Александра Николаевна. Фонд выглядит ужасно, просто безобразно: лепнина в потеках, краска клочьями, в вестибюле обвалился потолок, торчат балки, дранка, все гнилое... Особняк Белобородовых - подумать только!..
Татьяна. А почему это они должны приводить в порядок наши достопримечательности?..
Александра Николаевна. Я как-то была в этом доме при коммунистах - и то такого не было...
Татьяна. Правильно: потому что его занимал райком партии.
Александра Николаевна (вздыхает). Н-да, может быть, зря мы их так ругаем, может быть, не все было так плохо, а, Таня?
Татьяна. Мне трудно судить, я ведь действительно во все это верила... Впрочем, что теперь вспоминать...

Антон. Макс, вон, гляди - отличный шар!
Максим (кивает головой). Угу... (Бьет, мажет.) Был...
Антон (возбужденно). Отец, во, гляди - прямой!
Андрей Николаевич (примеривается, бормочет). Знаешь первый пункт устава израильской армии?.. (Отказывается от удара, высматривает другой шар.)
Антон. Не...
Андрей Николаевич. Не давать советов главнокомандующему хотя бы во время боя... (Бьет, вынимает шар из сетки.)
Антон (хохочет). Отлично!.. Гы-гы-гы!.. (Достает из бара бутылку пива, срывает пробку, пьет.)

Татьяна. А что перевод?
Александра Николаевна (машет рукой). Слезы... За этот еще деньги не пришли, новых с русского пока нет, пришлось взять что было: с французского на русский - что-то о ценных бумагах... Облигации, акции, проценты, дивиденды. Подготовительные материалы к семинару - шесть тысяч за страницу... Рублей.
Татьяна. Издевательство...
Александра Николаевна. Три буханки хлеба.
Татьяна. Все равно.
Александра Николаевна. Вы не знаете, что такое голод... А у нас на колхозном рынке в тридцать первом году человеческим мясом торговали...

Александра Николаевна. И покупали... Кто-то, может, и в самом деле не догадывался, а кто-то знал, но делал вид, что не знает... (Пауза.) Витя там не простудится? Ты знаешь, с этими весенними сквозняками шутки плохи...
Татьяна. Ты права... (Громко, в холл.) Антон!..
Антон. Да, мама!..
Татьяна. Возьми плед, прикрой нашего гостя!..
Антон. Понял!.. (Стремительно поднимается по лестнице на второй этаж.)
Андрей Николаевич (бьет, вынимает шар, опять бьет, опять вынимает). Н-да, Макс, не судьба, видно, нашему теляти да вовка зъисты!.. (Бьет, мажет.)
Максим (примеривается). Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати... (Бьет, мажет.)
Андрей Николаевич (примеривается). Нэ кажи гоп... (Бьет, вынимает шар.) Однако, партия!..

Андрей Николаевич. Следующий!..
Антон (с азартом). Сейчас!

Виктор (сквозь сон). Отвяжись... Отвали, я сказал... Кострома, стоянку готовь... (Беспокойно двигается, шевелит руками, как бы обирая, ощупывая себя, и, нашарив под мышкой рукоятку пистолета, успокаивается, засыпает.)

Александра Николаевна. Им, конечно, нужны переводчики-синхронисты... Для переговоров, для перевода докладов, да и просто для общения после работы... В ресторане, в театре... Но они набирают бойких длинноногих девах с тремя-четырьмя курсами филфака...
Антон (проходя мимо). Увы, тетя Шура, это в порядке вещей!..
Александра Николаевна (вздыхает). Я понимаю... Я все понимаю... Порядок вещей... Вещей... Люди - вещи.

Андрей Николаевич (ходит вокруг стола, высматривая шар). Рискуешь, дружок...
Антон. Кто не рискует, тот... (Достает из бара бутылку пива, срывает пробку, пьет из горлышка.)

Виктор (тихо стучит пальцами по стеклу). Тук-тук!.. К вам можно?..
Татьяна (вздрагивает, поднимает голову). Ох, Вик!..
Виктор (дурачится). Блю-у кана-ари - вик-вик-вик - па-ра-ра-ра-ра!..

Виктор. Господи, Таня, как я устал!.. (Обходит стол, падает в кресло-качалку.) Но я хорошо устал, я по делу устал... (Выставляет растопыренную пятерню, загибает пальцы.) Казань, Горький, Харьков, Кишинев - и все за две недели!..
Татьяна. И как?
Виктор. Великолепно!.. Потрясающе!.. "Шива гневающийся", "Наполеон и Жозефина", пепельницы улетали с лотка как... мухи с сахарной головы при появлении гоголевской ключницы... Конечно, с распятиями, волхвами, Христом были проблемы, но... как бы невзначай, из-под полы... Они же там никогда ничего подобного даже не нюхали - край непуганых идиотов, ей богу!..
Татьяна. А как местные власти на это смотрят?
Виктор. Да как везде - даешь милиционеру червонец и час торгуешь без всяких проблем... Потом тебя забирают и ведут в отделение: кто? откуда? покажите товар?.. И тут им сразу всем по пепельнице, барельеф "железного Феликса" на стенку и прочие мелочи... В общем, раздача слонов... И так каждый раз, в каждом городе - даже приедается это однообразие приемов, даже таксы везде одинаковые, как будто они все сговорились!.. (Замолкает, откидывается на спинку кресла, закрывает глаза.)
Татьяна. И много ты заработал?..
Виктор (не открывая глаз). Машину... "Тройку".

Виктор (продолжает говорить, не открывая глаз). Конечно, надо ее еще купить, получить права, но это уже мелочи... Может, через Андрея Николаевича, через Союз писателей, разумеется, не безвозмездно...
Татьяна (сдержанно). Я не думаю, что он на это пойдет...
Виктор (небрежно). Ну, не он, так другой - какая разница? Далеко не всем писателям нужна машина... из тех, кто может ее купить!.. А есть и такие, кто имеет право, но не имеет достаточных средств - я куплю у него это право, точнее, место в очереди!..
Татьяна (холодно). Как ты себе это представляешь?
Виктор (с легким раздражением). Элементарно: машина стоит семь тысяч, я даю господину писателю десять - и все довольны!.. Сейчас это делается запросто...
Татьяна. Если так, то конечно...
Виктор (продолжает уже спокойнее). Могут, конечно, заинтересоваться: откуда у оператора газовой котельной такие деньги - есть у нас такая служба, где работают любители поинтересоваться насчет чужого кармана... (Жестко.) Сунуть свой нос туда, куда их никто не приглашал... А мне, может быть, родственники помогли, тесть в Анголе два года отпахал и решил помочь молодой семье встать на ноги!.. (Короткая пауза.) Можно было бы чуток повременить и взять "Волгу", но уж больно она приметная... Так что на первое время хватит и "Жигулей"... Согласна?..
Татьяна. Согласна.

Виктор (покачивается в кресле). Конечно, дело надо ставить шире... Не отправлять багажом коробки с товаром, а лить все на месте... Снять подвальчик, нанять ребят, поставить над ними своего человека, а отсюда поставлять только формы...
Татьяна. Но ведь надо их научить...
Виктор (отмахивается). Ерунда!.. Готовить жидкий алебастр и разливать его по формам - велика премудрость!.. Обезьяна справится... (Усмехается.) Человекообразная...

Виктор. А как вы здесь жили без меня?.. Не скучали?..
Татьяна. Скучали...
Виктор (с добродушной иронией). Но не очень, как я чувствую...
Татьяна (с готовностью подхватывает). Да, если честно, то время прошло как-то незаметно... На участке так много работы: только собрали последнюю клубнику, как надо уже обрабатывать кусты, обрывать усы, ботву...
Виктор (почти не слушает). Ботва... Хорошее словечко: вот это, мол, дело, а все остальное - ботва!.. Ну и как, оборвали?
Татьяна. Оборвали.

Виктор. Что еще?
Татьяна. Неделю шел дождь, ветром сорвало пленку с парника, пришлось все натягивать заново...
Виктор. И как, успешно?.. натянули?
Татьяна (сдержанно, с легким недоумением в голосе). Натянули.
Виктор (потягивается в кресле). А в Кишиневе такая жарища... На базаре яблоки, груши, дыни, арбузы... Я два контейнера в самолет загрузил, чтобы на себе не тащить... Надо будет вечером в аэропорт прокатиться, забрать... Устроим пир, там еще бочонок вина, три фляги с коньяком... Шашлыков наделаем, поедем на озеро, костер разведем - повеселимся!..
Татьяна (спохватывается). Ты голодный, наверное?
Виктор. Да так, нечувствительно... В самолете кормили.

