Государь сказал Пушкину: "Мне бы хотелось, чтобы король нидерландский отдал мне домик Петра Великого в Саардаме". - В таком случае, - подхватил Пушкин, - попрошусь у вашего величества туда в дворники.
1
"Голландия есть плоская страна", -
сказал один. "Голландия скучна", -
сказал другой... Фасады вдоль причала
качались, что кораблики в порту,
двоясь... За теснотою высоту
широкая душа не примечала...
Глотни пивка и выкури гашиш -
и ощутишь, от погребов до крыш,
всю лютость мореходной вертикали:
не дом, а гроб для рослого Петра...
Когда б трудолюбивые ветра
из шлюза в шлюз еще перетекали!
И мнится: добродетели петит
вот-вот на крыльях мельниц улетит,
под шпилями соборов отобедав,
помахивая карточками вин...
Хотел бы знать, что б вымолвил Кальвин,
увидев миллион велосипедов!
Гляди: страна, плывущая, как флот,
от собственной телесности, оплот
бесцельности, церковный лупанарий,
к Дню Судному готова... но пока,
беря тебя в прищур ростовщика,
смиренно указует на денарий.
2
Дома, которым лет семьсот,
теснясь, толпятся вкруг собора.
О чем гудящая Дебора
пророчествует сонму сот?
О чем шмели-колокола
трезвонят над кирпичной кручей -
здесь, где скудельный храм паучий
сеть цепких улиц оплела?
О том, что эти города -
лишь гнева вышнего мишени,
что не дождутся утешений
от Утешителя?.. О, да! -
горька религия вины,
чья обезличена обитель...
Скорее слушатель, чем зритель,
выходишь в шум из тишины:
Макдональд крутит карусель
в чаду греха, гашиша, мака...
Смешна шенгенская бумага -
всех скоро выдворят отсель!
3
Широкой натурой бахвалься, -
а всё ж на тебя неспроста
поддатые бюргеры Хальса
насмешливо смотрят с холста.
Сравни, если хочешь, с отарой
овец многолицый портрет, -
но всё же Голландии старой
таит он волшебный секрет:
блаженны поевшие плотно,
и ближние пьяным милей...
Пропитаны пивом полотна -
хоть выжми и в кружку налей.
Тут клонит довольство к участью,
неравенство здесь не пестро,
и мнится: притронуться к счастью
легко, словно к рюмке в бистро.
4
Литература - авантюра,
и лучше ею жизнь не трожь...
Но этот мальчик на Артюра
Рембо был здорово похож.
И мне хотелось стать Верленом...
Увы, слова, слова, слова!
Был лишь енейвер по колено
нам, понимающим едва
чужие речи... Вместо драки,
пальбы и снов на чердаке,
плясала девочка во мраке
с колечком маленьким в пупке -
Вермер, не более, картина,
одна иллюзия огня!..
Каналов темных паутина
влекла, опасная, меня...
И вот я жду теперь, когда же
он в грудь мне - sans paroles, без слов -
пальнет, приехав, из лепажа,
как должно пасынкам послов?
5
Нет, рана не была смертельной:
Бог взял голландского посла,
а дуэлянтов в жар постельный
волна злословья унесла.
(Давай кровавую разборку
переиграем в пять минут -
и новый мир, по Сведенборгу,
для Пушкина построим тут.)
Я вижу домик в Саардаме:
кровать, курящийся кальян
и нечто сказочное в раме -
о да, горячий Тициан! -
там зеркало для перламутра,
что с морионом заодно...
И, с петухами, входит утро
немой молочницей в окно.
Денек, как в Петербурге, хмурый -
и нет причины отплести
гнедую прядь от белокурой...
Он жив и счастлив! Не грусти.
6
Не холст - волшебное окошко
в тот мир, где сказочно легко.
Что зачарованная кошка,
смотрю на это молоко.
Зрачок расширен, разум сужен,
дух отдыхает от пелен, -
как будто лучшей из жемчужин
я, вместо мозга, наделен.
А рай, внедренный в короб полый,
похож на тот слепящий зной,
когда ты мой, когда ты, голый,
во тьме целуешься со мной.
