АПОКРИФЫ 1910 ГОДА
"По воздуху несся Лев Толстой", - рассказывал о своем видении один валаамский старец.
Он стоял тогда на берегу озера около церкви. Вдруг поднялась страшная буря, и старец увидел, что по воздуху несется Лев Толстой, а за ним - целая толпа бесов. Лев Толстой стремился к той самой, стоящей на берегу озера, церкви, но бесы преграждали ему дорогу, потом окружили его и увлекли за собой в пучину. Тем все и кончилось.
"Старец впоследствии только узнал о смерти Толстого", - пишет духовный писатель Сурский.
И вот, в монастырской гостинице Оптиной Пустыни, где останавливался в свое время Толстой, с этих пор замечены были неоднократно явления сатанинской нечистой силы.
Одна богомольная женщина останавливалась там в номере, и к ней ночью вошел неизвестно как высокий старик - страшный, со всклокоченной бородой *. Всю ночь промучил женщину - и так подступал к ней, и этак, все с разными угрозами. "Врешь, не уйдешь, - шипел злобным шепотом. - По монахам стала шляться, да каяться - я тебе покажу покаяние". А сам глядел из-под нависших бровей острым пронзительным взглядом, словно в сердце впиваясь.
"Ты у меня не так еще завертишься, - говорил страшный старик. - Я тебя еще и в блуд введу, и в такой-то грех, и в этакий".
Бедная женщина глаз не могла сомкнуть от страха, а под утро спросила: "Да кто ж ты такой?"
"Я - Лев Толстой", - ответил страшный и исчез.
Женщина впоследствии призналась, что неграмотна и про Льва Толстого никогда прежде не слышала, не знает даже, человек ли он или что иное **.
Об этом случае, целиком ручаясь в его достоверности, рассказывает духовный писатель Нилус, тот самый, который дал миру знаменитые "Протоколы сионских мудрецов".
И что после всего такого остается сказать о Толстом, этом великом непротивленце? Начал от "не убий" (тем самым уже сделав несомненный шаг к ереси), а кончил - в посмертии своем - стращая женщин по темным гостиничным номерам. В блуд их старался ввести - если грех, то как же без блуда.
Но какой все же заурядный итог жизни для великого человека.
*
Здесь и далее мое вольное цитирование по сборнику "Россия перед вторым пришествием". Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1993. С.63.
** "Неграмотна, потому не слышала", √ от себя замечу, что упоминание о неграмотности все же содержит некоторый намек на писательскую деятельность Льва Толстого.
ЗНАКИ СУДЬБЫ
И вот, утром глядя в зеркало, я увидел на лбу своем иероглиф Чжи - "годы мудрости", который сложился там понемногу из морщинок и вот - стал виден.
Теперь люди, которые прежде проходили мимо меня, не замечая и как бы не слыша, часто останавливаются сами и просят совета.
Вот в трамвае женщина подошла и спросила: "Какой это номер, вы мне не скажете?"
"Не знаю, - сказал я. - И для прозревающего суть явлений это не важно. Не важно, какой у трамвая номер, и какого цвета его вагон: красный или зеленый, главное, что он идет быстро и мчится вперед, не останавливаясь".
"Что же, - говорит она, - мудрое слово и кошке приятно".
Потом другой подошел со своим делом.
Я поглядел и увидел у него в морщинках на лбу знак Сянь - "терпение".
Он еще рта не успел раскрыть, как я ему сказал: "Терпите". "Терпите, - говорю ему, - когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает, или превозносится, или бьет по лицу..."
"Я потерпеть не против, - он согласился, - но всегда ли это так уместно, как вы говорите? Иногда, может быть, лучше и возмутиться?"
"Не я говорю, а апостол Павел".
"Что ж, - он вздохнул, - радостно слышать мудрое слово".
Тут подошла еще женщина.
"Не будете ли добры посоветовать, куда мне лучше всего вложить мой миллион? Говорят, сейчас так можно раскрутить любую сумму денег, вкладывая ее и вовремя вынимая, что из одного миллиона будет два, и за самое короткое время".
Я подумал тут о своей невыплаченной за три месяца зарплате, которую без меня уже раскрутили.
"Только боюсь обмануться", - сказала дама.
"Не заботьтесь о завтрашнем дне", - хотел я напомнить ей, как сказано, но подошел терпеливый.
"Простите, - сказал он, - вот, есть свои среди нас, есть чужие. И когда нас объедают и обирают, мы готовы терпеть... но только, может быть, от своих, а если от чужих, то не лучше ли возмутиться?"
