ФРАНСУА ВИЙОН

Как и любой художник
среди чиновных рыл,
не ведая, что должно, -
я ведал, что творил.

В отличие от соколов
и признанных писак
я, хоть парил высоко,
ложился натощак.

Какое дело гражданам,
чем ужинал Вийон?
Пускай-де, мучась жаждою,
попляшет над ручьем!

Пусть ветхо одеяние
и не дожить до ста,
зато мои деяния -
у сытых на устах.

Им каждый стих мой - обморок,
он входит в них, в собак,
как нож в визжащий окорок
и как толпа - в кабак!

Пусть скверный парижанин я
и сан позорю свой,
и бланш, как баклажанина,
сияет над скулой.

Прощай, сонет сусальный!
Теперь моя судьба -
колпак с петлею сальной
да черных два столба.

Но все равно межою
проляжет грань в веках:
кому - тащить чужое,
кому - ловчить в стихах.

Но нет подлей утруски,
чем стихотворный лжец,
когда поэт в кутузке,
а на ворье - венец.

Пускай бутыль-ведёрница
останется вдовой,
и, словно торба, вздернется
костяк веселый мой.

Но рухнут годы искрами,
и ваши сыновья
забудут хлеб изысканный,
чтоб жаждать у ручья.

А дураки и дуры,
сдирая спеси лак,
хотя б над каламбуром
попрыскают в кулак!