Татьяна. Не хрусти, ты же знаешь, я не люблю.
Виктор. Прости... (Подходит к ней.) А если бы ты знала, как я соскучился... (Опускается на пол, кладет голову ей на колени.) Все эти гостиницы, вокзалы, аэропорты, камеры хранения, кабаки... Как меня тошнило от этого убогого шика!
Татьяна (заботливо). Ты не очень много пил?
Виктор (с закрытыми глазами). Да так, слегка, вечерами, чтобы расслабиться... Все время в напряжении, надо же как-то сбросить...
Татьяна. Да, конечно...
Виктор. Через год квартиру купим... Трехкомнатной, наверное, будет маловато, как ты думаешь?..
Татьяна (равнодушно). Не знаю...
Виктор (продолжает, не замечая ее тона). Лучше, я думаю, четырех-комнатную с большим коридором, чтобы Антон мог кататься на велосипеде...
Татьяна (гладит его по волосам, смотрит куда-то в пространство). В новых квартирах таких коридоров, наверное, не бывает...
Виктор (продолжает мечтать вслух). Родим Антону братика или лучше сестренку... Оно как-то лучше, когда мальчик и девочка, особенно когда мальчик старше, согласна?..
Татьяна (стирает слезу со щеки). Согласна...
Виктор. Я уже почти не боюсь... Еще вначале боялся, все-таки два с половиной года на атомной лодке, это не хухры-мухры, там почти все лысые, особенно мичмана-сверхсрочники, да и вообще... С семьями проблемы. Они так говорят: я понимаю, она молодая, а тут по полгода в автономке, в кругосветке... Есть у нее кто-то - пусть, я не против, но ты встреть меня по-человечески!.. Потрясающие люди... А сколько их гибнет!.. Чуть что случилось в отсеке: дымком потянуло или еще что - команда одна: задраить отсек наглухо!..
Татьяна. А как же люди?
Виктор (зло). Люди?.. Какие люди?.. Для кого - люди?.. Если бы ты знала, в какие пловучие гробы нас загоняли!.. Мы как-то шутки ради натянули в трюме трос, до упора, как струну, а когда опустились на сто метров - он провис до пола, до сланей... А как эта банка трещит при погружении: симфония!.. Шенберг - "Просветленная ночь"! Только и радости, что раз в шесть дней выпить полтора литра сухого вина...
Татьяна. Как это - раз в шесть дней?..
Виктор. Я рассказывал - ты разве не помнишь?
Татьяна. Я забыла...
Виктор. Все очень просто: за столом шесть человек, в обед каждому положено по стакану вина, и вот сегодня один пьет все шесть стаканов, завтра другой, и так далее...
Татьяна (безразлично). Да, я вспомнила, ты говорил...
Виктор. От радиации, говорят, помогает... Чушь, наверное...

Виктор (продолжает). А может, и правда... Вот (отделяет прядь волос, передает Татьяне) подергай!.. (Она наматывает на палец прядь волос.) Смелее, дергай!.. Ну, давай, не бойся!..
Татьяна (отстраненно, печально). Зачем, Вик?.. Не надо... (Делает слабое движение пальцами.)
Виктор (настойчиво). Cильнее, не бойся, не вырвешь!..
Татьяна (смотрит в пространство). Тебе будет больно.
Виктор (блаженно). Господь с тобой, милая!.. Разве ты можешь сделать мне больно?

Виктор (поворачивает голову, смотрит на нее снизу). Да что с тобой?..
Татьяна (стараясь не встречаться с ним взглядом). Прости, я не хотела... Прости меня...(Проводит ладонью по его лицу, как бы непроизвольно прикрывая глаза.)
Виктор (отводит ее руку, приподнимает голову). Ты так странно меня встретила... Как будто даже испугалась...
Татьяна. Тебе показалось...
Виктор. Показалось?.. Может быть... Все может быть... (Встает, уходит в холл, громко.) Конечно, чего тебе здесь бояться? (Кивает на ружья под потолком.) Вон у тебя сколько стволов!.. (Кричит.) Как у Робинзона Крузо!.. (Меняет тон, жестко.) А где же наш Пятница?.. Наш венецианский мавр?.. Где он?..
Татьяна (сквозь зубы, негромко). Прекрати этот балаган!.. И перестань орать!..
Виктор (ерничает). А что я такого сказал?.. Я не против, отнюдь... Это Костя говорит, что ему становится тошно от мысли, что каждый четвертый человек на Земле - китаец, а каждый второй или китаец или негр, - а я нет!.. Напротив, мне даже нравится, что человек может быть разным: желтым, черным, красным, белым!.. (Через губу.) Только голубых не люблю... Не понимаю, как это они страдают, мучаются... И, главное, из-за чего?.. Нет, не понимаю... Не разделяю этих возвышенных чувств!..
Татьяна. Ну что ты несешь!.. Что за бред!.. Какие стволы? (Показывает на ружья.) Ты же знаешь, что у них у всех спилены бойки, что это просто палки... из них даже воробья не убьешь...
Виктор (бессильно припадает к дверному косяку, бормочет). Да-да, конечно, мы же такие правильные, такие законопослушные, нам сказали, что в доме нельзя держать боеспособное оружие в готовом к употреблению виде, так мы его малость подпортили... Но это я знаю, а если кто не знает? Вон их тут сколько понавешано - страшно, аж жуть!.. На кого, интересно?.. Не знаешь?.. Еще не посвятили?..

