Когда яркая листва на Второй Мещанской тускнела от пыли, начиналась Удельная.
Между Москвой и Удельной располагался мир электрички.
ЗАПРЕЩАЕТСЯ ОТ РЫВАТЬ ДВЕРИ НА ХОДУ ПОЕЗДА
ЗАПРЕЩАЕТСЯ ОТ РЫГАТЬ ДВЕРИ НА ХОДУ ПОЕЗДА
Шик и восторг упереться носком ботинка в стойку открытой двери и, замирая, грудью вбирать пространство и скорость.
Это с Шуркой. Без Шурки я, конечно, ездил внутри вагона. Наблюдал последнего нищего скрипача. Он клонился вперед и вперед по движению руки и страстным голосом детонировал:
- Когда я на почте служил ямщиком...
Нищие без скрипок внушали верлибром:
- Дорогие отцы, братья и сестры,
Ваша жизнь в цветах, моя жизнь в слезах,
Две-три копейки для вас ничего не составят,
Дома не построите, сердце успокоите, -
Подайте слЯпому инвалиду с двадцать шестого года!
Просили оборванные, погорельцы, возвращающиеся из больницы, из заключения.
На Сортировочной или Фрезере я два-три раза видал товарные составы, нагруженные людьми.
В только что поданной электричке человек лет пятидесяти повесил против меня тяжелую сумку и вышел в тамбур. В окно я заметил, вгляделся и понял, что он спустился по лесенке на пути и перешел в соседний поезд. Я убрался в другой вагон.
Мужички в дороге занимались казуистикой:
- Это ты зря.
- Конешно, зря! Што я, незрячий, што ли?
Интеллигент восхищался:
- Взгляните, Вика! Подсолнечник на путях. И что замечательно - никто его не сорвал!
И два молодых вдохновенных прямо по мою душу:
- В Византии было направление - как наш футуризм - палишанэ. Не палешане, а палишанэ...
В Подмосковье, по Казанке, в Удельной было скудное скучное время без дачников.
Полупустые дома к ночи запирались на все замки, крючки и засовы. Люди обмирали от ужаса, если с улицы, из темноты доносилось мяуканье: в богатых Отдыхе, Кратове, поближе в Краскове, Малаховке шуровала Черная кошка.
ДНЕВНИК:
5 июля 1945 г.
Достоверно и подлинно,
произошло в течении 2-х ближайших недель.
У дер. Вялки по М.-Ряз. ж. д. находится склад. Недели 2 назад неизвестными лицами было произведено нападение и ограбление этого склада, при чем был убит сторож. Через несколько дней после этого, рабочий несший на склад 75 одеял был также ограблен и убит. Убийцу заметили и погнались за ним. Бандит убегал 2-3 км и на дворе, на котором проживала некая Гранька бросил при помощи Граньки, одеяла в бак, стоящий на Гранькином дворе. Судьба бандита мне неизвестна. Шурку Морозова (плешивого) вызвали в поссовет пос. Удельная. В присутствии нескольких неизвестных лиц ему сказали, чтобы он поинтересовался соседями Корнеевыми и поглядел, что у них есть. Играя на дворе Корнеевых, Шурка заглянул под террасу, и увидел целые горы бутылок, одеял и прочего. После игры Настасья Корнеева сказала ему: "Шура, на тебе 2 бутылки вина и 100 руб., потом я тебе дам еще 1000, только никому не говори, что видел". Шурка после этого сбегал в школу и позвонил по данному ему в поссовете телефону. Корнеевых мать и дочь арестовали.
На дворе у Граньки Шурка обнаружил в баке одеяла. Шурка сказал об этом Н. К. В. Д., которые ожидают на корнеевской даче человека, который должен придти за одеялами. Граньку и ее соседку Маньку арестовали. Дочь Настасьи Корнеевой вскоре выпустили. Она спятила или симулирует. В деле еще обвинили еще 10-15 чел. шоферов, которыеявозили награбленное добро и продавали его. Шурка ставит из себя Ната Пинкертона.
Записано со слов Шурки 4/VII - 45 г.
Вызывали в поссовет Шурку, а не кого другого, потому что мать - общественница-активистка.
Чтобы насолить активистке, соседи открыли Шурке, что он не родной, приемный. Поверил, не переживал, отношения не переменил, но ощутил себя попривольнее: отпало из чехов, наверно, немцев, и дед был полицмейстер - и вообще, толково, явно так лучше, сам по себе. Если мать неродная вдруг попрекнет за безделье рабочим классом, проще по-школьному отбрехнуться:
Шурка пробыл в моих друзьях-приятелях десять школьных лет и что-то потом. Зимой мы встречались редко. Письма его я получал на почте по ученическому билету. На самом первом конверте стояло:
МОСКВА. 110 ОТДЕЛЕНИЕ. ДО ВАС ТРЕБОВАНИЕ.
Одно из характерных:
13. II. 46 года.
Здравствую, Андрей!
Андрей! Я так и знал что, тебя что-нибудь задержало. Ждал я тебя до 16 (4) часов вечера, а потом бросил надежду на твой приезд. Кинофильм "в горах Югославии" и "Великий перелом" еще не смотрел но по рассказам думаю, что кинофильм хороший и содержательный. Музей <Музей изобразительных искусств со слепками?> правда нехороший. Вот исторический и В. И. Ленина и Тритековка "это да". Там экспонаты большенство не поддельные. На пример: монеты медные, бронзовые и серебряные не поддельные, а что косается золотых и "шапки Монамаха" то это всё подделка, а настоящие, и они хранятся в залах кремля. Марки с Тургеневым тебе я достал. А ты мне достань с немецк. паравозами и военную серию (немецкую), и марки которые ты отобрал еще летом. Повозможности купи мне альбом для заграничных марок, а если ты будешь продавать альбом для Советских марок (фабричного изделия), то тоже оставь мне его. Монет и марок достал порядочно.
Между прочим занимаюсь радиотехникой (притом читаю книги - по их изготовлению), и разными электроприборами. В будущем году думаю проведем между нами телеграф и если удастся, то и телефон. Андрей! если можешь то достань телефонную трубку. Пока всё.
Морозов.
Коллекционерство Шурка называл бизнесом, коллекционеров - бизноделами. Громкое заокеанское слово ему импонировало.
Между прочим было главное. В четырнадцать лет Шурка окончательно определился:
детектор,
супер-гетеродин,
кенотрон,
конденсатор,
сопротивление,
немецкие лампы - американские лампы.
Он непрестанно паял, совершенствуя жалкий домашний Рекорд:
- У, геморроид! -
и мотал девятнадцать, тринадцать метров, ставил новые блоки, импортный штекер, - так что мать - неродная, общественница - взывала:
- Будет он у тебя когда-нибудь работать?
- А тебе на кой?
- Последние известия дай послушать.
- А ты так не знаешь, чем Москва торгует?
- Москва ничем не торгует! - и Шурка плясал вокруг стола, увертываясь от затрещин, - и уплясывал ко мне на террасу.
На террасе - мама на кухне, папа в саду на грядках - мы занимали огромный дощатый стол. Выставляли довоенный не сломавшийся, не проданный патефон - как много он для нас значил! Колдовали над пластиночками - выискивали дикий джаз:
Ва-ди-да Герри Роя,
Маракас Амброзе,
Свит-Су Варламова,
Фокс-Сильва Утесова.
Вспоминали - давний, по радио - джаз-гол <Недавно мне объяснили, что джаз-гол - голосовой джаз, в отличие от инструментального.> Канделаки. Старались прочувствовать сакс, брек и джазовое фортепьяно. Мыслями витали далеко - по заграницам.
Средний русский до ВОСРа мечтал о Париже, Вене, Венеции, о Баден-Бадене, Карлсбаде и Ницце. Мировая революция была приглашением на простор. Вдруг стало видимо далеко во все концы света, даже до Сандвичевых островов, которые оказались Гавайскими. Уцелевший после гражданской войны бывший телеграфист слушал пролетарии всех стран соединяйтесь под аккомпанемент гавайской гитары. Он лишился надежды, но не отдавал мечту и весь НЭП неудержимо пел:
В Гаване,
Где под сводом лазурных небес
Всюду рай и покой...