"Имеющий вместить да вместит", - сказал я.
"Что ж, - он вздохнул, подумав, - радостно слышать мудрое слово".
"Ну так как же?" - спросила дама.
"Из всех ценных бумаг, на мой взгляд, быстрее всего растут трамвайные талоны, - сказал я, - и теперешние триста рублей здесь далеко не предел".
"Простите, - вмешался опять терпеливый, - как христианин я готов и терпеть, и принять унижение, но если затронуто, скажем, чувство национальной гордости, не уместнее ли как раз возмутиться?"
Я попросил у дамы зеркальце, показал ему его "Сянь".
"Значит, терпеть, как написано, - он вздохнул, - так я и не против".
Тут подошел трамвайный контролер. У него на лбу знак власти - иероглиф Ван. Маленький, в виде прыщика, но все равно - власть, ничего не поделаешь. С ним еще один.
Я им хотел сказать мудрое слово о взаимных неплатежах - что как сам не получаю зарплату, так и платить нечем, но промолчал. Пожалел только, что не могу поменять свое Чжи - "мудрость" на Сянь - "терпение".
Или иметь бы с самого начала знак Ши - "хитрость". Как тот добровольный кондуктор, который на площадке трамвая продает прокомпостированные талоны - по двести штука, а у выходящих покупает по сотне.
АНТОН СЕМЕНОВИЧ
Живет Антон Семенович в семье.
Жена у него, дочка маленькая и теща от первого брака.
Живет спокойно, деньги домой приносит.
А в выходной день покупает зеленый напиток "Цитрон", в стакан наливает, пьет, поет, пляшет. Так до вечера, вечером спать ложится, а утром ему рано вставать, на работу идти.
Вот однажды начинается выходной день, берет Антон Семенович свою бутылку, берет стакан, а жена ему говорит, нужно сходить в магазин за булкой. Смотрит Антон Семенович в окно и не может понять, то ли дождь там идет, то ли снег, то ли вообще погода ясная. Не нравится ему это. Но пошел.
Приходит в булочную и там встречает женщину, Тамару Васильевну. Они где-то были знакомы раньше, и теперь это удивительное совпадение, что встретились. Они разговаривают минут пятнадцать. Идут вместе. Она живет совсем неподалеку. Приходят.
У нее дома шотландское виски, коньяк, джин, ром ямайский. Она это предлагает на выбор. Но Антон Семенович берет зеленый напиток "Цитрон", в стакан наливает, пьет, поет, пляшет. Утром идет на работу. С работы возвращается, подходит к своему дому, стоит на улице, смотрит. Какая погода - непонятно ему, то ли снег, то ли дождь. Тут спускается к Антону Семеновичу его жена, дочка маленькая, теща от первого брака. А Тамара Васильевна сидит у себя на подоконнике, как Лорелея. У нее в руке черный бугуяновый камень и она вдруг из цельного камня вытягивает ленту, как из рулетки. По какой-то причине эта конструкция действует наподобие магнита.
Идет притянутый Антон Семенович и к ней приходит. Она берет его за руку, ведет в магазин. Там покупает ему синий двубортный костюм, желтые ботинки, галстук в полоску. У нее много денег в каких-то акциях, домой на такси едут. Дома там виски шотландское, коньяк, ром, все на выбор. Но Антон Семенович берет бутылку зеленого напитка "Цитрон". "Настоящий коньяк, - говорит Тамара Васильевна, - попробуй, чтоб вкус знать. Или виски со льдом". "Не надо мне", - отвечает Антон Семенович. Берет стакан, из своей бутылки наливает, пьет, поет, пляшет. В синем двубортном костюме он пляшет и в полосатом галстуке. Утром идет на работу. С работы возвращается, подходит к своему дому, стоит на улице, смотрит. Тут спешат к нему сверху его жена, дочка маленькая, теща от первого брака. А Тамара Васильевна из своего окна все видит, берет черный бугуяновый камень, вытягивает из него ленту, как из рулетки, и этим устройством действует, словно магнитом.
Притянутый Антон Семенович к ней приходит, стучится. Они садятся за стол. Там коньяк на столе, джин, ликер, виски, но Антон Семенович отклоняет все предложения, наливает себе зеленого напитка "Цитрон", пьет, поет, пляшет. День недели - вторник, а в среду повторяется то же самое, и в четверг, и в пятницу. И каждый раз Антон Семенович отказывается ото всех напитков, а только зеленый "Цитрон" наливает в стакан. И вот в воскресенье выливает Тамара Васильевна потихоньку этот "Цитрон" из бутылки, а вместо него льет туда зеленый ликер "Шартрез" и закрывает пробкой, как будто все так и было.
Садится Антон Семенович за стол, берет свою бутылку, стакан, наливает, пьет, как ни в чем не бывало, пьет и поет, а плясать у него не выходит. И вот, он не пляшет, а идет в булочную, и там как раз встречает свою жену, дочку маленькую и тещу от первого брака, такое это удивительное совпадение, что встретились.
Они идут вместе домой, а женщина Тамара Васильевна берет свой черный бугуяновый камень, тянет оттуда пальцами черную ленту, а лента не тянется. То ли сломалось что-то в устройстве, то ли ресурс вышел.
Сидит Антон Семенович в семье за столом, говорит: "Что-то я устал за эту неделю". Его теща от первого брака наливает ему зеленый напиток "Цитрон", стакан придвигает. Антон Семенович пьет с видом более задумчивым, чем обычно. Смотрит в окно. Наливает еще и пьет молча. Тихо ложится спать, и все тревожатся его здоровьем.
Но возвращается все на круги примерно через неделю.
Живет Антон Семенович спокойно, деньги домой приносит.
СЕМЫКИН
Его фамилия была Семыкин.
Среди друзей и знакомых он был известен тем, что любил тертый хрен в качестве приправы и добавлял его практически во все блюда - в вареную картошку, к примеру. И даже не от особой любви к этому хрену, а из некоторой предусмотрительной осторожности, а в чем осторожность, сказано будет в следующей фразе. Он и очки часто носил особые, в специальной оправе с шорами, тоже из осторожности - такой он был во всем человек.
Семыкин добавлял хрен в картошку, если картошка была импортного происхождения (впрочем, своей, псковской картошки давно уже не бывает в торговле, это известно). А все импортные продукты заражают там, за границей, особенными психотропными веществами, воздействующими на подсознание. При этом в мозг человека заносится специальная зомбирующая программа действия, которая должна однажды сработать, когда человеку будет предъявлено некое ключевое слово, до поры остающееся в тайне.
Это все Семыкин прочитал однажды в какой-то мелкой газете и сразу поверил, хотя от природы своей был скорее подозрителен, чем легковерен. Но поверил, поскольку кое-что уже знал такое. И про заветное ключевое слово знал, которому зомбированный человек (а кто в наше время не зомбирован?) не может противиться, если услышал. Поверив, отложил газету и сидел на диване с тяжелой душой. Беспокоили мысли и даже ночью потом он не мог уснуть, выходил на кухню, пил там холодную воду. Смотрел вниз во двор - без единого живого окна темный колодец. Свет от луны липнул к гладкой стене, ничего, кажется, не освещая. Безлюдно было. Потом кто-то показался там, внизу, из теневого угла, и шел по-пьяному замысловато. "Вот идет полковник", - подумал Семыкин: словно чей-то голос сказал в ухе. "Вот лежит полковник", - подумал Семыкин, подойдя к окну снова. Тот не стал лежать долго и поднялся, держась за стенку. "Идет полковник", - подумал Семыкин. И, отойдя от окна, вздохнул о своем. Мир, конечно, ужасен был, в котором человек беззащитно стоял перед лицом темных сил всепроникающего психотропного воздействия. Семыкин подошел к окну: "Лежит полковник". Отошел от окна. Налил в стакан воды и выпил. С полочки над холодильником достал книгу - Псалтырь и прочел на заранее заложенном месте: "Избавь меня и спаси меня от руки сынов иноплеменных, которых уста говорят суетное, и которых десница - десница лжи", Читал и кивал головой, соглашаясь. И какая же, в самом деле, изощренность нужна была, чтобы в вещество элементарное (элементарное в том смысле, что - химия и ничего больше), то есть в его комочки-молекулы вписать и программу действия и заветное слово-ключ, да еще и вложить все это в ничего не подозревающего человека. И ведь не уберечься никак, вздохнул Семыкин. Он выпил воды и выглянул в окно: "Вот идет полковник", - сказал голос в ухе. Человек шел в узком пространстве двора, двигался от стенки к стенке, не попадая ни разу ни в дверь, ни под не видную в темном углу арку, а может, и не имея надежды попасть - по временной нерасположенности случая. Дошел до стены. "Лежит полковник", - подумал Семыкин. Вернулся к столу. Выпил воды из стакана. Открыл книгу, читал и думал; как читал, так и думал: "Враги мои окружили меня. Они утвердились в злом намерении. Плетут сеть против меня, изыскивают неправду. Делают расследование за расследованием даже до внутренней жизни человека и до глубины сердца".
И вдруг прочел: "Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого". Утешительные были слова; значит, и для справедливости должно было наступить время. Семыкин успокоился душой, лег, свернувшись в постели калачиком, закрыл глаза, пробормотав неслышными губами: "идет полковник". И тут подумал, что простой хрен с его ядреной природной силой, будучи добавлен к блюду, вполне может расстроить тонкие механизмы действия импортной химии, наверняка не рассчитанные на такое соседство. Утешительная была мысль, и Семыкин закрыл глаза плотнее ("лежит полковник"), собираясь уснуть, но не в сон отошел, а словно провалился куда-то (с внезапным озарением понимая, что было уже все это с ним, все было уже сто раз, - та случайно попавшая в руки газета, та тяжесть душевная, ночь, и луна, луна, утешительная пришедшая мысль, и за мыслью - решение, ставшее привычкой). Он оказался вдруг в мертвом колодце двора, в темном его углу; качнувшись, шагнул вперед. Сверху луна светила. Впереди белела стена.
Идет полковник.
ТАЙНАЯ СИЛА ВЗГЛЯДА
Один известный колдун и народный целитель никогда в жизни не улыбался. Смотрел же охотно и часто, иногда - прямо в глаза специальным пристальным взглядом.
Помню, он объяснил как-то при случае, что человеческая улыбка эволюционно происходит от той гримасы с оскалом зубов, которая у обезьян выражает страх перед более сильным собратом и готовность к подчинению. Поэтому улыбка, какой бы она ни была, всегда заискивает, и на подсознательном уровне в ней прячется желание расположить к себе собеседника путем умаления себя и признания его превосходства. Вот так.
Скрытое значение пристального человеческого взгляда он тоже объяснил, но позже, в другой раз.
Это все было довольно давно, тогда он еще не колдуном назывался, а йогом, причем не каким-нибудь самодеятельным йогом, каких много, а настоящим, прошедшим некое тайное посвящение. Рассказывали, что то ли из Индии, то ли с Тибета приезжали трое - в строгих европейских костюмах, но бородатые все, с темными лицами. Они по каким-то им известным приметам нашли его, признали своим и дали ему то самое посвящение. Однако впоследствии он поменял эти свои индийские корни на исконно русские, объявив, что еще допрежь всякой Индии йога известна была на Древней Руси, откуда ее и позаимствовали потом индусы. И слово само "йога" - это, оказывается, исконное русское "иго", то есть "ярмо", "упряжь", "увязь", что в иносказательном понимании может означать "система" или "дисциплина". Далее этот, как я его назвал вначале, колдун и целитель утверждал, что именно он является преемником традиций исконной русской йоги, которые после введения на Руси христианства могли только в сугубой тайне храниться, между немногими передаваясь от поколения к поколению.
В последнее же время он опять новым лицом повернулся к миру и глядел с расклеенных по городу рекламных афиш, на которых он был бородатый, словно монах, в черном, наподобие рясы, балахоне, с большим крестом на груди и тяжелой цепью поверх креста. Там, на этом портрете, только глаза выделялись и большие белые руки, сложенные как бы спокойно над нижним его обрезом. Думаю, что положение рук, так же как и выражение взгляда, было выверено точно. И сама портретная фотография была, конечно, им собственноручно сделана - он многое умел делать, поднимаясь до профессионального уровня, если за что брался, и имел в этом предмет гордости. Конечно же, он самолично должен был сделать свое портретное фото, чтобы добиться в нем правильного интенционального смысла во взгляде и жесте.
О значении взгляда и интенциональной жестикуляции он объяснял однажды. Интенция - это намерение. Интенциональные жесты (то есть выражающие намерение) - это по преимуществу незначительные движения тела, рук, лицевых мускулов, которые производятся неосознанно и так же неосознанно воспринимаются собеседником, но тем не менее несут важную для общения информацию. Настолько важную, что иногда правильней будет сказать не "выражающие намерение", а "оказывающие влияние". И тогда уже до первого сказанного слова становится ясно, кто есть кто перед кем. Так говорил он, в ту пору бывший как гуру среди нас, сэнсей, учитель... И о свойствах взгляда тоже. Только я оказался плохим учеником, что и аукнулось в эти последние дни, когда мир окружающий стал как-то повышенно агрессивен - не то чтобы врываясь в буквальном смысле грабителем в дом, хотя и это возможно, но в глаза и уши влезая с особенной новой назойливостью. Говорю "с новой", потому что и старая была - назойливость плаката (по красному белым) и лозунга в ту недавнюю, отошедшую прочь эпоху. Старую я привык игнорировать, а к новой у меня нет иммунитета. Я здесь имею в виду скорее не то, что с грубой очевидностью явлено, - рекламу, скажем, или политику, а относимое к категории мелочей - какой-нибудь случайно (как бы случайно) встреченный взгляд - на улице, в трамвае, в метро - взгляд, похожий на ниточку, за которую вытягивают тебя из толпы. И дальше возникает разговор, может быть, всего пара слов, но с улыбкой, с какой-то доверительностью интонаций, и ты становишься вдруг как ребенок, которого незнакомый дядя называет по имени, потому что еще до этих слов задушевных, еще от первого взгляда и жеста уже стало ясно кто есть кто перед кем, расписаны взаимные роли, и по ходу сценария тебе предназначено лезть в карман за деньгами, или диктовать раскрывшему записную книжку собеседнику номер своего телефона - что, пожалуй, худшим чревато.
Так вот, клюнув на встреченный взгляд, я в понедельник купил в проходе метро у двух улыбчивых девушек номер журнала в завлекательно яркой обложке, а в среду прямо на улице у симпатичной пары (по первому впечатлению как бы супружеской) приобрел какой-то набор для кухни. Они шли мне навстречу со своей красивой коробкой, полезная вещь в хозяйстве, сказали они, глядя на меня особенным взглядом, к тому же со скидкой по случаю рекламной кампании, и я, думая, разумеется, сказать "нет", полез в карман за деньгами. Они чувствовали, должно быть, что я получил свою небольшую зарплату. С этой зарплатой они и ушли, а я - с коробкой. Дома раскрыл упаковку, там были вкладывающиеся друг в друга баночки, вазочки и коробочки из разноцветной пластмассы. Для мяса, сыра, фруктов и всего такого - чтобы хранить в холодильнике. Я расставил это все на столе, налил туда воды, смотрел какое-то время на то, что получилось, и думал. Зазвонил телефон. По телефону звонят мне три проповедника разных сект и агент туристической фирмы, все борются за мою душу, звоня регулярно. И душа остается при мне наверное только потому, что тянут ее в разные стороны. Я не стал поднимать трубку, думая про себя о том, как много появилось способных людей, знающих интенциональную силу взгляда и жеста и умеющих использовать. Я же, как сказано выше, оказался неспособным учеником и даже забыл, что конкретно говорил о значении и о силе взгляда этот в прошлом учитель йоги и для многих духовный наставник, теперь выступающий как колдун и целитель.
Забыл, но случай однажды поспособствовал вспомнить. Я тогда ехал в трамвае. Предстояла пересадка, и я, оборачиваясь, смотрел через заднее стекло, не идет ли там нужный мне номер. Я обернулся так несколько раз, высматривая его, а сидел сам в середине полупустого вагона. Я обернулся три или четыре раза, а на пятый раз с заднего сиденья поднялся кто-то большой, не знакомый мне вовсе. Подошел, говорил что-то нечленораздельное, махал кулаками. Я поспешил выйти. И на остановке оказался как раз перед той афишей, с которой он самый, колдун и целитель, глядел своим неулыбчивым взглядом. И я вспомнил, что говорил он о свойствах пристального человеческого взгляда. Говорил мимоходом, не углубляясь в нюансы и не давая практических рекомендаций, намекая, впрочем, что имеются такие возможности. Он объяснил, что наши обезьяньи предки не грубой физической силой выясняли свои взаимоотношения, а мерились взглядом. При этом слабейший скромно опускал глаза, признавая тем самым чужое над собой превосходство. Может быть, улыбаясь при этом в смысле упомянутой выше гримасы с оскалом зубов. Тем все и кончалось. Пристальный же взгляд означал собой несомненный вызов, после чего сильнейший естественным образом приходил в ярость.
В том-то и дело, подумал я, стоя перед афишей и прикладывая холодное к подбитому глазу. Я смотрел слишком пристально на человека, то есть не на него смотрел, а сквозь заднее стекло - мимо, но человек подумал, что - на него, и пришел, естественно, в ярость. Это понятно, и понимание причин примиряет с последствиями. То же и касательно других случаев. Все так. Однако все же какие нервные стали в последнее время люди.
"Постскриптум", вып.5:
Следующий материал
