнвиле, Куке, писателях-путешественниках. Девять дней на Таити.
* * *
Условия схемы: плач. День рождения Б. Осенняя набережная, ноябрь, Университет. Длинная ограда вдаль, черные деревья, двенадцать коллегий. Длинная набережная почти в тумане, тянется издали от сфинксов, еще дальше, от морских ворот Невы, и дальше за мост, камуфляж. Вчерашний разговор о фетишизме одежд в полуподвале туалета, окно почти как в детстве, мелкие решетки, ноги, чей-то разговор. Насчет решеток, поясняем, как песня, там были другие решетки, на Фонтанке, здесь не такие, сетка. Человек спустился сюда как в родные пенаты, содомы, провожая родственницу, если кто спросит. Смеющееся как у Владимира Ильича лицо, льющаяся речь.
Черная куртка с непонятным как сегодня мехом, кошка, собака, заяц? Черный же картуз. Разговор о терпимости в любви словно трактат Стендаля. Де л▓амур.
Тихо кланялся выходя из Университета дому Б. Чтение книги Ирины Львовны, которую она прислала, чтение ее письма, стихов. Сон после обеда, воспоминание лекции о кругосветном путешествии, девять дней на Таити, комментарий Дидро, его вежливость с императрицей. Мой ученик не пришел на занятие, сказался уехавшим в Москву в командировку. Память о Б. Надеть камуфляж, пойти на вокзал как на Сенную площадь. Почему на Сенную? Нонсенс.
Здесь равнина, течет река, сонная, стеклянная или зеркальная вода. История, битва со шведами. Университет на топком месте. Вокзал. Единственное и множественное число пути. Дороги. Пересечение стихий. Поэмы, пьесы, письма по почте. Сон о человеке-рыбе, его конец. Сон о ручье и рыбах как в детстве. Урок французского, ноги, далекие губы, спина, черная рубашка, моя досада, моя радость, педагогические приемы как на войне. Стихотворение Б. о девушке, целующихся голубях, временах Паоло и Франчески. Какая опера за окном. Длинное и. Большой роман Т. Монье, река.
Блок для черчения. Иллюзия неисчерпаемости бумаги, белых снегов. День рождения Б. Вчера на университетской набережной. Потом тихо кланялся п. в полуподвале вокзала. Их страдание. Снимал странную кепку как у клоуна и клал в карман куртки. Зеркала для отражения и улавливания по законам физики, энергия человека так и притягивается. Энтропия. Буквы, звуки, технические приемы. Мощь зеркал, создание иллюзорного. Удлинение и углубление пространства, дырка в сетке. Это окно во двор вокзала. Запахи денег. Хлорка.
Теория и практика дна. Запахи, звуки, сам человек. Святая гора далеко и высоко. Иллюзия. Кажущееся, действительное. Воспоминание о письме. Я одену белую рубашку, оленькину. Все-таки день рождения Б. Пойду спускаться. Подниматься. Городской романс театра, театральность жизни. Жестокость, ходули, головы и голоса актеров, их торсы, обнажение частей тела, мужские и женские роли исполняются одними и теми же. Роль женщины. Белобрысый моряк и тот, другой пьют пиво на подоконнике, потом спускаются во двор, идут налево к выходу через ворота в темную улицу, направо. Провожаю их взглядом как в песне Пиаф. Их исчезание во дворе. Городской романс жесток, сентиментален. Сцена охоты, то есть желания. Вот русское слово. Амбивалентность, экивок. Пуще неволи, то есть хуже тюрьмы. Башня, Бастилия, Тауэр. Пармская цитадель. Сладость растекается по всему телу, по внутренностям, течет кровью, по всем членам, бунтует кровь как реку, ищет выхода. Небо.
* * *
Воображаемое солнце в час подъема. Он веселый человек, хотя и не рыбак. Погода, море, ожидание. Часто в мой сон с С. входила Тамань. С ним мы читали Идиота Д. Свет лампы, потом ночь, море, теплое и ласковое. Тревога, слепой парень, контрабандисты. Опасность, Тамань.
Провода, молчание, стихотворение про зимний ветер и свечу в окне. Свидание с любовником. Пушкинская улица темна как истина для головы, чугунный памятник, который я люблю. Неореализм прошлого века с золотыми буквами, которых не видно. Человек ищет ночлежку, усталый путник с усами. Россия, книга прошлого века, настоящая улица с окном и памятником, двором, воротами, арками триумфов и просто прохождений туда и обратно. Мистическое место встреч и наоборот. Дошел до железной двери будто бункера. Галерея двадцать один, проект Птицы, Владислав Е. И остановился как Александр М. Дорога назад. Музыкальный магазинчик внизу за решеткой, музыка из-за железных прутьев. Черный двор в глубине, дворы справа и слева.
Кабачок по имени северного ветра, испуганные, забытые завсегдатаи. Их больные голоса и волосы, воля. Возвратившийся из Америки художник, из нового света в еще более новый, тоскующий по старому, желающий назад. Его паспорта, престарелые родители, поездка в монастырь Новый Валаам. Игорь Ж., его любовь к жизни, его жажда. Его волосы и голос. Общественный туалет, не императорский как раньше, люстры, премьеры, примадонны. Элизабет Хендринкс, Америка, Франция, Россия. Жизнь как князя М. в Швейцарии. Шведский муж. Императорские сортиры, их управляющий. Мемуары известного певца. Империя люстр и монументальных фресок, зданий вокзалов, ампир. Солнце оттуда и до сюда, черные дыры Тамани. Я в искусстве, маски общественной уборной, туалет для переодевания перед выходом на сцену и возвращением со сцены, репетиция. Женщины-костюмерши, гримерши, уборщицы. Монтировщики сцены, кор де балет у стены, красное, зеленое и перламутровое освещение, тусклое как в каземате, яркие огни от рекламы американской воды на крыше соседнего дома. Три огромных окна, сценическое пространство вынесено вне стен, расширение и сужение. Удаление и приближение к античному идеалу. Страсть протагонистов, их одежды и лица на сцене, до и после. Черные громады, огромные декорации. Декаденс обещает эпоху гуманизма, а пока маньеризм в ожидании настоящего барокко. Несовпадение чаяний и отчаяние от нежелания ждать, здесь и сейчас, по латыни. Переодетые доктора, их халаты спрятаны, чтобы не эпатировать буржуа. Летний блеск, театр воспоминаний, белая рубашка на несколько выходов, но каких! Швейцарцы, отель Астория, сыр, шампанское, швейцарское вино на выставке. Тюбетейка, рубашка навыпуск, кольцо с аметистом на мизинце. Его чудесное исчезновение в пыли и буре битв, пространство земной комнаты. Дом, темный язык, его изучение в военном университете. Воображение себя на берегу изгнания, реальность родины. Учебник родного, материнского и чужого языка, темного.