Татьяна. Может быть, ты все-таки сначала поешь?..
Виктор (отворачивается). Я не голоден...

Виктор. Он ведь так любит эту страну, ее народ, ее законы... Еще бы ему ее не любить!.. Там он был кто?.. Да никто - автослесарь, чужак, черная кость, работяга... А здесь... (Загибает пальцы.) Писатель, лауреат, ветеран войны - знаменитость!.. Причин для патриотизма более чем достаточно... (Смотрит на Татьяну сквозь ружейные стволы.) Ты согласна?..
Татьяна. Нет.
Виктор (щелчком складывает ружье). Что ж, дело твое... Может быть, я и не прав, кто знает?.. Может быть, он там и в самом деле недобитых эсэсовцев выслеживал - кто знает?.. Тайная миссия. Пятая колонна.

Виктор. А почему я не могу свободно продавать людям то, что им нравится?.. Не порнографию, не наркотики - гипсовые копии распятий, где изображен господь наш Иисус Христос в момент принятия им величайших мук и высочайшего страдания?.. Я ведь их не украл, я их сделал вот этими руками. (Вытягивает руки, смотрит на них.) И по какому такому праву любой хам в свинцовой шинели может свести меня в кутузку, где меня могут уделать так, что крестные муки рядом с этой процедурой покажутся семечками?!
Татьяна. Ты и в милиции так объясняешься?
Виктор. Как?
Татьяна. Величайшие муки? Высочайшее страдание?..
Виктор. Конечно. Они ведь тоже в каком-то смысле люди...
Татьяна. Жаль, Костя тебя не слышит...
Виктор. Костя - святой человек. Костю в эти дела впутывать не надо.

Виктор. Где он сейчас?
Татьяна. Костя?
Виктор. Конечно, кто же еще?.. Папа римский?..
Татьяна. На Соловках.
Виктор. Н-да... Впрочем, естественно... Лето... Где ему еще быть, как не на Соловках...
Татьяна. В фольклорной экспедиции...
Виктор (опускаясь в кресло, потягиваясь). Чудесно!.. Поморы... Староверы... Никаких двойных стандартов. Край земли, человек с собакой, северное сияние и Господь Бог!.. Без посредников... Рерих. Рокуэлл Кент... Как много все-таки на свете хороших людей!..

Татьяна. Ты очень устал?..
Виктор (улыбается, не открывая глаз). Еще бы... Все время в напряжении... Макс здесь, конечно, тоже не в потолок плевал, но я бы с удовольствием поменялся с ним местами: один, в мастерской, никто не суется, за руки не хватает, льешь себе, красишь - благодать!
Татьяна. Для него это халтура, главное - другое...
Виктор (подхватывает). Искусство - не спорю... Но... (Щелкает пальцами в воздухе.) Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!.. (Смеется.) Как мы с Андреем Николаевичем высчитали, искусство в нашей стране начинает кормить лет после сорока... Кого-то раньше, кого-то позже, бывают, конечно, исключительные случаи, но в среднем примерно так... Про него я не говорю - это просто вне всяких правил, причем все, вся жизнь..
Татьяна (смотрит перед собой сияющими глазами). Удивительный человек!
Виктор (не обратив внимания на ее интонацию, вдохновленно). Ты со мной согласна?.. Пишет он, правда, несколько суховато, я бы даже сказал, не совсем свободно, но это понятно: почти пятнадцать лет вне родного языка, страны, народа...
Татьяна (сдержанно). А мне нравится...
Виктор. Вы библиотекари, начетчики, вам приходится читать столько всякой дряни, которая может совершенно испортить вкус...
Татьяна. Да что ты говоришь?..
Виктор (смеется). Прости, я не имел в виду... (Смеется.) Я так, вообще... У каждой профессии есть своя оборотная сторона, своя, так сказать, профессиональная болезнь... Я знаю одного скрипача, который ненавидит музыку! (Смеется, покачиваясь в кресле.)
Татьяна. Кто это, интересно?
Виктор (шепотом, как великую тайну). Жека Поспелов!..
Татьяна (тоже шепотом). Жека?..
Виктор. Во-во!.. Лихо, да?.. Солист, дипломант, лауреат, да и просто музыкант от бога - и вот такое!.. Только ты тихо (прикладывает палец к губам, шепотом) никому!..
Татьяна (серьезно). Могила.

Виктор (блаженно). Так хорошо, что хочется жить вечно...

Виктор (не открывая глаз). Подойди ко мне!..
Татьяна (оставаясь на месте). Может быть, ты поднимешься наверх, поспишь немного?..
Виктор. И наверх поднимемся, не все сразу... Подойди, что ты там уселась?.. Как чужая, ей-богу!.. Отвыкла, да?.. Ну, это ничего, это пройдет... Иди ко мне!..
Татьяна (смятенно). Сейчас, сейчас... только пуговицу пришью...
Виктор. Ах, пуговицу... (Смеется, не открывая глаз.) Да плюнь ты на эту пуговицу!.. К тебе муж приехал, а ты - пуговицу!..

Татьяна (бормочет). Сейчас, Вик!.. Сейчас... Иду... Не сердись!.. (Укалывает палец, вскрикивает.) Ой!..
Виктор (вскакивает). Что с тобой?.. Укололась?.. (Подходит к ней, успокаивает.) Не плачь, мой чижик!.. Не плачь, мой хороший!.. Мой любимый... (Опускается перед ней на колени, целует уколотый палец.) Тебе хорошо со мной?..
Татьяна (смотрит в пространство поверх его головы, перебирает его волосы). Хорошо, очень хорошо...

Виктор. Все?.. Не больно?..
Татьяна. Немножко...
Виктор. Ничего, скоро пройдет... (Обнимает ее, не вставая с колен.) Для тебя, конечно, две недели не срок, ты меня с корабля три года ждала...
Татьяна. У тебя отпуск был.
Виктор (хмыкает). Отпуск!.. Им бы такой отпуск!.. Десять суток - раз в три года...
Татьяна. И на том спасибо...
Виктор. За что?.. За то, что мы кругосветку сделали без всплытия?.. Как вспомню, до сих пор тошно делается...
Татьяна (отстраненно). Но кому-то ведь надо было это сделать.
Виктор (смотрит на нее снизу вверх). Но ты ведь была не одна... У тебя был Антон...

Виктор. Правильно мы сделали, что родили его сразу после школы, правильно, да?..
Татьяна (с трудом, коротко). Да.
Виктор. Говорили: куда вы спешите?.. ранние браки редко бывают удачны!.. Какая чушь!.. (Замолкает, прижимается щекой к ее животу.) Пойдем наверх?..
Татьяна (вытирает слезы рубашкой). Не спеши... Потерпи немножко.
Виктор (в его голосе появляется нотка подозрения). Боишься, что кто-нибудь придет?.. Пусть приходят... Я понимаю, нас пустили на лето, дали комнату, бесплатно - но ведь мы как будто друзья?! Я говорю: как будто - слишком уж мы разные люди... Как там у классика?.. Земля и небо, луна и солнце, лед и пламень?..
Татьяна (медленно, по слогам). Волна и камень... Стихи и проза...
Виктор. Ладно, проехали... (Короткая пауза.) Мы муж и жена, молодые, и я полагаю, что не следует делать вид, что мы в постели ведем себя подобно героям наших целомудренных кинолент?.. В отутюженных фланелевых пижамках, ручки поверх одеяла?..

Виктор (коротко, голос его срывается). Где они все? Где Антон?
Татьяна. На озере.
Виктор. Все?
Татьяна. Кроме Макса... Он в мастерской.
Виктор. А ты почему не с ними?.. Почему ты осталась?.. (Оборачивается к ней.) Меня ждала?.. (Смотрит на нее.) Ну, говори, говори (кричит), соври мне что-нибудь напоследок!..

Виктор. Макс?

Виктор (ошарашенно). Так вот оно что!.. Вот, значит, какие пироги!..

Виктор. Пойдем наверх... (Она молча, как сомнамбула, поднимается со стула, кладет рубашку на стол.) Иди первая, я за тобой. (Она поворачивается, идет.) Иди, иди...

Максим (кричит во весь голос). Спасибо за рубашку!..

Максим (поет). Sky of blue and sea of green on the yellow submarine! We all live on the yellow submarine... (Кричит.) Everybody! (Выбрасывает два пальца "V", кричит.) Два раза!..
Все (подхватывают). Yellow submarine!.. Yellow submarine!..
Максим (один). We all live on the yellow submarine!.. (Кричит.) Everybody!..
Все (оглушительно). Yellow submarine!.. Yellow submarine!..

Антон (высоко подпрыгивает на месте, кричит). Победа!.. Победа!..

Антон. Извините, я вас разбудил?..
Виктор. Я не спал... (Смотрит на него.) Ты - Антон?
Антон. Да... А откуда вы знаете?..
Виктор. Я старый друг вашей семьи... Меня зовут Виктор Георгиевич!.. (Протягивает руку, Антон пожимает ее.) Можно просто Виктор, даже Витя...
Антон. Антон Андреевич. Можно просто Антон...

Антон. А что вы здесь стоите?.. Идите в дом!..
Виктор. Спасибо.

Андрей Николаевич (смотрит на них, негромко). Все это, конечно, хорошо, но что означает эта пальба?.. Антон?..
Антон (небрежно). Да это холостые...
Андрей Николаевич (повышает голос). Холостые, говоришь?.. Да почему оно вообще стреляет?..
Антон (потирает лоб ладонью, смущенно). Понимаешь, отец, тут пока ты ездил в Германию за этим архивом в... Штеттин... Шметтин...
Андрей Николаевич (сухо). Шпремберг - дальше!..
Антон. Я отнес одному мастеру, он посмотрел, сказал, чтобы я оставил и зашел через пару дней, я зашел, он старый такой старичок...
Андрей Николаевич. Короче - сколько раз ты ходил к этому... старичку?..
Антон. Два... Точнее, четыре... (В ответ на вопросительный взгляд Андрея Николаевича.) Вот это (поднимает ружье) и еще "манлихер"...
Андрей Николаевич. А "зауэр"?.. "франкот"?..
Антон. Не успел... Ты вернулся, ну и... сам понимаешь...
Андрей Николаевич (строго, жестко). Но почему ты молчал?.. Почему ты мне ничего не сказал?.. (Сквозь зубы.) Мальчишка, дурачок безмозглый! Неужели до тебя еще не дошло, что ружье - это не елочная хлопушка, что оно убить может?!
Антон (в сторону, закусив губу). Я боялся... Сначала боялся, а потом забыл...
Андрей Николаевич (рассеянно). Значит, боялся?.. Ну-ну...
Антон (продолжает, глядя в сторону, в темное окно). Я тебя всегда боялся, с самого начала... Ты всегда был сильнее, во всем: в шахматах, на охоте... Про остальное я не говорю, бокс, каратэ, кик-боксинг - это не в счет, я просто моложе... Мышечная реакция... А вот разные языки, бильярд, про твою биографию я просто молчу - она подавляет своим величием... А сегодня я выиграл на бильярде - первый раз за всю жизнь...
Андрей Николаевич (сдержанно). Отвоевал, значит, одну позицию... Поздравляю!..

Андрей Николаевич (негромко, ни к кому не обращаясь). Биография, значит, угнетает... Интересная мысль. Логики ни малейшей, а мысль интересная, эдакий умственный ход, ребус для господина Зигмунда Фрейда... (Смеется.) Тоже великий путаник был, но он хоть не скрывал: если чего-то не знал, так и говорил - не знаю!.. Не знаю!.. (Набивает трубку.) А что - биография?! Жизненный путь. Жизнеописание. Curriculum vitae. Ave, Caesar!.. (Достает из бара бутылку коньяка, большую стопку, наливает.) Идущие на смерть приветствуют тебя!.. (Смеется, пьет.) Биография... Фикция. Мираж. Миф... (Напевает.) Я много лет пиджак ношу... Давно потерся и не нов он... А давайте споем Окуджаву, все вместе!.. Макс, изобрази!.. (Запевает.) Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет... (Максим неуверенно, нерешительно подбирает мелодию.) Дай же ты, Господи, каждому... Ну, Макс, давай!.. Все!.. Дружно!.. Everybody! Вспомним славные шестидесятые!.. (Кричит.) Макс, ты что, уснул?.. Тебя, что, тоже угнетает моя биография?!. (Хохочет.)
Максим (негромко, но достаточно отчетливо). Мне вполне достаточно собственной, дядя!..
Андрей Николаевич (восхищенно). Браво, Цезарь!.. Ай да Пушкин!.. Ай да, сукин сын! (Хохочет.)

Андрей Николаевич. Меня самого иногда угнетает... Как вспомню все эти картины: конюшню с конскими скелетами, немцев на Курском вокзале... Мы там зажигалками, сигаретами торговали, и надо ж было какому-то гаду спереть у офицера чемодан... А у немцев разговор был короткий: взяли нас с другом, заперли в вокзальной кутузке, если, говорят, к вечеру чемодана не будет - повесим... На привокзальной площади, при всем народе - пусть видят, что есть немецкий порядок!.. Нашли чемодан, слава Богу, там денщики что-то перепутали... (Короткая пауза.) А когда Днепр форсировали... Из всего батальона пять человек на другой берег выплыли, на бревнах, под обрыв, немцам под ноги, еле живые... Так они нас еще обшарили, у двоих нашли партбилеты, расстреляли тут же, на обрыве, а нас погнали в лагерь... А потом бомбежки начались; мы на военном заводе работали, вот по нам и лупили... Сбежал. Могли, конечно, поймать, пристрелить, но все же лучше так, чем от своей бомбы... Да и шансов больше, у немцев тогда уже своих проблем хватало - не до нас... (Курит трубку, наливает стопку коньяка, пьет.) В Аргентине... Автослесарь... Мы там двоих раскололи: врача из Треблинки и коменданта из Руана - редкая сволочь, антикварную лавочку открыл и мастерскую по ремонту ювелирных украшений... Выманили. Дали объявление в газету: продам старые монеты... Пришел. С парабеллумом... Ничего, управились - пятая колонна, как-никак... (Смеется.) У меня и крест Почетного легиона есть, французы прислали со Степаном Самцовым, когда он из Парижа на такси ехал. (Смеется.) Приглашали. Наивные люди. Я был невыездной. Закрытый. Я даже крест свой в тайнике держал, вот здесь... (Подходит к бару, сдвигает его в сторону, достает из тайника маленькую коробочку, вынимает орден Почетного легиона, пытается прикрепить его к рубашке.)
Антон. Отец, давай я сделаю!..
Андрей Николаевич. Давай, давай, сынку!..

