Я хотел бы способствовать публикации хороших художественных текстов.
Это - одна из тех странных фраз, которые давным-давно перестали принимать всерьез; то ли тавтология, то ли, наоборот, какая-то невозможная модальность. Я хочу синего неба над головой и мира на всей планете. Все хотят. Это невозможно. А, собственно, почему? По крайней мере, необходимы уточнения.
По-моему, хороший художественный текст - тот, который оказывает на читателя определенное воздействие - эмоциональное, в лучшем случае духовное. Я не верю во внутренние, имманентные категории качества текста. Вся история литературы, например, двадцатого века наводит на две мысли: нет литературного канона, который не был бы нарушен в нескольких шедеврах; никакой канон или их сочетание не гарантируют качественного результата. Итак, качество - это устойчивое впечатление. В таком случае, хорошее начало бытования текста в культуре - впечатление одного читателя, предпосылка возможности контакта. Это и есть позиция редактора в некой идеальной расстановке. И еще одно уточнение термина: то качество, о котором я говорю, - синоним просто художественности. Плохой художественный текст - внутренне противоречивое словосочетание. Это как мясной магазин из печального брежневского анекдота, в котором никогда не бывает мяса, т.е. условно мясной - с таким же успехом можно считать его рыбным.
Ситуация, когда один человек выплескивает на бумагу свои переживания, выдумки, идеи, эмоции, а другой проскальзывает взглядом по написанному и откладывает в сторону, - нормальна со всех точек зрения. Так и должно быть - оттого-то так скучна полемика вокруг той или иной литературной неудачи. Если же пресловутый "другой" вдруг вцепился в бумажный листок, если в нем проснулся интерес (смех, изумление, страх, сочувствие, боль), налицо чудо, говоря мягче, феномен.
Норма литературы - нарушение бытовой нормы, регулярное чудо. Нормальный литературный процесс - многие редакторы пропускают через себя великое множество текстов и публикуют то, что им нравится, т. е. частные коллекции чудес.
Вам, наверное, кажется, что в действительности все именно так и происходит, а дальше я начну осторожно обосновывать, чем же мой вкус лучше вкуса остальных московских редакторов. Вовсе нет, ничем не лучше, вот только редкий редактор опирается на свой собственный вкус.
Как ни странно, работают иные мотивы публикации.
Опуская анекдотические и специфически российские доводы типа "тесть автора достал редактору доски для гаража" (сталкивался я и с таким - буквально); опуская гибельные с творческой точки зрения усечения по возрасту авторов, национальности, региону, профессии (!), полу; опуская хронический недобор текстов в так называемых тонких - или новых - журналах (авторы не несут, редакторы не ищут), - словом, опуская негативные тенденции, давайте отметим несколько, на первый взгляд, позитивных мотивов публикации текста, не связанных с проблемой его качества.
Главный из таких мотивов - презентация. Например, нового (неизвестного) текста знаменитого автора.
Например, Саша Соколов написал "Палисандрию" - по-моему, отвратительную вещь. Она была издана в Москве несколько раз - целиком либо кусками. Сам факт публикации нисколько меня не расстраивает. Меня смущает другое - по меньшей мере один из редакторов, пропустивших "сквозь себя" "Палисандрию", также находит ее отвратительной. Его доводы: "я могу ошибаться", "Соколов заслужил право обращения к читателю". Я не оспариваю эти доводы, я просто обнажаю их. Иные мотивы.
В четвертом номере журнала "Логос" (в целом очень симпатичном) напечатана статья видного философа Степуна - вялая, многословная, как бы почти несуществующая. Прочитав статью, я в недоумении пролистал журнал назад и с опозданием набрел на предисловие к Степуну, где редактор в тоне того же недоумения сообщил мне примерно следующее: "Мы тут нашли статью Степуна на подходящую тему. Конечно, она слабовата, но..." Что именно "но", я, честно говоря, не запомнил. Важно само наличие.
Одно время едва ли не каждый вновь организуемый журнал имел в первом номере недоступную для меня статью Аверинцева, хорошее стихотворение Кибирова и плохой рассказ Битова. Эти рассказы сопровождались смущенными авторскими предуведомлениями: ребята, мол, просят, нового ничего нет, вот, нашлось в столе. Некоторые рассказы были не закончены.
Думаю, тип ситуации очерчен.
Другая презентация - группы, направления, студии.
"Багровый парус" из Ржева, "заозерная школа" из Ростова-на-Дону, рецептуализм, новая суггестивная поэзия. Попробуйте отличить выдуманное от реально существующего.
Довод в пользу публикации: дать всем возможность художественного высказывания. Если этот довод подкреплен качеством текстов, то можно обойтись и без него. Если нет, то сам подход лукав: никакой серьезный редактор не ставит своей целью опубликовать всех графоманов - на этот счет есть Союз Графоманов, свои издания, т.е. иная каста. Но несколько графоманов, собравшихся вместе и как-то назвавшихся, не обретают нового культурного статуса.
Еще одну грустную процедуру можно описать как "нулевку многоступенчатого отбора". Эта специфичная болезнь толстых журналов состоит в том, что текст на пути к (возможной) публикации проходит через несколько рук. А надо сказать, что высокий конкурс рукописей даже в "Новом мире" - величина номинальная и поддерживается за счет откровенной графомании. Итог: чрезвычайно редко рукопись получает четыре плюса, и из таких местных рекордов не составить даже одного номера в год. Волей-неволей вырабатывается трехзначная азбука редактора: энергичный плюс, такой же энергичный минус ("вето") и равнодушный ноль - не настаиваю, но и не возражаю. Результат несложно предугадать: действительно яркий текст активно нравится одним и так же активно не нравится другим, что дает ему, например, два плюса и один решающий минус. А "правильно устроенный", но бледный текст вплывает в журнал на четырех нулях. Кажется, еще Сирил Паркинсон писал о несовместимости голосования и экспертных оценок.
Думаю, оправданий достаточно.
Думаю, курс на "то, что нравится" предстал теперь одновременно и как естественный (по существу), и как эксцентричный (на практике).
Еще одно уточнение: я хотел бы публиковать очень хорошие художественные тексты (в переводе с "внутреннего" языка на "внешний": те, что мне очень нравятся). Как ни странно, и это уточнение вовсе не банально и нуждается в разъяснении.
Если воспринимать художественность как реально ощутимую живую форму, некий заряд специфичной энергии, то можно говорить о "стяжании художественности" - в том смысле, в котором святые отцы говорят о "стяжании святого духа". С этой точки зрения, оправдано культурное бытие текста, содержащего небольшой заряд, добавляющего и расширяющего поле. Идеальная панорама - сочетание блестящих, хороших, неплохих и спорных текстов в контекст, организованный по смыслу и ритму. И ставка на одни лишь шедевры - пусть даже шедевры частного восприятия - еще одно губительное усечение.
Да. В нормальной ситуации так оно и есть. Если внимание читателя сфокусировано, то в этот фокус можно помещать многое. Но сфокусировать его можно только на самом лучшем.
"Мое лучшее" всего-навсего имеет шанс превратиться в "Ваше лучшее". Поэтому - попытка. Совершая попытку, представляешь себе удачный исход - иначе точно не получится. Мне кажется, он должен быть похож на пробой конденсатора - единственное, что запомнилось мне из школьной физики, - разряд, вызванный большим зарядом.
Достаточно для начала.
Леонид КОСТЮКОВ
|
