[От редакции]

Акция, приуроченная к сорокалетию Евгения Бунимовича, носила несколько домашний характер, и связанные с нею тексты могли бы рассматриваться как явление частной, а не литературной жизни, своего рода "стихи в альбом". Но - границы литературной жизни - штука изменчивая. Как знать, не предвещает ли такого рода практика творческого ядра былого клуба "Поэзия", практика, пожалуй, вполне уже устоявшаяся, - не предвещает ли нового смещения этих самых границ в сторону включения литературного быта в пределы литературы, в состав литературных ценностей, как это уже случилось в русской литературе во времена "Арзамаса"? Быть может, такое, с оттенком ностальгии, решение культурной ситуации, неуклонно сводящей круг потребления "некоммерческой" литературы к кругу так или иначе знакомых друг с другом людей, - не самое худшее?

* * *

Не ищу я милостей монарших
И толпы признанья не ищу,
Поселюсь-ка я на Патриарших,
Бороду лопатой отращу.

Пусть жлобы живут на Патриарших,
Я и на Сивашской не грущу.

Н₂О в асфальтовом квадрате
Приравняв к квадрату a+b,
Буду сибаритствовать в халате,
Воздавая похвалы судьбе.

Буду сибаритствовать в кровати,
Подавая кофе сам себе.

Жаль, что не дано мне поселиться
Для литературного труда
В центре историческом столицы
Близ литературного пруда.

На хрена, скажите мне, селиться
Возле идиотского пруда,
Где противно даже утопиться,
До того там грязная вода.

За кривой ухмылкой пряча горечь,
Признаю, скрывая боль в груди,
Ты один на свете - Бунимович,
А таких, как я, - хоть пруд пруди.

Что любой сегодня - Бунимович,
А таких, как я, - пойди-найди.

Ты сегодня молод и нахален,
Рвешь, подлец, колготки на ходу,
Я ж, как этот пруд, патриархален
И в тираж, того гляди, сойду.

Я сегодня молод и нахален,
Ты немолод, робок и пархат,
И хоть с виду ты патриархален,
Но в семье царит матриархат.

Отсырел в пороховницах порох,
И суставы при ходьбе хрустят.
Слава тем, кому сегодня сорок!
Горе тем, кому под пятьдесят!

Сух в моих пороховницах порох,
И глаза по-прежнему блестят,
Мне вчера исполнилось семь сорок,
Попрошу налить сто пятьдесят!

Фото Игоря ИРТЕНЬЕВА

ЧЕРНО-БЕЛАЯ ФОТОГРАФИЯ ПАТРИАРШИХ ПРУДОВ НА ФОНЕ РАЗУКРАШЕННОГО БУНИМОВИЧА

        Будучи продолжительно знаком с фенОменом, я задаюсь вопросом, кто кого сочинил - Патриаршие пруды Бунимовича или Бунимович Патриаршие пруды с прилегающими к ним Москвой, Булгаковым, Малая, Белая и прочими? Но как бы ни было, то и другое - продукт ограниченного воображения. Ведь если сочинять водоем, то уж море-окиян, а если сочинять Бунимовича, то как минимум с бодибилдингом Тарзана, а не зачуханного чебурека, со вставшей дыбом от утреннего изумления бородкой несущегося к первому звонку, зыркая по сторонам заспанными, но не по-христиански сметливыми глазенками, и мысленно упражняющегося в вывертах язвительного ума.
        И потом, прописка на Патриарших прудах, что это значит? Что Бунимович патриарх? Тогда почему до поры, до времени, со свойственной его роду-племени мимикрией, он прикидывался пионером? И значит ли это, что, проживая в Чертаново, он засиделся в октябрятах, а переехав, лихо шагнул из пионеров в патриархи, минуя комсомольца, партийца и ветерана отечественных пайков? И ожидать ли от него, что в скором счастливом будущем, призывавшемся на Пасху экс-вице и прочими секретарями, он снова впадет в пионерское состояние ума?
        Впрочем, в случае надобности, редкий Бунимович не долетит до середины Патриарших прудов, планируя на своих стихах, стишатах, стишонках, статеечках и единственной театральной рецензии, написанной им, исходя из соображений завершенности творческого процесса, исключительно для себя, что уже немало.
        Что и говорить, из Бунимовича слов не выкинешь, как не выкинешь самого Бунимовича с занимаемой им жилплощади. Хотя и хочется. И можно понять. С патриотическим благородным негодованием в тренированной груди. Но надобно поостеречься. Ведь не сбросишь со счетов, что он, т.е. Бунимович, и птица-тройка, и комсомолка-вагоновожатая, и даже, собственно, тот самый вывернувший на Патриаршие из Ермолаевского трамвай, переехавший не одну неокрепшую голову подрастающих поколений. Так что нельзя. Все равно что родинку сковырнуть. Очень черную и очень глубокую. Сковырнешь Бунимовича с места, и произойдут завихрения. Зашатаются основы. И что-нибудь, помяните мое слово, обязательно рухнет.