Андрей Николаевич. А теперь давайте все нальем и выпьем за нашу Победу!..

Андрей Николаевич (поднимает стопку). За Родину!..

Андрей Николаевич (негромко декламирует, стоя в световом конусе). Здесь лежит легионер под грубым кварцем. Он в сражениях Империю прославил... Сколько раз могли убить - а умер старцем. Даже здесь не существует, Постум, правил.

Андрей Николаевич. А Степан был прав - умирать надо вовремя. На своих условиях. А то все эти инфаркты, инсульты... Такая дрянь... Не хотел. Боялся умереть до смерти, до полной, когда голова уже умерла, а тело еще живет - эдакая туша весом сто тридцать килограммов!.. Живой труп.
Татьяна. У него же был третий инфаркт...
Андрей Николаевич. Вранье... Вам говорят, а вы верите... Он себе вены вскрыл, в своей огромной, роскошной мраморной ванне... Своеволие... (Декламирует.)

Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
Но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря...

(Смеется, наполняет стопку, пьет. Продолжает.)

Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца...

Потрясающий поэт... Гениальный... А такие, как ты, Степан, чуть его со свету не сжили... За что?.. За тунеядство! Что, не помнишь?.. Врешь, братец - все помнишь!.. И не за тунеядство вы его в лагерь загнали, а вот за это... (Декламирует.)

Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?

(Смеется.) Да и я тоже хорош... Все знал, все видел... и молчал. Купили...

Антон. Отец, перестань, не надо!..
Андрей Николаевич (устало). Да какой я тебе отец... (Кивает на Виктора). Вот твой отец!..
Антон. Сам вижу - не слепой.

Виктор. Андрей Николаевич, так я принесу анкеты?
Андрей Николаевич. Неси.

Антон. Все, мать, мне пора...
Татьяна. Ну, что это за обращение, Антон!.. Андрей, Макс, Шура - скажите хоть вы ему в конце концов!..
Андрей Николаевич. Мама.
Максим. Мамочка.
Александра Николаевна. Матушка...

Антон (с пафосом). Ой ты, гой еси, милая матушка, благослови сынка на дело ратное!.. Отбивать добрым молодцам головки их хмельные да буйные!..

Татьяна (отмахивается). Да ну вас всех!.. (Едва удерживается от смеха.)

Андрей Николаевич (наставительно). Мой юный друг, дело все в том, что слово "гой" происходит от праславянского "гоило", означающего "фаллос", так что выражение "гой еси" по отношению к женщине как бы не вполне уместно... В латинском варианте оно звучит как "viro in plenis potentia" - а уж эту фразу переводить на русский язык при дамах просто неприлично...
Антон (восхищенно). Ништяк!.. Гой... Гуй... (Прыскает в кулак.)
Александра Николаевна (добродушно ворчит). Разошлись, филологи...
Максим (ударяет по клавишам). Товарищ Сталин, вы большой ученый! В языкознаньи вы познали толк... (Кричит.) Everybody! (Андрей Николаевич и Антон дружно подхватывают.) А я простой советский заключенный и мой товарищ серый брянский волк!..
Антон. А насчет ружей, отец, ты не сердись, ладно?.. Я тебе хотел подарок сделать ко дню рождения...
Андрей Николаевич (усмехается). Сюрприз!.. Можешь считать, что ты его уже сделал...
Антон. Давай уж тогда до конца... Мастер сказал: неси все - сделаю.
Андрей Николаевич. Старенький такой старичок, да?..
Антон. Давай, а?.. А то он еще даст дуба...
Андрей Николаевич. Ладно, вместе прокатимся... Люблю мастеров, причем именно таких, старой школы... Дорого берет?
Антон (небрежно). Я угощаю...

Виктор. Факир, ты?.. (Его рука продолжает подбираться к пистолету.)
Факир (из кустов). Я... Что ты делаешь?.. Не надо так... (Чуть погромче.) Алим!..
Алим (откуда-то из другого места). Здэсь.
Виктор. А где Миха?.. Шаня?..
Факир. Миха далеко... очень далеко...
Виктор. Понял.
Факир. Это хорошо... Пушку брось Алиму!..

