Вып. 2 (4), 1996. - СПб.: Феникс, 1996.. Дизайн обложки А.Гаранина. ISBN 5-85042-071-1 С.183-189. |
Все стихи включены автором в книгу "Созвездие рыб".
* * *
Живопись, и музыка, и тела
легкое сверло...
Только им, не знающим предела
под луной, вольготно и светло.
И психея тоже бы хотела
им служить, но ей не повезло.
Дрожь струны; гончарный круг балета,
косный ком
В вазу претворяющий, - и эта
буря красок... Счастлив, кто влеком
слухом, зреньем, треньем - Параклета
трепетный силком!
Им-то что - на стоязыкой пленке
очевидным, значимым вне слов -
эти лодки Логоса и джонки
Смысла, Причащения улов?
Ах, легки! - шумерки, вавилонки...
И плывут - плывут поверх голов.
Что же ты, сверкающий, как рыба,
в пасмурных пучинах языка,
льнешь к веслу лоснящемуся? Либо
воля, либо ласка рыбака -
леска... Выжить в ней едва ль смогли б, а
все влечет горячая рука...
Милых птиц скликающий Евгений
все недосчитается одной
верткой рыбки... Выбрать царство теней
иль Пресуществленья перегной -
братство инфузорий и растений,
водорослей, крестных средостений
или гордый мрамор ледяной?
* * *
Так касались губы ее гобоя,
я не знаю, полой тоски кларнета,
что сравненье розово-голубое
с языка едва не слетало: это...
флорентийские голуби, бог с тобою!..
Погляди: в ладони блестит монета.
У нее есть аверс и реверс... Две лишь,
созерцатель, версии допустимы...
Я болтаю глупости, чушь ты мелешь -
сантиментов наших смешны сантимы...
Одного лишь гуртиком не разделишь -
в-красоте-рожденного Диотимы.
Не постель - триклиний у нас. Зевает
безработный Эрос, прослушав фразу.
Никакие речи не обвивают
правды, ртам беззвучным доступной сразу...
Как узнаешь: пьет она, выдувает,
утопая в музыке, - воду? вазу?
* * *
Стыдно-стыдно и сладко-сладко
вспоминать позор и разбой
тех полночных дней: лихорадка,
умиранья зной голубой...
Жизнь - души и плоти мулатка,
что подушка, пахла тобой.
Было жалко смывать наутро
твою суть с ладоней и уст...
О, какая там Камасутра! -
смертоносно вспыхнувший куст,
перламутра звездного пудра, -
а не "коитус" и "воллюст"...
Пусть спалят! Пусть отрубят всё, что
помешает нашей любви!..
Не в рожок трубящая почта
на восток, а сердце - плыви
черным солнцем... А ночь-то, ночь-то! -
словно жженку зажгли в крови.
* * *
Отстаньте! Показать любовь -
не тычьте пальцем в двойню
соприкасающихся лбов...
Висконти в "Гибели богов"
устраивает бойню.
И каждое из этих тел,
изъеденных сознаньем, -
могло б! А ты б не захотел -
их призрачным сияньям,
зияньям, дивной пустоте
и кажимости полой -
ответить? В полной немоте,
в бессмысленности голой?
Готов, готов! И ничего
на свете нет иного...
Под маршик сердца моего
марионеткой снова
шагает Гельмут взад-вперед...
Дурная оперетта?
О, да! Сам черт не разберет
кровавого либретто.
И нас когда-нибудь убьют.
Дай поцелую в губы!
Ты - мой! Пусть несколько минут -
жара оленьей шубы,
а после - вешалка, петля...
Уже не страшно: я же -
твой, ты же - мой. Ты - мой? Земля
не разлучит нас даже.
Лишь дрожь слипающихся кож
и радужек сличенье...
Ночь хороша, а ты пригож.
И все, без исключенья,
сполна заплатят. Ну и что ж...
Ты так на Людвига похож
в пылу ожесточенья!
* * *
Он глядит на серебряном талере вправо:
если б мог - повернулся б спиной
к бородатой Баварии, мыслящей здраво,
к летаргической дури пивной,
к литургии, взметенной органною бурей...
Его вензель начертан багром...
О, выращивать фюреров впору и фурий -
там, где Вагнер раскатывал гром!
Променявшего царство на ментика фантик,
на чужую минутную плоть,
чем утешу тебя, предпоследний романтик,
венценосный безумец?.. Господь,
милосердно пошли его сабельной свите,
его конюхам юным, ему -
если и не блаженство в слепящем зените -
то ночную безгласную тьму...
* * *
Как перья первоклассник в ранец
сует, фасеткой всякий блиц -
минутных антиноев глянец,
соблазн атласных небылиц, -
спеша рассеянно по кругу
никелированных минут,
бери! А резвую подругу
они позвать не преминут.
Ведь, что бы маятник ни тикал,
он бесконечностью застыл -
в часы песочные тестикул,
в пустое равновесье сил...
Все цифры звучные похожи -
в них нет ни "завтра", ни "вчера", -
что родинки на смуглой коже,
считаемые до утра.
* * *
Рыбка, рыбка верткая, пузыри
снизу вверх роняет, теряет вес -
и плывет, воскресши, - смотри, смотри! -
не Гермес, а антиотвес.
На ладонь, неверный Фома, бери
воплощенье жарких небес.
Деревянный ихтос живой - Исус
Божий Сын Спаситель Христос -
это Ты: сладчайший и страстный груз,
крестовина радостных слез,
претворенный в тело и кровь союз
золотистых зерен и лоз!
* * *
Искать золотую иголку
в сплетеньях соломы и лоз,
немыми губами подолгу
вымаливать зарево слез, -
исследовать - о, накололо б! -
набобом цветущих завес
атлас загорелый и желоб -
коричный тропический лес...
Верни же мне горечь морскую,
пусть птичка кукует до ста!..
Мне пусто. Ты слышишь: тоскую
и опустошаю уста -
обманутой рыбкой. Мне нечем
дышать. О, свяжи кислород!
Рыдающим морем залечим
шурфы и пещеры пород.
Мне плохо. Не пахнут ладони
Эдемом распластанных глин.
Холопом и олухом в лоне
гнездится скучающий Клин.
Он не понимает. А как ты
ему, дураку, объяснишь
такие большие антракты,
такую мышиную тишь?
* * *
Раскинем карты - поглядим:
вернется ль это лето?
Король червовый - нелюдим.
Пикового валета
не выпадает - потому,
что он лежит с бубновым...
"Сними", - скажу себе. Сниму.
Но та же горечь - в новом
раскладе... Не таро - тавро,
не карты - страх и трепет!..
Но раз ты мне прижег бедро,
никто нас не разлепит.
ЗВЕЗДА
Что-то школьное: если о шерсть янтарь
потереть, он станет теплей,
горячей... Шепни мне - ты чей?.. ошпарь
из пищалей всех и щелей...
На струне дрожащей горяч смычок,
обжигают скрипку щекой...
Вот и жизнь - такой звуковой сачок
для вмещенья жизни другой.
Что еще мне сделать с тобою - съесть,
задушить, живот распороть?..
Как изжить телесную прелесть - лесть
Божеству, волшебную плоть?
Так, в капкан попавшись, целует зверь
сталь - до смерти гложет, грызет...
Будет больно-больно, но ты поверь:
Богоматерь и нас спасет!
Не Танжер мне снится, Звезда Морей,
а безлюдный южный атолл.
Накрени же парусник наш скорей,
запали-ка пиратский тол!
Пусть взорвется боеприпас внутри
каравеллы - разве нельзя? -
и матросы русые пузыри
пусть пускают, в бездну скользя.
Их тела безвольные в глубь неси,
обнимая, - слаще конца
не бывает, ласковее... Спаси
лишь меня и тезку-юнца!..
На непуганый вынеси нас песок,
где семь пятниц будет на не-
деле, козы, кокосовых пальм лесок,
птицы в небе, рыбы в волне.
Где такая полная бирюза,
что и время двинется вспять.
Где и днем и ночью его глаза
будут звездами мне сиять.
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
До ада ближе, чем до Багдада.
И по ночам корабельной крысой
мечется сердце - Шехерезада...
Что эти пляски старухе лысой?
Что эти сказки - об Аладдине,
о паладине, о мореходе -
выросшей вдруг леденцовой льдине,
в южных морях, при ясной погоде?..
Тщетно крути колесо, Фортуна,
вялой волною! Тони, лоханка,
выменяв дырку в своем борту на
пыл "Стерегущего" или Ханко!
Алые все отворяй кингстоны,
пей океан из фонтанной пасти -
о, эти соли живые! Стоны
слушай, не ведая - смерти, страсти...
Кто там - Анубис, Тифон, Геката?
Смена немая зимы и лета?
Запад восхода? Восток заката? -
Только зеркальная грань валета,
только двойная тоска Нарцисса -
взаимоотражение "я" в "ты"...
Нет ни движенья, ни веса, крыса!
Не аргонавты мы - астронавты...
Смерть не страшна и жизнь невозможна,
сердце по кругу бежит тревожно.
"Постскриптум", вып.4:
Следующий материал
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Постскриптум", вып.4 | Алексей Пурин |
Copyright © 2001 Алексей Пурин Copyright © 2001 "Постскриптум" Copyright © 2001 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |