Очерки о названиях и пространствах России и ее окрестностей. Urbi: Литературный альманах. / Издается Владимиром Садовским под редакцией Кирилла Кобрина и Алексея Пурина. - Выпуск пятнадцатый. - СПб.: АО "Журнал "Звезда"", 1998. Дизайн обложки Н.Егоровой. ISBN 5-7439-0035-3 С.137-140

Es war ein sch:oner Abend. Die Nacht jagte auf ihrem schwarzen Rosse, und die langen M:ahnen flattern im Winde. H. Heine. "Die Harzreise" О сестры, о нежные десять, Две ласково дружных семьи, Вас пологом ночи завесить Так рады желанья мои. Иннокентий Анненский Ноги, как дни и ночь суток, меняют свое положение. В.Хлебников. "Простая повесть"         Стоит прислушаться и даже понять буквально позднейший отзыв Пастернака о своей первой книге: "Книга называлась до глупости притязательно "Близнец в тучах", из подражания космологическим мудреностям, которыми отличались книжные заглавия символистов и названия их издательств" (I, 727)1. Прежде всего - это журнал "Весы" и издательство "Скорпион". Но пастернаковскому "Близнецу" не суждено было затеряться в зодиакальном кругу символистской литературы. Зодиакальная символика, откровенно встроенная в первый сборник, позднее сильно смущала поэта своим нарочитым схематизмом и очевидностью. И напрасно, ибо осталась закрытой и совершенно непрочитанной. Для понимания этой двоящейся, парной, близнечной образности и ее места в зодиакальной семиотике Пастернака, удобнее начать не с самого "Близнеца в тучах", а со стихотворения "Сумерки... словно оруженосцы роз...", напечатанного в сборнике "Лирика" (1913). Собственно, в этом стихотворении в сконцентрированном виде существует все то, что будет развиваться в двадцати одном стихотворении "Близнеца в тучах".         Константин Локс, друг Пастернака с университетских лет, в своей мемуарной "Повести об одном десятилетии (1907-1917)" подробно рассказал о своем понимании этого текста. Приведем его разбор полностью, так как, во-первых, он красив, во-вторых - бросает вызов, в-третьих, приводит все стихотворение:         "Не знаю, сразу ли доступен читателю глубоко скрытый эротический смысл этого стихотворения, раскрывающийся в двух последних строфах. Приступ к эротической теме дается в первых двух строфах, сразу поражающих смещением, очень смелым и необычным, смысла слова "сумерки", обозначающим неясный наплыв эротической темы: Сумерки... словно оруженосцы роз, На которых - их копья и шарфы. Или сумерки - их менестрель, что врос Плечами в печаль свою - в арфу.         Мужской образ оруженосцев и менестреля дается в отождествлении с сумерками - ключом необычного отождествления является слово "печаль". Неясной, но понятной как эротическая неуверенность, звучит вторая строфа: Сумерки - оруженосцы роз - Повторят путей их извивы И, чуть опоздав, отклонят откос За рыцарскою альмавивой.         Ключом к этой строфе являются слова - "извивы", "откос", "опоздав". Эти слова знаменуют эротическую неуверенность и естественно связываются со словом "печаль" первой строфы. С третьей строфы тема начинает приобретать более ясный характер в, казалось бы, ничем не оправданном, но ясном переходе к образу "двух иноходцев": Двух иноходцев сменный черед, На одном только вечер рьяней. Тот и другой. Их соберет Ночь в свои тусклые ткани.         Эротическая неуверенность подчеркивается словом "иноходец". "На одном только вечер рьяней" - обозначает страсть, явно выраженную у одного и, очевидно, менее сильную у другого - другой.         Слово "тусклый" связывается с "печалью", "извивами", "откосом". Четвертая строфа разрешает тему до полной ясности: Тот и другой. Топчут полынь. Вспышки копыт порыжелых. Глубже во мглу. Тушит полынь Сердцебиение тел их.         Эротическая неуверенность или неудача определяется словомя"полынь", ее "топчут", и она "тушит". Необычное "вспышка копыт" символизирует страсть, достигающую кульминации в словах "глубже во тьму", неудача - в словах "тушит полынь сердцебиение тел их".         