Виктор (резко окликает). Алим!
Алим (где-то за его спиной). Здэсь...

Факир (из другого места). Не надо так!..

Факир (из кустов). Ключи!..
Виктор. Меня в доме люди ждут... Беспокоиться начнут, шум поднимут... Зачем тебе шум?..
Факир. Что за люди?..
Виктор. Писатель, переводчица - интеллигенция...
Факир. Зачем?
Виктор. Я договор с ним подписываю на книгу... Мне бланки из машины взять надо...
Факир (после короткой паузы). Бери.

Факир. Это надолго?
Виктор. Минут десять...
Факир. Даю пятнадцать. Не выйдешь - подожгу дом.
Виктор. Понял.

Факир. Ключи?
Виктор. В замке...

Виктор (подходит к Андрею Николаевичу, протягивает папку). Здесь все... Анкеты, копия трудовой книжки, паспортные данные...
Андрей Николаевич. Я разберусь...

Татьяна. Двести одиннадцать ноль семь шестьдесят три... Павлина Павловна.
Виктор. Триста десять... Триста десять ноль семь шестьдесят три. У нас коммутатор сменили.
Антон. Я из города позвоню, из бара... А то пока еще наш телефон подключат...
Виктор. Да-да, конечно... А, впрочем... (Достает из кармана пиджака радиотелефон, подходит к Антону, протягивает ему трубку.) Держи... Подарок.
Антон. Спасибо!.. (С усмешкой, глядя на Виктора.) Папа...
Виктор. На здоровье!.. Сынок...

Виктор. Счастливо, Макс!.. Увидимся, даст бог!..
Максим. В Копенгагене...
Виктор. В Гааге.

Виктор (целует ей руку). Прощайте, Александра Николаевна!
Александра Николаевна. Прощайте, Витя! Вы - хороший человек.
Виктор. Спасибо.

Татьяна (надевает на него крест, осеняет крестным знамением). Храни тебя Господь!
Виктор. Это идея... Я подумаю...
Татьяна. Не кощунствуй.
Виктор. Прости...

Андрей Николаевич (окликает). Витя!..
Виктор (останавливается, оборачивается). В чем дело?
Андрей Николаевич. Что писать в графе "Причины"?
Виктор (немного подумав). Общее ухудшение политической и криминогенной обстановки в стране.
Андрей Николаевич (бормочет). Так, хорошо... (Ощупывает карман рубашки, находит обойму.) Да, Витя, чуть не забыл!..

Виктор (несколько поколебавшись, машет рукой). Оставьте себе... Для коллекции.

Татьяна (страстно). Матерь божия, пресвятая богородица!.. Заступница ты наша милосердная!.. (Сквозь слезы.) Пресвятая дева Мария, спаси и сохрани их всех и защити их от всякой напасти, от глада, мора, сглаза, ворога лютого... (Плачет.)

Максим (шепчет). Таня!.. Танюша!.. Не надо, успокойся, все будет хорошо, я люблю тебя, слышишь, я люблю тебя!..
Татьяна (устало, безразлично). Да-да, Макс, я знаю, спасибо...
Максим (поднимает ее). Пойдем... Пойдем наверх...
Татьяна (машинально кивает). Да-да, конечно... идем...

Александра Николаевна (отстраняя Максима). Макс, не надо... Лучше я... Мы как-никак две женщины...

Антон (на ходу, в трубку). Хан, я еду... Была тут одна разборка... Да так, семейные дела... Нормально... Минут через сорок...

        P.S.
        В стране, где открытая дискуссия ничего не решает, - из всех искусств, само собой, важнейшим для нас является балет. А драму - случись ей взобраться на подмостки - зловещим покровительством преследует неумолимый Морфей: ему особенно по душе, когда хороший текст произносят с надлежащими ужимками на разные голоса, ряженые мельтешат и даже палят из ружей, - а интрига не трогается с места.
        На протяжении трех, с позволения сказать, актов драматург изобретает всевозможные предлоги и поводы, чтобы персонажи как можно естественней - как бы между делом, как бы к слову - сообщили нам, кто они такие и что свело их в трех стенах. О реализм! В восемнадцатом веке любой из них открыл бы публике всю свою подноготную за несколько минут, после чего тотчас приступил бы к осуществлению каких-нибудь намерений, какого-нибудь плана, пусть никудышного... "Вишневый сад" не позволяет - это первое. А потом - правда жизни: у нас намерения и планы превращаются в события только за сценой. Но вот биографии рассказаны, день прожит, занавес падает... "Постскриптум" питает слабость к таким пьесам - похожим на повести: главное - текст.




"Постскриптум", вып.10:
Следующий материал