Из антологии
"ДИКАЯ АЗАЛИЯ"

Перевод с японского и предисловие Александра Белых


      РИСК: Альманах.

        Вып. 4. - М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2002.
        ISBN 5-900506-98-3
        Обложка Вадима Калинина.
        С.145-148.

          Заказать эту книгу почтой



    ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

            Первое издание мужской гомоэротической антологии "Дикая Азалия" появилось в 1713 году в Киото, издателем был Савада Китидзаэмон. В его предисловии говорится, что её составил в 1676 году Китамура Кигин.
            Любовь между мужчинами называлась в Японии "вакасюдо" - "путь юности". Японская традиция допускала только иерархические отношения: за взрослым закреплялась роль покровителя и наставника для подростка и юноши. Такие отношения были с давних веков распространены в самурайском сословии и среди монашеской буддийской элиты, но широкое распространение в литературе получили только в XVII веке, на фоне развития городской культуры.
            Нарождающееся сословие горожан переняло практику мужской любви и внедрило ее в театр Кабуки, где та вскоре приняла форму подростковой проституции. В результате официального запрета, который преградил женщинам путь на театральные подмостки, с 1629 года в театре Кабуки женские роли исполняли исключительно мужчины. Таких актеров называли оннагата. Их воспитывали с малолетства. Один из самых выдающихся актеров того времени Саката Тодзюро (1647-1709), вождь реалистической школы, говорил: "Оннагата сначала становится женщиной, а уж потом играет ее". Высокое духовное содержание "вакасюдо" обесценивалось в театральной среде и в нравах городских жителей. Однополая любовь на аристократический лад, где любовники обменивались чашами с кровью, где воспевалась преданность мальчика-сиго самураю-покровителю, вытеснялась продажностью и вульгарностью. Мальчики-вакасю стали женоподобными, изнеженными.
            В прозе XVII века кана-дзоси постоянно идет борьба за собственные духовные традиции "вакасюдо", отличные от низменных нравов нарождающейся буржуазии. Воссоздавая историю "вакасюдо", киотские писатели изображали ее без эротики, противопоставляя намеренной эротизации на театральных подмостках Кабуки. Произведения в стиле кана-дзоси напоминали читателям о существовании духовных ценностей "вакасюдо" в целях назидания для современных самураев, священников и горожан. По этим книгам мужчины учились, как лучше любить юношу; а юношей обучали, как отвечать на эту любовь. На службу этой традиции становилась и антология Китамуры Кигина, приводившая классические примеры такой любви.

            Когда Кигин (1625-1705) завершил в 1676 году собирать антологию, ему исполнился 51 год, за его спиной был научный труд "Когэцусё" - комментарий к роману Мурасаки Сикибу "Гэндзи-моногатари", долгие годы уроков поэзии вака и хайкай (к его ученикам причисляют и Басё) - Кигин отдавал предпочтение любовным стихам кои-но ку. Однако в любовной поэзии классического периода не обозначался объект любви: чувство желания, жажды или вожделения выражалось безотносительно к полу того, кому посвящались стихи. К тому же нередко мужчины писали стихи от имени женщины. Таким образом, гетеро- и гомосексуальная поэзия смешивалась в императорских антологиях. Создавая антологию "Дикая Азалия", Кигин впервые выделил особо поэзию, воспевающую любовь между мужчинами.
            Название этой антологии пришло из танка ╧495 первой императорской антологии "Кокин Вакасю", собранной в 905 году:

    Память сердца, ты
    Как дикая азалия в горах
    Средь молчаливых скал.
    Моим словам не выразить любви,
    Они лежат камнями┘

            В комментариях Кигин цитирует версию Китабатакэ Тикафуса о том, что это стихотворение принадлежит священнику Синга Содзу и посвящено придворному поэту Аривара-но Нарихира, одному из "шести гениев поэзии" антологии "Кокин Вакасю", славившемуся красотой и талантом. Вероятно, что эта легенда отражает зависть и придворные интриги вокруг Содзу, одного из 10 важнейших последователей Кобо Дайси (Кукай), настоятелем храма Дзёгандзи. Однако в XVII веке эта поэма воспринималась уже как икона мужской гомоэротики. Ихара Сайкаку включил ее в книгу "Великое зерцало мужских желаний" (1687), а также в "Азбуку мужской любви".

