* * *

инвалид одноногий в очереди
утирает лоб рукавом
у него мелкие глазки
водянистые как у болотной рыбы
узкий рот с отвислой губой
последствие шрама
пуля сорок второго или
финка уркина в общем
он утирает лоб и глядит на массивные двери
в тоске там округлые девки
на табуретках макдональдс
и усатые тётки с подносами наперевес
расстрелять бы он думает оптом
и очередь и макдональдс
и евреев и русских
чтоб в тихой они траве
побратались и цветики распушили
колыхаясь под ветром
где сладкая рябь оград
и садовые яблони пышные по-весеннему
и крестьянская лавка где спички сахар соль
по тогдашним ценам
и церковка над коей гоняет ванька
сизокрылых красавцев и чиркнув спичкой
из крестьянской лавки
проверяет на прочность
на огнеупорность
перья голубя и просвечивает сквозь них
эта очередь в будущем блёклый лёд фонтанки
постовой с дурацким жезлом
слепой под зонтом
конь на аничковом
девица в пятнистой шубке
и затравленный выщипанный городской
залетевший из прошлого и полинявший
продвигаясь во времени
пёстрый ястреб
от которого прятался в том кусте
у церковной ограды давешний голубь
и плюёт ветеран и сжимает костыль
как в прошлом шею серого труса
выплёвывая беломор
на растаявший снег

* * *

звёзды к полночи пришиты как пуговицы к халату
ветра чёрного старика ушковёрта
василиск с василисой молился на ночь
чтобы утром с портфелем чтобы в строгом костюме за прожиточной рентой
утром пятого февраля по размызганной хляби по стёртым тротуарным плиткам
утром пятого февраля когда талые подметены
звёзды полночи нашей похожие на монетки
на пивные пробки на сверкающие метки
на пробоины в черепе реставрированном антропологом
о какая тоска эта полночь какая тоска это утро
какая тоска эта сумеречная питерская погода
когда полузима обращается в полувесну
полусон замыкает полузеницы
полупамять напрашивается в обнимку
и рыдает рыдает паршивка на самой груди