Вернулся Джон из северной Канады, -
А ну-ка, парень, налей бокал вина!..
Этой экзотики я набирался у мамы, Веры, Юрки Тихонова и - больше всего - у Шурки:
Раньше это делали верблюды,
Раньше так плясали барракуды,
А теперь танцует шимми целый мир...
Шумит ночной Марсель
В притоне Трех Бродяг...
В кейптаунском порту,
С какао на борту,
"Жанетта" оправляла такелаж...
Есть в Батавии маленький дом,
Он стоит на утесе крутом,
И ровно в двенадцать часов
Открывается двери засов,
И за тенью является тень,
И скрипит под ногами ступень,
И дрожит перепуганный мрак
От прошедших и будущих драк.
Очень рано к экзотике стала примешиваться и мешать ей блатная струя. Добил экзотику Гоп-со-смыком. Пластинку эту - заигранную до седины - я видал только раз, а песню мы знали и пели все - как и ее бесчисленные продолжения:
Гоп-со-смыком петь не интересно, да-да,
Сто двадцать два куплета вам известно, да-да,
Лучше я спою такую
Ленинградскую блатную,
Как поют филоны в лагерях, да-да.
В первую пятилетку да-даизм оказался насущней экзотики. Во вторую - атмосферу разрядили возвратившиеся фокстроты и танго, джаз. После войны джаз - как западный - запретили.
Запретный, дикий, опьянял, будоражил. С дикими рожами, самозабвенно, в четыре руки мы отбивали такт по столу - благо, тяжелая мембрана на семидесяти восьми оборотах не соскакивала с бороздки.
От Шурки, ни от кого больше:
Родился я, друзья, в Одессе-маме, да-да,
Но пусть всё это будет между нами, да-да,
Овладела мною сразу
Музыкальная экстаза,
И теперь зовусь я Гоп-со-джаза, да-да!
В двадцатые заграница была мечтой, в тридцатые - смутным фактом, в войну - войной, после войны - ...
Услышав по радио Муки любви Крейслера, я затосковал - как к весне. Прочувствовав в тысячный раз Брызги шампанского, я вдруг понял, что есть красивый мир, заграница, юг Франции, кавалеры во фраках, дамы в вечерних платьях - и этого мира мне никогда не видать.
Удельная - это двух-трехмесячный отдых от школьного напряжения, почти приволье. Никто от меня ничего не требует. Утром лениво встал, если хочется - поковырялся на грядках. Если жарко - пошел купаться; каждый раз мама:
- Смотри, только не утони...
Примерно раз в лето - упоительное путешествие по Македонке с Шуркой в чужой одолженной лодке.
Под вечер можно съездить/сходить в Малаховку в летний кинотеатр на шестичасовой - позже страшно.
И главное - ежедневное сидение в гамаке. Сквозь яблоню светитясолнце, рядом на траве в миске - клубника, малина, вишня, яблоки, сливы. Можно почитать, посочинять, пособраться с мыслями, вникнуть в новые ощущения.
В детстве мы подглядывали в купальню. Однажды при мне подмывалась сумасшедшая тетка Вера. В первом классе я увидел, что девочки сикают не так - и все равно до отрочества не верил, что женщины и мужчины устроены как-то по-разному.
Я рассматривал себя так и в зеркало. Лез за объяснениями в Малую советскую энциклопедию:
АА - ВАНИЛЬ, ВАНИНИ - ГЕРМАНИЗМ, ГЕРМАНИЯ - ДРОТИК, ДРОФЫ - ИСЛАМ, ИСЛАНДИЯ - КОВАЛИК, КОВАЛЬСКАЯ - МАССИВ, МАССИКОТ - ОГНЕВ, ОГНЕВКИ - ПРЯЖА, ПРЯМАЯ - СКУЛЫ, СКУЛЬПТУРА - ТУГАРИН, ТУГЕНДБУНД - ШВЕРНИК, ШВЕЦИЯ - ЯЯ.
На развороте с Гарри Поллитом были: Половая зрелость, Половое бессилие, Половое поколение, Половое размножение, Половой акт, Половой диморфизм, Половой отбор, Половой член, Половые болезни, Половые железы, Половые извращения, а на следующем - Половые клетки, Половые органы, Половые преступления и Половые признаки. По одним названиям ясно, что это для тех, кто уже знает.
Бедный Шурка целую зиму обрабатывал Павленковский словарь:
Бетховен - величайший из композиторов.
Маркс - нем. экономист. Писал об отношениях труда и капитала.
Энгельс - последователь Маркса. Из всего громадного состояния ни копейки не оставил в поддержку проповеданного им учения. (Это по памяти, уверен, что точно.)
Шурка выискивал что позаебистей - в словаре не было статей Малафья, Спирма, Спирмоед (по аналогии с сукоедом).
На наши вопросы книги не отвечали, и мы оказывались во власти фольклора.
Двадцать первый палец.
Хуй бывает - показывается на руке от полумизинчика до плеча:
детский, кадетский,
штатский, солдатский,
пленный, военный,
самый здоровенный.
- Ебена мать, - сказала королева,
Увидя хуй персидского царя.
- Девушка опоздала на последнюю электричку в Нью-Йорк. На шоссе ни машины. Вдруг едет негр на велосипеде. Она говорит: - Подвезите меня. - Садитесь, - и посадил на велосипед перед собой. Довез до дому. Она слезла, повернулась, чтобы сказать спасибо, и увидела, что велосипед - дамский.
- Состязались, кто первым донесет на хую ведро с водой на верхний этаж небоскреба. Погиб самый сильный - перед финишем ведро сорвалось, и хуй стукнул его по черепу.
- Мальчик ходил в баню с папой, а тут пошел с мамой. Увидел, спрашивает: - Что это у тебя? - Это щетка. - Ну, у папы щетка получше - с ручкой, с шишечкой и на колесиках!
У кого красные веки, в школе скажут:
- В пизду смотрел.
Отчего коза всех хуже?
От того, что у нее пизда наружи.
Пизда бывает - складываются концами большие и указательные пальцы:
птичья,
расставляются на фалангу:
овечья,
не размыкая пальцев, во всю длину:
человечья.
Небывальщина:
Резюме:
Генерализация:
Ебется мышь, ебется крыса,
Ебется тетка Василиса,
Ебется северный олень,
Ебутся все, кому не лень.
Семинарская Песнь песней:
Гимназическое склонение:
День был Именительный,
Я ей Предложный,
Она мне Дательный,
Мы с ней Творительный,
Она Родительный -
Чем же я Винительный?
Классика - Лука Мудищев и Евгений Онегин - сочинения то ли Баркова, то ли Есенина:
Я вас прошу, придите в сад
На место то, где кошки ссат...
Оркестра звуки ввысь неслись,
Онегин с Ольгою еблись...
Народный театр:
- Где ты был, Савушка?
- В Ленинграде, бабушка.
- Что там делал, Савушка?
- Девок еб, бабушка.
- Сколько раз, Савушка?
- Сорок восемь, бабушка.
- Что так мало, Савушка?
- Хуй сломался, бабушка.
- Ты бы склеил, Савушка.
- Клею нету, бабушка.
- Ты б купил, Савушка!
- Денег нету, бабушка.
- Ты б занял, Савушка!
- Не дают, бабушка.
- Ты б украл, Савушка!
- Иди на хуй, бабушка!
Та же картинка в частушке:
Почти баллада:
Двадцать пятого числа
Маша с улицы пришла.
Только стала спать ложиться -
Что-то в брюхе шевелится,
Не то мышь, не то лягушка,
Не то маленький Ванюшка.
Стала мать ее ругать:
- Ах ты, сука, ах ты, блядь,
Кто тебе велел давать?
- Не твое, мамаша, дело,
Не твоя пизда терпела,
Не твой старый чемодан -
Кому хочу, тому и дам.
Новый Гоп-со-смыком:
По бульвару Лялечка гуляла, да-да,
Атаманов много Ляля знала, да-да,
Своей талией пушистой,
Своей юбкой золотистой
Ляля атаманов привлекала, да-да.
Хуй вскочил у Гришки-атамана, да-да,
От такого жирного товара, да-да,
Сам собою намекает
И за Лялечкой шагает,
Шайка атамана позади, да-да.
Лялю они быстро окружили, да-да.
В санитарку Лялю затащили, да-да,
Ты, Витюха, встань за мною,
А ты, Гринтя, за тобою,
А ты, Жир, становься двадцать первым, да-да.
Очередь последняя подходит, да-да,
В санитарку старый хрыч заходит, да-да,
Старый хрыч, куда ты прёсся,
Иль тебе старуха не ебёсся,
Иль тебе старуха не дает? да-да.
Ладно вы, ребята, ни гу-гу, да-да,
Дайте мне покоя старику, да-да.
Долго хрыч не собирался
И на Лялечку взобрался
И почувствовал себя в раю, да-да.
Сексуальный фольклор обстоял нас с рождения. С каждым годом делался громче, грубей, неотвязней. При этом матерная сексуальность была не руководством к действию, а скорее - сказкой, ловкой выдумкой, ирреальностью:
- Мальчик, чего ты больше всего хочешь?
- Рогатку.
- А если нет рогатки?
- Тогда девочку.
- Что ты с ней сделаешь?
- Заведу ее в лес, сниму с нее трусы, вытащу резинку и сделаю рогатку!
И вот фольклор оказался самой жизнью. Он обращался прямо к той темной, густой и тягучей жизни, которая всхолыхнула нашу телесность, разбередила душу и раздражила ум каждым прикосновением к действительности. От действительности хотелось зарыться в себя, от разбухания и брожения внутри хотелось бежать сразу во все стороны.
Шурка был уличный, я домашний. И все-таки - оба -
Сидели мы на крыше,
А может быть, и выше,
А может быть, на самой на трубе.
В который раз потрясенный Шурка пересказывал мне, как его одноклассник буднично сказал однокласснице: "Варька, пойдем поебемся", и одноклассница буднично ответила: "Не, назавтра столько уроков задали..." Это была земля, это было естество. С нашей крыши мы не могли ни опуститься до земли, ни возвыситься до естества. Не хватало воли и воображения. Подавляющее большинство наших сверстников находилось в том же параличе.
Про нас презрительно: - Еб глазами, носом спускал.
Сами мы острили: полоумные мы ребята, половой у нас ум.
Но сознание/подсознание, равно как и эстетическое чувство, препятствовали подчинению телесной тяге. Каждый спасался как мог. Днем занятий хватало. Мы с Шуркой, распространившись на ближних соседей, вовсю менялись марками и монетами.
Шурка вгрызался в схемы, рассчитывал и паял/перепаивал свое и чужое.
Я корпел над стихами - брал выше, а получалось хуже, чем в школе:
Светляки озарили росу,
Ухнул филин в далеком лесу,
И от дальних и ближних озер
Слышу я удивительный хор -
Пенье эльфов, русалок, сильфид
Гимном чудным над миром летит...
Читал запоем. Гимназическая хрестоматия по истории литературы и История дипломатии успокаивали. Виконт де Бражелон и Бегущая по волнам относили в прохладные дали. Прощай, оружие и Дикая собака динго тревожили. Хулио Хуренито и Заложники Гейма распаляли, но я не захлопывал их и не откладывал в сторону.
Каждой ночью мы оказывались наедине с самими собой.
Отчаянный Шурка, закинув ногу, почти прилюдно орал:
А я баланды не хочу,
Сижу на нарах, хуй дрочу,
Нан-нара, бля, нан-нара, бля, нан-на-ара...
Откуда-то было известно, что дрочит девяносто девять процентов старшеклассников. Девочек тоже смутно подозревали.
Девяносто девять или не девяносто девять, к дрочбе, суходрочке, сухому спорту - равно как и к дрочунам, то есть, к самим себе общество относилось с иронией.
- За что в эсесэр карается онанизм? - За связь с кулачеством и расточение семенного фонда.
С недоумением или залихватскостью - из Пушкина:
- Жена не рукавица.
Или, ссутулясь и глядя мудро, как Гоголь:
- Зачем жена, когда есть правая рука.
Или - грудь колесом и руку вперед, как Маяковский:
Вперед, онанисты,
кричите ура!
Ваши дела налажены:
К вашим услугам
любая дыра,
Вплоть до замочной скважины!
Обозначение полной нелепицы: диссертация о значении онанизма в лунных затмениях.
Я тяжелел, пух, не спал - и однажды под утро проснулся в лужице. Перепугался: болезнь? Ничего не болело, на душе было бодро.
Шурка растолковал:
- Это так и должно быть. Явно, поллюция. Норма! Представляешь, если бы следы оставались? Оранжевые?
Не наш, взрослый фольклор давал нам понять, что любую трудность на свете легко обратить в смех.
- Генерал милиции приводит к себе дешёвку. Говорит: - Ты подожди, я сейчас. - И ушел в соседнюю комнату. Долго нет. Ей интересно, она заглянула в замочную скважину, а он там приставил наган и шипит: - Стой, стрелять буду!
- В Германии офицер говорит ординарцу: - Увидишь немок, так ты их игнорируй. - Вечером спрашивает: - Ну как, игнорировал? - Так точно, игнорировал в задницу.
Игнорировать в задницу стало ходячим выражением.
После войны Москва покрылась белыми жестяными табличками с черными и красными текстами: ТРИППЕР, СИФИЛИС, ПОЛОВОЕ БЕССИЛИЕ плюс врач и адрес. Чемпионская висела на Неглинной рядом с Музгизом: ВЕНЕРИЧЕСКИЕ БОЛЕЗНИ В ЭТОМ ДОМЕ.
И еще - был на грани действительности и химер фасцинирующий, не дающийся в руки артефакт, который...
Зимой сорок первого/сорок второго, на Капельском, во дворе, мальчишка напяливал на палец нечто, что не напоминало с детства знакомый напальчник. Он надул - и оно не показалось воздушным шариком. Я, обмирая, спросил, что это.
- Это от женщины, - и он убежал.
...Юлькибернаров пасынок поведал, что когда не хотят, чтобы были дети:
- Надевают, не помню точно, как называется, кажется, имитатор.
Школа - удельнинская, московская - уточнила:
Допотопное:
Гибрид гимназии и борделя - пародия на арию Ленского:
Пародия на маяковское Нигде, кроме:
Пародия на Гоп-со-смыком:
Мама, я пекаря люблю, да-да,
Замуж за пекаря пойду, да-да,
Пекарь делает батоны
И меняет на гондоны -
Вот за что я пекаря люблю! да-да!
Пародия на стереофильм Машина 22-12:
- Один наш поехал в Америку. Ему говорят: ты поосторожней, там сплошная зараза. Приходит он в американскую аптеку и просит гондон. Ему говорят: какого размера? А он не знает. Тогда ему говорят: - Пройдите в соседнюю комнату. - В общем, приезжает он из Америки без носа. Ему говорят: мы же тебя предупреждали!
- Да я на примерке засыпался.
Армянин жалуется: - Доктор, у меня столько детей, совсем замучился. Нет ли средства? - Тот прописал ему презервативы. Через неделю армянин прибегает: - Спасибо, друг, спас! - Доктор удивляется: - Как, так быстро? - Да я три раза принял и стал срать пузырями. Все дети со смеху подохли!
Из рук в руки газетная вырезка - кандидатами в депутаты:
Раису Сыроежкину - от Баровского завода резиновых изделий санитарии и гигиены.
Не прямое и пошлое - к тому же недоступное - назначение, не санитария и гигиена влекли нас, - но миф, запретность, неуловимость и - превыше всего - чарующая эфемерность, бархатистое прикосновение талька к губам, всасывание нежного пузырька, осторожный прикус зубами и одновременное закручивание пальцами до границы, за которой он лопнет. О музыкальное шуршание готового пузырька по зубам на уроке - неожиданно хлоп! - и училка делает вид, что ничего не было.