Таким образом, для выражения длительной и неудачной любви-страсти понадобилось совершенно необычное по своей образной структуре стихотворение. Никто не может разгадать пути воображения, может быть, неясного самому поэту, но характерного для него, - простое и обычное в человеческой жизни подано им в столь далекой и замаскированной форме. С этим стихотворением я производил эксперименты, давая читать его моим друзьям и требуя от них объяснения его смысла. Некоторые верно определяли стихотворение как эротическое, но не умели его проанализировать, другие просто восхищались им, как системой необычных образов, приведенных во внутренне и внешне музыкальное единство. Тем, кто не согласен с моим толкованием, я предлагаю дать другое и уверен, что оно невозможно"2.         Ну, что ж, попробуем.         Тема и вариации, и одна из вариаций, действительно, эротическая. Но какова тема? Что означают эти сумерки, чьи зори-розы несут рыцари-оруженосцы с перистыми шлейфами-шарфами и острыми лучезарными бликами копий?         Сумерки, как им и полагается, красного цвета: "оруженосцы" (а потом и "порыжелые") от франц. rouge - "красный". Сменный черед таинственных иноходцев - черед утренней и вечерней зорь, заката и восхода ("одна заря сменить другую спешит..."). Так, например, в "Докторе Живаго": "И опять он спал, и просыпался, и обнаруживал, что окна в снежной сетке инея налиты розовым жаром зари, которая рдеет в них, как красное вино, разлитое по хрустальным бокалам. И он не знал и спрашивал себя, какая это заря, утренняя или вечерняя?" (III, 389).         Ночь, облачая их в свои "тусклые ткани", одновременно объединяет и разъединяет их. Закат рьянее, весомее восхода. Сумеречные розы сразу вводят образ коня, нем. Ross - "конь". Именно поэтому мандельштамовский возница из "Фаэтонщика" "словно розу или жабу <...> берег свое лицо"3.         Параллельно с темой сумерек, востока и запада, рассвета и заката, вплетаясь в нее, сосуществуя, развивается мифологическая тема Диоскуров. Укротители коней, близнецы Кастор и Полидевк (Поллукс) "попеременно в виде утренней и вечерней звезды в созвездии Близнецов являются на небе. <...> В мифах о Диоскурах заметны мотивы периодической смены жизни и смерти, света и мрака - поочередное пребывание в царстве мертвых и на Олимпе"4. "Нагоняющие, обгоняющие друг друга, идущие рядом и расходящиеся... Двоящиеся, скрещивающиеся, пересекающие друг друга..." - это о берлинских огнях и, конечно, о близнечных звездах. Таким образом, соперничающая иноходь оруженосцев роз - вариант близнечного мифа. Неожиданное превращение сумерек в менестреля также объяснимо: Или сумерки - их менестрель, что врос Плечами в печаль свою - в арфу.         Менестрель, воспевший Диоскуров в "Метаморфозах", - Овидий, автор "печали" - Tristia.         Поразительно, что Константин Локс не услышал в стихотворении "Сумерки..." столь явственно звучащей темы Диоскуров, из которой, как из яйца Леды, родился "Близнец в тучах" (сами Кастор и Поллукс были рождены именно так). Поллукс - "стертая анаграмма" (на языке сборника "Близнец в тучах") самого имени "Локс", которому посвящено стихотворение "Близнец на корме". 1 Здесь и далее все цитаты из Пастернака лишь с указанием тома и страницы даются по изданию: Борис Пастернак. Собрание сочинений в пяти томах. М., 1989-1992. 2 Константин Локс. Повесть об одном десятилетии (1907-1917). - "Минувшее. Исторический альманах",#15. М.-СПб., 1994, с. 78 - 80. 3 Осип Мандельштам. Сочинения в двух томах. М., 1990, т. I, с.183. Ср. в раннем, но опубликованном только в 1940 году, четверостишии Хлебникова: Сутконогих табун кобылиц Прозвенели, промчались полями. Времяшерстны их тела, Днями пышут взоры глаз. (Велимир Хлебников. Неизданные произведения. М., 1940, с.119). 4 Мифы народов мира. М., 1991, т. I, с. 383. "Urbi", вып.15:                       Следующий материал