    А.Б.                    


      Ты утаил свой лик,
      Подобно луне в дождливую ночь
      За грядой бегущих облаков.
      Быть может, кто знает, и вправду
      Это ты озаряешь мой путь?

          Содзу Какуга

В храме Миидэра жил послушник, который обещал навестить Содзу в следующий раз, когда приедет в столицу. Однако, оказавшись в столице, мальчик не дал о себе знать ни единым словом. Содзу Какуга написал это стихотворение и послал ему.


      Сокол поднялся
      Над долиной Микари,
      Взлетел высоко.
      Не так ли уходит любовь
      По дороге разлук?

          Сайгон-хоси

Один юный послушник отправился со своими родителями в другую провинцию, сказав, что скоро вернётся. Однако прошло время, а он не возвращался, поэтому Сайгон написал письмо и приложил к нему это стихотворение.


      О, соловей,
      Не забывай старинное гнездо
      В родной долине,
      Если ветка сакуры в цветах
      Окажется тебе милей!

          Рисси Нинъю

      Столичной сакуры
      Цветенья ради прилетел он,
      Этот юный соловей.
      Ах, возможно ль позабыть
      Старинное гнездо в долине?

          Дайсодзё Гёсон

Мальчик, которого очень любил Рисси Нинъю, отправился в столицу жить с Дайсодзё Гёсоном. Написав это стихотворение, Рисси отправил его возлюбленному. Гёсон ответил вместо мальчика.


      Я говорил: "Люблю!"
      И снова признаюсь в любви к другому┘
      Что это значит, лгал я?
      Нет, теперь люблю иначе я,
      Не так, как прежде┘

          Принц Носан

Стихотворение взято из повести "Ямато-моногатари" (глава 62), которую, вероятно, создал Аривара Сигэхара (ум.905 г.), второй сын Аривара-но Нарихира, при участии экс-императора Кадзан-ин. Японский исследователь предполагает, что Кигин ошибся, включив этот пассаж в антологию гомоэротической поэзии, так как, возможно, это была принцесса.


      Ах, если б ты спросил,
      Я б тебе ответил непременно,
      Куда мой путь лежит,
      В каких горах укрыт мой храм,
      Если бы ты спросил, конечно┘

          Из 323 главы повести "Кокон Тёмондзю" (1254), Татибана Нанъэн (Нарисуэ).

Вот фрагмент из этой книги:
"В храме Сикондондзи в Омуро жил мальчик по имени Титосэ, в которого был влюблен глава этого храма. Мальчик был красив лицом, с добрым нежным сердцем, искусно играл на флейте, умел исполнять песни в новомодном стиле. Священник трепетно любил его, но однажды в храме появился мальчик по имени Микава. Он играл на кото и сочинял стихи с большим искусством и вскоре тоже стал пользоваться трогательным вниманием священника. Поскольку влияние этого мальчика несколько затмило влюблённость священника в Титосэ, тот почувствовал себя униженным и покинул храм, и не появлялся в нем много дней. Однажды в храме был праздник с вином и весельем. Один из послушников настоятеля, Сюкаку Хоссинно, спросил: "Куда пропал Титосэ? Почему его нет на нашей пирушке? Вот бы послушать, как он играет на флейте и поёт модные песни!" И тут же отправили записку к мальчику с приглашением, но Титосэ отказал, объяснив: "Я плохо чувствую себя в последнее время". За ним посылали второй и третий раз. Титосэ стало неловко искать повод для отказа, поэтому вскоре он появился перед публикой, облачённый в газовую накидку, украшенную цветами и листьями клевера. Накидка ниспадала с него многочисленными складками. На рукавах красовались вышитые воробьи. На нем были широкие штаны пурпурного цвета. Однако эти утонченные одежды не могли укрыть от взоров присутствующих его подавленного настроения. Когда настоятель храма Омуро опустошил свою чашу, собравшиеся попросили Титосэ исполнить для них песню в новом стиле. Он запел:

    Я был покинут Буддами всех времен, как мне быть?
    Я утратил надежду на перерождения в раю.
    Амида Будда, возьми меня к себе, хоть и велико бремя моего греха.

Когда он пел "я покинут Буддами всех времен", его голос от переизбытка эмоций слегка сел. Он пытался пересилить свою печаль, но она продолжала непроизвольно выплёскиваться. Все, кто слушал Титосэ, были чрезвычайно тронуты и рыдали. Опечалившись песней мальчика, пиршество прекратили. Настоятель храма Омуро не вытерпел и заключил Титосэ в крепкие объятия и увел с собой. Но когда наутро настоятель вернулся в свою спальню, то на ширме у изголовья постели он обнаружил стихотворение, написанное на красной бумаге. Каково же было удивление священника, когда он, присмотревшись, узнал почерк Микава. Возможно, что мальчик сочинил танка, увидев, что священник предпочитает песни в новом стиле и по-прежнему очарован цветами прошлого. Священник спросил о мальчике, но его нигде не могли найти. Позднее дошли слухи, что он добрался до священной горы Коя, где принял постриг.


      Пятый месяц, льют дожди┘
      Ах, видно, из презрения к тебе, мой друг,
      Соловей молчит в моём саду.
      К тому ревнует он, кто ныне в сердце
      У меня нашёл приют.

          Тайсё

      В этом месяце дождей,
      Если даже разойдутся облака,
      Нет, не прилетит
      Из-за гор далеких соловей
      В твой сад цветущий!

          Ответная танка Дзидзю

Из повести "Мацухо-моногатари" или "Мацухо-но Ура-моногатари", созданной неизвестным монахом до 1510 года.

Дзидзю, сын одного придворного, достигнув 14-15 лет, был очень изыскан и полон любви. Священник по имени Сайсё из Ивакура заключил с ним тайную клятву в любви. Прошло три года. Как-то сын Первого Министра капитан Тайсё узнал о Дзидзю и послал ему любовное письмо. Дзидзю объяснил, что он не может прийти из-за болезни. Это было в сезон дождей, Пятого месяца. Капитан послал мальчику танка. И приписал: "Когда ты будешь чувствовать себя лучше, то навести меня". Дзидзю ответил ему поэмой.


      Знает месяц славный,
      Что ждут его на вершине горной.
      Правда ли, скажите,
      Что в чистых водах храма
      Сияет свет его незамутненный?

        Тансю Гёнин

Из "Мацухо-моногатари".
Один императорский секретарь отправил своего сына в монастырь на горе Хиэй учиться под началом Тансу Гёнина. Мальчик был прекрасно сложен и красив лицом. Однажды, когда он отправился домой, чтобы навестить родителей, священники из храма Миидэра заманили его к себе. Монахи из храма на горе Хиэй осудили его поступок. Но вначале они спросили учителя послушника о том, что же случилось в самом деле. Гёнин ответил: "Нет ничего необычного в том, что послушник ненадолго задержался дома, но я ничего не знаю о том, что он оказался в Миидэра. Позвольте мне послать ему письмо". Гёнин достал бумагу и тушечницу и написал танка. Когда священники из Миидэра прочитали его, то написали: "У нас не нашлось ответа на ваше превосходное стихотворение". И без проволочек вернули мальчика в Хиэй.


"РИСК", вып.4:              
Следующий материал              


Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Журналы, альманахи..."
"РИСК", вып.4

Copyright © 2002 Александр Белых - предисловие и перевод
Copyright © 2002 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru