Жан-Франсуа Лиотар скончался в понедельник, 20 апреля 1998 года в парижской лечебнице Неккер.
Я видел Лиотара несколько раз по разным случаям, обменялся с ним письмами по поводу его участия в одном философском журнале, но говорили мы друг с другом лишь однажды, весной 1997 года. Впечатление от разговора осталось очень человеческое. В университетском музее изобразительных искусств случилась франкоязычная конференция. В перерыве мы вышли на балкончик с видом на как всегда аккуратно подстриженную лужайку, в середине которой на высоком шесте развевался звездно-полосатый флаг. Погода была чудесная: солнце, редкие облака, свежесть расцветающего юга. Лиотар безотрывно курил и много кашлял, костюм сидел на нем как сидят вещи на интеллигентах, а не на американских профессорах, коими мы оба стали. "Вы знаете, что я в прошлом году чуть не умер?" - Я не знал. При выжженности изнутри крепким табаком и словах о неотступно маячившем сзади, он производил впечатление необычайного жизнелюбия - столь отличное от его теорий. Бесконечная ироничность глаз, улыбки и умной речи (говорили мы на английском, который в его случае - свидетельствую - был замечательным), демократическая и одновременно властная манера держаться: все было очень узнаваемым, своим. Добавлю, что говорить было легко и интересно. Речь зашла и о России. Что значила она для него, когда-то считавшего себя марксистом? Как оказалось, почти ничего. "Я ведь был там совсем мало: несколько дней, недавно, в Петербурге. Встречали меня там эти, как их..." - Я подсказывал имена, но он вспомнить не мог. "Русские имена, знаете ли. Русская философия? Я знаю только новых, постструктуралистов, встречавших меня". Думается, что в былом лиотаровском противопоставлении socialisme ou barbarie Россия располагалась - вполне осознанно - где-то в области barbarie. Да и чем она могла привлечь столь внимательного к деталям и частностям француза? Скифской широтой все смывающих порывов? Договорились о философском диалоге (несостоявшемся: впрочем, может и ко благу). Мне программа, изложенная в "Постмодернистском состоянии" (1979), прежде и теперь видится капитуляцией перед невозможностью изменить потребительские интересы большинства. При всей незаинтересованности в России Лиотар ближе всего был к симпатичному чеховскому герою: разуверение в радикальном прошлом полнейшее, ум и анархическая язвительность направлены на разложение настоящего, в котором он тем не менее преспокойно живет. Этакий Дорн, если хотите. Что еще добавить? Личностью он был харизматической: я, как и многие, был очарован.
Последние годы Лиотар болел лейкемией, по поводу которой грустно шутил, что более не желает увеличивать количество страховок по всему свету.
Внешне мне запомнился именно иронический Лиотар, принимающий -одновременно с автором этих строк - поздравления ученого собрания по поводу вступления в ряды профессоров Эморийского университета: бесконечно расплывающаяся улыбка и уже совсем непередаваемого самоуничижения поклон.
И.В.
"Митин журнал", вып.56:
Следующий материал
|