Фото Марка ШАТУНОВСКОГО

ON THE FORTIETH NIGHT

        When the earth turned to salt & the skies came down to meet him. Bunimovich! Who? Bunimovich. An almost white sun. Some flecks of dust lifting off the thinly disguised road as his lovers walk pass. BUNIMOVICH! A man walking toward the sea. Black lizards & frogs flickering across the fields to the ritual noise of gunfire. We first saw HIM in this black & white image while travelling on the trains, returning from the Crimea, less than a month ago. So little time has gone by & yet he seems like a thing of imagination. All of these women, his lovers really, walking in hoards toward the same beach & body of water. His face sunburned as she glanced at him, this younger man, who walked alongside her. The image less haunting than the actual story, which is why, perhaps, he looks for a language of desire that outlives each desire in & of itself. As when speaking of ghosts & absolution. The ghosts of our body and his territory that continues out of its own peculiar changing. Who? Bunimovich, YES! BUNIMOVICH!

Camera: John HIGH

ПЕСНЯ О ДЖИ ЭЙ БИ

Я тебя совсем не знаю,
богоравный Бунимович,
Вождь Великий Гайавата,
но слыхала много слухов,
что при помощи там-тамов
(вроде факсов-телетайпов)
шлют сограждане друг другу
старым способом изустным.
Гайавата Бунимович!
Ты царишь в краю озерном,
в гуще лип, араукарий,
что цветут себе привольно
посреди безводных прерий.
Мудро правишь, методично
племенем своим культурным,
что в лице подростков ушлых
изучает тайну знаков,
сызмальства служа усердно
богу страшному - Биному.
До зари вигвам покинув,
Гайавата Бунимович,
ты скользишь в своей пироге
по озерам и протокам,
образующим систему -
да, прудов Патриархатых,
(как народ назвал их метко)
в глубь земель своих озерных,
в сень своей озерной школы
неустанно сеять семя
мудрости патриархатой,
Гайавата Бунимович,
просвещенный вождь биномов!
(Малолетние биномы
ждут тебя, в кружок рассевшись
на поляне под агавой,
трубку мира курят жадно
и тебя не угощают,
Гайавата Бунимович!)...

Фото Аллы БОССАРТ

* * *

Париж        Париж        Ты весь горишь
Ты весь пылаешь        лаешь
ты ешь и шшшшшшшш говоришь
и мягкий знак
живьем глотаешь

Париж        Париж        Ты весь?
                                                              Я весь
Я есмь к услугам Вашим
Я пролетать имею честь
по-над прудом над Патриаршим

Париж        Париж        Марше О Пюс
О пусть я буду Пюсом
Распаем-Раздолбаем
Пегасом        а ля рюсс
Но я напьюсь со вкусом
и заново родюсь

Я от бонтона стану глуп
И дружен с Мулен-Ружем
сменю тулуп на хулахуп
Прекрасной Даме дам
отлуп
и приглашу-
                          сь на ужин

Засим опять слезами обольюсь
над вымыслом в ветхозаветном Лувре
и тренькну пару раз на нервной лире
и пуще прежнего слезами обольюсь

Париж        Как много в этом звуке
очарованья юных лет
и сердца горестных замет
надежд разбитых на пороге
сырых разнузданных страстей
и прочих умственных затей

Париж
                    А может быть Ла Манш?
Мадритт?? Неаполь? Нью Йорк Сити?
Нет        Страшно и произносити
в уме подобный инструктаж
Париж
                Ты раздеваешься при свете
О это не для слабых душ

Нет-нет        в деревню        в глушь        к прудам
назад        О русская сторонка
где мать-старушка бьет ребенка
тупым холодным утюгом

где по ночам как ветер воешь
а утром гнешься и скрипишь
где счастья своего не знаешь
бежишь не знаешь от чего

Париж
                  Приедешь        город спит
пройдешь по коридору
сдашь паспорт в МИД
и кровь на СПИД
и сны в прокуратуру        в макулатуру

Фото Нины ИСКРЕНКО




[От редакции]

Нам хотелось бы и далее держать в поле зрения проблематику расширения литературного пространства за счет окололитературного быта - равно как, впрочем, и за счет иных дискурсивных практик (наука, "философия"), и за счет встраиваемой в него фигуры автора... Стирание граней всегда - занятие если и не продуктивное, то хотя бы поучительное, чего нельзя сказать о небрежении гранями или их неразличении (nostra maxima culpa - времен, впрочем, давно прошедших; инвективы, однако, в наш адрес на эту тему - вроде проскочивших, кажется, весной в "Октябре" - кажутся нам несколько преувеличенными и потому бьющими мимо цели). Засим - приглашаем наших читателей продолжить размышления над этой проблемой на материале следующей публикации.