[Стихи]. / Предисловие Л.Костюкова. "ГФ - Новая литературная газета". - М., 1994. - Вып.9. - с.3.

* * *

...и вот ни духом и ни сном
ты провалился, словно не был,
в другое по созвездьям небо
таким же, как и здесь, шутом.

Пока все строится и ноет,
учиться собирать песок,
родниться с выпавшей страною
на замираемый восток,
иль просто жить с казенной мамой,
играть природу для людей,
гулять с высокими домами
по гулкой памяти своей.

.......................

Пророк рождается в хлеву
с тяжелой и неверной тенью,
и каждое его движенье
дается замертво ему.




* * *

И страна не страна
и жена не жена
и какие-то птицы набитые снегом
даже сын как-то медленно плачет во сне
и душа как окно на бетонной стене
задыхается небом

Бессердечие
молодость
мухи в воде




* * *

По простору Лукомора
холод сходит со спины.
Голос из дурного хора.
Дым обещанной страны.

Гнев ползти не то чтоб рядом -
гнев не то чтобы ползти -
бесконечно русским взглядом
извиваться...
День к шести
разъезжает с пьяным гиком,
возвращается домой
к бабам и великим книгам
вечнолишним меж собой.

Между вороном и воском
на игле в сухом аду
ангел возвращенья...
Бог с ним,
с серым ангелом во льду!

Он давно уже не с нами -
еле зримый сквозь дожди,
в небе
или под ногами,
или просто впереди.




* * *

Сердце твое пологой горы
опускают к равнине серой
Из преданий возвращаются люди
обнимают сухие стволы
Бьется в птице древесная удаль
на дорожках заплывшего сада
прохождение мимо или пощада
и неведенья свет и остуда
Окончание века приветствует запах смолы

Вечереет четвертая стража
Полугород восходит горой
и в цветения мягкую дрожь
веткой веткой зима нависает
русский блин меж делами порхает
и потом
почему ты не пьешь
в облысевшем с трубой экипаже
или просто с печальной женой

Не глухие миры а вокзальная блажь
Хор свернули как коврик в прихожей
Сон Нимрода прибит к беспокойному своду
и свобода прижата к российскому сброду
Вместо слов Иоанн за незримой стеной
раздвигает руками домашний мираж

Нерожденные больше похожи
только имени жест им не дашь




* * *

Подбородок пальцами подперев,
задыхаясь от того, что не лжет,
что в глазах по углам - чужие дела,
что слепая ненависть на законных стерв
от себя его увела,
не желая привычно входить в обиход,
и пока его извиняет мгла,
он падение тянет наверняка,
приближая молчание аонид...
За окном драматическая труха
набирает форму, идет в гранит,
он читает сидящим напротив судьбу,
как от парт до партий несут "все равно",
и согласный гул врывается на слуху
в духотой задернутое окно.

Подбородок пальцами подперев,
называя сжатые имена,
он читает в глазах то, что здесь давно
переброшено далеко наверх,
как с трудом доставшееся со дна.
Видно, бабка его молилась тайком
на такие же лица в белом огне...
Он заходит в укрытый углами дом,
будто жить ему здесь за всех,
спать, уткнувшись лицом к стене,
отражая приставленное "потом",
подходить к вещам и, сметая пыль,
вечно путать муру и сибирь.

За раздвинутым до похмелья столом
эти люди слушали б не его.
Опираясь на брошенный в нем пустырь,
он идет на верное естество,
в лоно - темное, как огни,
перекрученные в зрачках,
как его предпоследние дни
при простивших его дураках.

Подбородок пальцами подперев
и без музыки там, где она живет,
без холеного права спешить домой
и виденьем испытывать мутный блеф,
словно купол - прибитой к губам трубой...
Только днем его выделяет страх.
Он годами не чувствует, где соврет,
обрываясь на самых коротких словах,
изучая спины, как поводырь,
попадая в памятников обвал
точно там, где друзья ушли в перелет
за охрипшим глотком воды.

Спотыкаясь на точке, где прадед - гад
или спутник собственности на грех,
он себя вспоминает как полый смех -
детством спящего в море щенка
или пеной отброшенного назад,
без вести выданного стиха.

А звучание так удлиняет речь,
что тревогой оставленные глаза
и себя раскачавший за эхом звонарь
прямо здесь - на уровне рук и плеч -
обнимают ничего не сказать.
Остается - последняя к миру тварь.
Остается - выучить, умерев...
Он читает судьбу по корням держав,
ничего, кроме времени, не предав,
подбородок пальцами подперев.




* * *

нож
ученик
вода
прикосновенье к причине льда
мерцание входит в примерный хлам
наследует ужас колодцам и зеркалам

нежная участь
вьющийся караван
белый ветер преследует крыльями пчел
и туман
и престол
государство до кучи
все равно престол и туман

одиночество расходится как слюда
нож
учитель
вода
горные истины тонут и не горят

проводившая Иисуса звезда
отражению верные города
две тысячи лет спешат




ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МЕСТА

Застывая живым
двигая воду в шар
и под облаком забывая встречный
средиземный по зимнему времени дар
чувствуешь как Эдип истому
бесконечной
паузы темных сил
с вечера от себя ни шагу
потому что не умер
потому что не говорил
ничего пухлоногий
сбежав из дому
про ведомую слепотой отвагу

Изо всех доставших меня светил
что-то облаком
ночь
под себя семенит дарами
потому что не умер
потому что не уходил
не ступил от звезд пустоты ни шагу
и сучишь от гордости тронутыми словами

Горизонная вера
если тиран так щедр
одномерной природе
чудится исчезая
щурится утро на заготовленный кедр
и подымается вышек стая
и поднимается трясущий листвой народ

я любил
но родина это лес
самый мерный в своем терпении год
потому что не умер
потому что только исчез
рядом с каменной тишиной прорастая




"ГФ - Новая литературная газета", вып.9:                      
Следующий материал