Обладание презервативом - ступень блаженства и степень взрослости.
Мы толклись в аптеках, слушая евфемизмы:
- Два пакетика.
- Две резиночки.
Раз даже:
- Два петушка.
Передавали друг другу разведанные или только что сочиненные народные способы приобретения: ни одна провизорша нам, зеленым, неположенный и дефицитный товар бы не продала.
Мы продумали операцию. Высмотрели у удельнинской аптеки подходящую кандидатуру.
Дед был, как из Некрасова, - борода лопатой, грязная светлая рубаха, на голове шляпа грибом, какие когда-то любили пахари. Шурка извлек пачку "гвоздиков" (тройка - пара, рубль - штука) и направился к жертве:
- Дед, купи нам гондон!
- Стыдно мне, стар я...
- А ты скажи - сыну.
Дед колебался. Шурка помахал папиросами:
- Мы тебе закурить дадим!
Дед взял монеты и, вздыхая, пошел на крыльцо. Минут через десять спустился, обескураженный, и протянул сорок три наши копейки:
- Говорят, нету.
Шурка широким жестом дал ему за старание папиросу.
Неудача не огорчила. Больше того, мы ликовали - может быть, подсознательно понимая, что наконец-таки проявили волю. Судьба дала нам случай проявить волю и воображение, когда настало
лето сорок седьмого года.
Ни до, ни после в Удельной не было таких ближних и подходящих дачниц. Мы подбросили пятиалтынный: Шурке выпала Лялька, мне ее двоюродная сестра Леночка.
Поначалу Шурка имел успех и звание "генерал Морозов", но вскоре возник Авдотьин дачник, рыжий Женька:
- Я еврей, а фамилия Баранов, - и захихикал.
Лялька предпочла социально близкого, и оскорбленный Шурка влез в линялую тельняшку и явился, помахивая армейским ремнем с бляхой. Они ушли толковать в Сосенки, а мы на скамейке ждали - вернее, жаждали крови. Крови не пролилось.
По три раза на дню Леночка с судками ходила в детский сад, где Лялькина мать была за врача, и каждый раз сворачивала в наш переулок. Я ее поджидал, и мы говорили, не могли наговориться о всяком - от Розы Каганович до прочитанного. Однажды приложились сухими губами.
В августе ее увезли в Винницу, и я от нечего делать приударил за Лялькой - удачно. Тут ход конем сделал давно приглядывавшийся к нам дачник Фелька, сын чекиста-дзержинца. Дзержинец хвастал, что по профессиональной необходимости выкуривает сто штук в день и что белополяки у него на спине вырезали БОЛЬШЕВИК. Хоть бы сообразил, что мы каждый день на речке видим его гладкую жирную спину.
Фелька подбил отвергнутых Шурку и Женьку дать мне ума, чтобы опозорить фаворита и самому занять его место. Шурка условным посвистом вызвал меня и, прячась за елочками, раскрыл заговор. К вечеру за мной зашел лощеный подтянутый Фелька. Меня привели на свалку над речкой - там летом сорок первого валялись измазанные говном красивые царские облигации.
- Ты что, Женино место занять хочешь? - прошепелявил Фелька.
Я покобенился и, как было условлено, стукнул Женьку в рожу. Женька ушел из-под рук и словно сквозь землю провалился. А Фелька, размазывая красные сопли, орал с безопасного расстояния Шурке любимое отцово:
- Предатель!
При Ляльке остались мы с Шуркой. Глазевшие на нас садолазы теперь возбужденно орали:
- Андрей, держи хуй бодрей!
Взбешенный Шурка въехал на велосипеде в калитку и обрушил на нас с Лялькой непоследний небоскреб. Я дал ему по физиономии. Пока он слезал с велосипеда, я наставил ему фонарей. Когда мама стала хватать меня за руки, фонарей наставил мне он.
Вражда прошла с синяками.
Таково было третье и последнее, я бы сказал, сюжетное событие за годы моей семилетки.
