Фрагмент
|
Все эти утюги и чайники и стиральные машины. Секс-туризм: тема романа. Утром просыпается в шуме народных машин (набережную чинят). Бъ просыпается но не спешит вскакивать и еще во власти смутной дрёмы. Цифры, цифры. И детерминизм (или одержимость предопределением). Жесткость линий. И свобода воли! На полях "страны которых нет". Но цветущие луга в июле и линии электропередач. У Бъорка же печурка "Фауста" и ольха "Короля" ольхового (памяти Гёте). Жизнь (с неопределённым артиклем, в кавычках, роман Мопассана). Пора сделать паузу, как при занятиях вышиванием ("ах" немецкое). На детскосельском вокзальчике Бъ покупает две сардельки (идеально "детская" еда, поджаренные на сковородке на буржуйке: ет сетера). В соседних киосках покупает всё детскосельское (буколическое и сказочное): плюшку или шоколад да тот же пакетик кофею бубличек или кексик ("столичный" в упаковке целлофановой как в слюде). Аллергия Бъ (аллегория болезней: снижение иммунного статуса. То есть: снижение степени защиты). Это целая тема. Бъорк не спорит, но в прогулках и разговорах размышляет (так сказать) о "защите от дурака" (степень надёжности). Любой ценой предохраниться от аварии, катастрофы, жизненного фиаско, поражения, падения и природного или социального катаклизма. Предпринять все меры (огромный восклицательный знак, а лучше три!). А всё равно случаются (перечень ураганов, цунами, революций и крахов, не говоря уже о легионе мелких неприятностей). Но защищаться будем (а лучше нападать. Идеальнее и защищённее по: перечень стратегов от и до). И д. помрёшь (Констан о "ста днях" Наполеона). Ну и что? Все жанры хороши, кроме скучного (как индийские трактаты: что есть что пить во что одеваться как дышать и как любить. Правильно). Любовь с "грамматической ошибкой" (по нашему классику). В волшебном шаре лета Бъорк любит скуку трактатных рассуждений (буковки, да что там буковки, точечки и запятые. Всё как на земле кишит и дышит). Педагогика и существует для того, чтобы постепенно и непринужденно. Скука связана с понятием "время" (когда тянется как "трактат" учёный). От тянущегося, от дорог и цифр на циферблате. Хайдеггер М. и Тур Хейердал. Об этом, по-разному. Пространство, время. И Детское село и г. Пушкин. Бъорк с "ласточкой" велосипедом или пешим ходом, общественным транспортом в утопической идиллии. Едет к своим лилиям (тигровым и швейцарским как часы и деньги). В состоянии крайнем индивидуализма (другой полюс нашего "мы", диковатость Запада, сладость и пряность Востока и Северо-Запад. Как данность, реальность. И некрореализм (дорога на кладбище Ю., там, за дорогой на Пушкин). Убирая буковки ка и эр, остается "неореализм" нашего как итальянского кино. Вот пример природного бурного явления (бурного и стремительного, мощного, красивого). Явления. Как северное сияние, "явление". Бъорк еще некоторое время назад сидел на крылечке своей летней резиденции, любуясь лилиями, ел ягодный коктейль. Потом сел на синий велосипед и поехал в сторону НГ. Возвращался Бъ с Театральной площади по Фонтанке, Невскому, Староневскому, мимо Лавры, через мост в стремительном потоке машин. Потом уже у Театра-буфф Бъ сделал оф или "уф". Поехали дворами и задворками, и глушь правого берега у Уткиной заводи ему показалась райскими кущами после той набережной (но всё же надо признать неизъяснимую прелесть Промзоны, тянущейся вдоль Невы, по берегам (с минаретами труб что твой Стамбул) и адской музыкой народных авто). Как будто наелся отравленных пирожных и наслушался граммофона у Юсупова на Мойке. Серёжа нашёлся! На протяжении лет он исчезал на летний сезон, осенью объявлялся. Вчера поздно по телевизору смотрели документальный фильм на тему "Охота" (как в животном мире друг друга выслеживают, прячутся, плетут паутину). Спали на полу (так кайфовее). Я попал под ливень и (два раза): пока ехал к себе на землю и на обратном пути (по-немецки произносил "путь назад"). Сушился два раза: переодевался в избушке в матросскую белизну с начёсом (для кайфа и тепла), потом, вернувшись в дом, мылся (грел воду), переодевался (театр тепла!). На участке любовался лилиями красными как Империя (второго дыхания, сталинский ампир), после ливня, готовил на буржуйке ланчик. Собирал в чашку ягоды для коктейля. В вагоне между двумя дождями ехали с весёлой компанией (девушка с тремя парнями. Русская Кармен). Как описать их новолисинскую речь (вспомнил Бъорк собак на газоне и стихотворение поэта про кобелей и суку. Вот она грубая жизнь. П. и омут!). И утешение лилиями. Не ослеплён и не упоён, но утешен. Крейсерская скорость над миром (на полу под малиновым одеялом. Бъорк привёз из второй резиденции накидку с тиграми и тонкое одеяло из верблюжьей шерсти, на нём и спали прекрасно. На нём с ним. Потом разошлись: он на диван, а Бъ остался спать на жёстком в аскетическом (упоении, но отнюдь не в унынии). А что теперь (рефреном: и во второй резиденции растущим для рифмы хреном). И "крыло" велосипеда, которое Бъ подвяжет проволочкой или верёвочкой и дальше с ним покатит (по Альпийскому да по Южному, шоссе, переулку. Ослеплённый солнцем или дождём в глаза. Ведь у Бъорка нет ни денщиков, ни "дворников". Это отдельная тема: кого у Бъорка нет. Чего нет. Тема "имений" и "неимений"). А пока плач по панаме: утратил розовую, мамину (по правде сказать, Бъ мало помнил маму в той панаме). Сам-то обрадовался, когда нашёл в комоде: вот статья экономии (не надо покупать за 50 рублей в Детском селе или у офеней в вагоне ужасные панамы пасечников пятнистых расцветок зелёно-черных или серо-белых с сеткой от мошкары) и просто красивая панама розовая. Взамен вчера взял кепи цвета охры офицерскую (такими Матисс окрашивал фигуры в Алжире). П(ровидение) оградило Бъ от подвига юродства: носить такую панаму женских и детских цветов. Пусть поносит кепи цвета охры. После плача по панаме пора и приступить к описанию огорода Бъорка: уточнив при этом, что огород необходимо взять в кавычки ("огород"), поскольку он лишь часть (или элемент) садового участка (есть и "сад" как элемент): поэзия и проза садовых участков. Валентин-маг сказал, что всё похоже на Бъорка. И Бъ(орк) интерпретировал это "всё" так: устроенность участка по-бъорковски на собственный манер (так сказать ничего не сказать: у всех на собственный манер устроены участки). У людей-то участки ухожены (унавожены и удобрены химически), "всё" образцово-показательно: участки юннатов! На постсоветском пространстве (Бъ обожал такие выражения масс-медийные, любил их повторять и даже жмурился от удовлетворения) участки "земли" (или "участки" земли), черные квадраты (можно поставить знак удивления). У Бъ как у кузнеца Володи (экс-метеоролога с Памира) участки удивляли (надо видеть взоры косящиеся постсоветских участников). Володя так говорил Бъорку, когда тот жаловался на стихийность и невозможность обуздать траву: подожди, Сергеич, осмотрись. (Володя человек гармонических поисков.) На его участке остались сосенки (у других же всё под грядки да под культурные плодовые деревца: на японский манер). Эклектика: вот стержневая черта. И эпигонизм. Третье "э" для красоты и правды троичных систем. Энтропия, что ли. Когда уровень э. вырастает и становится невозможно существовать ("как прежде"), находятся силы и резервы и преодолеваются эклектика стиля и эпигонство. Так рассуждал мой Бъорк в вагоне, возвращаясь с участка земли. Брошюры, газеты и монографии по теме "садовых участков". Залюбуешься. Тема "муравьев и стрекоз" по Ляфонтену. И русская Кармен в короткой юбочке с тремя спутниками (один в синих пляжных тапочках выходит поссать по-постсоветски в тамбур. Бъ не осуждает, а участливо смотрит не без удовольствия, как тот, повернувшись к двери: ет сетера. Чувство стыдливости и одновременно безвыходность (и нежелание терпеть): таков мой постсоветский обычный человек. Пришел и ослабел и лёг (из Пушкина). После вчерашних (здесь письмо прерывается, Бъ делает кофейную паузу). На скрыпочке подъезжает к магазину, где как три грации любезные продавщицы, Бъ любит покупать там съестные припасы. Маслица, творожного крема стакан пластмассовый, булку за 5.60 и пакет ряженки. Всё (куда денешься от повторения словечка "всё"!) кладёт в рюкзачок экс-жён (она, одна из, жила здесь на бульваре Красных Зорь). Без ностальгического упоения и поскрыпывая, Бъорк проезжает бульваром этих Зорь. Аван-пропо это прелюдия к опере "Диссертация на тему". Прелюдия это бархатный занавес и момент, когда гаснут тихо гроздья люстр (насмешка над рококо). Это новолисинский закат, когда и Новолисино в стороне в двух километрах, и дачной местности названья нет: идеальность места, безымянность. Черная речка. Алые цветочки иван-чая в усадебке Бъорка. Березки его, осинки, дубок (кстати, надо посмотреть как он растет), ольха "Ольховый король" в память о Гёте, Шлёндорфе и М.Турнье. Встреча с С. в промежуток между поездками (и, ночью, на полу тема промежности). Упражнение для "рифмы" и вышивание красным и синим белых рушников, рубашек. Т.е. птиц, цветов. Бъорк пишет крайне мало и медленно, а в "промежутке" письма скучает, суетится. Нервничает, "не находит себе места". Потом успокаивается, находит место. Всё с трудом, с надрывом. С трепетом, в дождях и ветре или в слепящем солнце, когда едет по Южному шоссе к Альпийскому переулку (улице, ведущей к п. Славы, девятый километр от города). Дурацкое, дорожное (в том числе: мысли и одежда, не говоря уже о лице и всём остальном и песенном и прозаическом просто и легко. Или: сложно, трудно. На "тему" труда (и горба)). Бъ остался в этот день дома, решил устроить отдых от дд (дорожного и дурацкого), конечно, скучая по своим лилиям прекрасным (символ красной империи и любви в своём экстазе в окружении анютиных глазок (стайки)). Бъ читает Идиота. Собирается поехать за Театральную площадь забрать в доме госпожи Б. оставленный синий рюкзак (с двумя стами рублей в книжке дачных налогов). Когда Бъ едет к себе в именьице, то любит думать, проезжая Тярлево, что де там дача Настасьи Филипповны. Как Русалочка на камне в Копенгагене. Или Маленький принц на упразднённой пятидесятифранковой купюре. Обед, который приготовил Бъ (как денщик или кухарка): макароны да зелёный горошек из жестяной банки (привезённый ещё Ишимской в тот свой приезд). Бъ пишет медленно и мало, да. Словно по полсантиметра вышивает. По сантиметру, два: работа двигается с трудом с нервными треволнениями. О психологизм романов прошлого с их глаголами движения. Иногда вдруг всё замирает как во французской сказке. Да, Бъорк как пёс-рыцарь мчался сквозь пелену дождя, потом навстречу ослепительному солнцу. Диссертация на тему дождя (странно, что всё без кавычек: и тема и диссертация). На свою собственную тему (рифма: рему). Желтые занавески на веранде у Бъ (диссертация на тему золотого, янтарного). На тему медового. Нюансы и оттенки в "истории б." (сенная лихорадка от слова "сено"). Знал бы где упадёшь, соломки подстелил. Диссертация на тему "соломки". На тему запахов сена и цвета соломы. И: или если вспомнить тему беседы по французскому радио о том, что "дар". То, что можно подарить и нельзя продать или обменять. Интересная тема. "Дар" уже подписан Набоковым. Достал коричневую рубашку, из подаренных Вадимом (две летние). Как раз, подумал Бъорк, цвет пансионерами любимый. И стильная, и это немудрено, Вадим был (и "сплыл" для рифмы). В тот день они шли пешком по набережной до обменника на Народной (улице). Выходя из обменника и попрощавшись с В., Бъорк как будто на память купил велосипед с рук у постсоветского мужчины (лет ближе к шестидесяти, как рабочий Юнгера, т.е. внушающий доверие, уставший отливать пули). Ехал на том велосипеде и в рубашке Вадика и вспоминал о нём (о его месте в диссертации и разрыве или развязке с ним у спортивного магазина). О продажности и даре (в том числе "рукописей" на продажу, этих кружев и вышивок, о прет-а-порте и от кутюр, всё в кавычках французские слова). В день дождя (а точнее: в четверг, после дождя, вспоминать о Вадике хорошо и прохладно. У него было горячее тело. Дар тела). И сложности связанные с цифрой (дня) рождения. Это тот случай, когда прелюдия лучше и финала и "основной части". Повести о В. не будет, так решил Бъорк, а памятью будут велосипед и рубашки. Двадцать пятого в четверг случился в этом году первый приступ болезни (сенная лихорадка). Комары (или: комарики на воздушном шарике) будили Бъорка. Он вставал, шёл "отлить" и любовался в окне Невой, огнями и буксирами, баржами. (Нота бене: на букву бэ плавающими судами. Баржами, буксирами.) Красной нитью о пенсуме пансионера. И ещё н.б.: как в семнадцатом веке норма зыбка в орфографии и орфоэпии (в общем в грамматике. Амбивалентность и амбициозность в письме). И Бъорк мой человек без амбиций в кавычках Сюрприз с гладиолусом ждал на этот раз Бъорка: кто-то сожрал один цветок. Какой-то зверь, животное (не птица же?). И утащило тапочку это полумифическое, полукомическое животное. Стебель был изрядно обглодан, другой же гладиолус слегка надкусан. Потом готовил на печурке Фауста (своей буржуйке в духе времени буржуинского) чай. Нет, готовил на веранде чай, а на буржуйке лишь воду в черном чайнике прокопчённом (кипятил). В этот же приезд выкопал пять свеколин на пробу. Свёколок, пять штук. Не очень крупных, не совсем уж мелких, таких округлых, какие любит Бъ. Пока Бъ крутит педали, фразы романа (не сами фразы, а из потока какого-то "газообразного" вдруг мелькнут какие-то счастливые словно форели в горной речке, вынырнут какие-то подобия слов). Эх поймать бы их сейчас да в "память". Проносится в голове Бъ. Т.е. Бъорк сочиняет на ходу, "на колёсах" и во время ожидания электрического п(оезда) и в самом вагоне. Во время сеанса "письма" лишь вспоминает о том, что "пришло в голову" по дороге, во время прогулки на "землю". Турецкую гвоздичку с розовыми и белыми цветками сорвал и поставил в баночку на веранде. О Вадике ещё есть одно напоминание (среди прочих): его футболка горчичного цвета "Села", из модных вещиц, теперь лежит у Бъорка в ванной комнате и он любит ступать по ней ногами. Как будто по малой шкуре, как в домах у охотников (когда-то) шкуры медведей и лис и волков. Гладкая и приятная для касания ног футболка Вадима. Неизбежно думается о Вадиме. Такой мнемотехнический приём, ступать ногами на то, что осталось от Вадика. Тоже эротика в ускользающей красоте. Пример либуркинского "либретто". Вчера же в электричке Бъ прочитал в газете у дяденьки с соседней скамейки с седою головой (аллитерация: с-с-с-с. И неожиданно: г. Как в "гусях-лебедях"). Помню, когда вернулся из круиза, с Вадиком встретились: он был неотразимо привлекателен: в белом пиджаке чуть ли не домотканом, из холстины. Очень модном. В брюках и туфлях с острым носом. Для Бъорка Вадик был настоящей "розой". (В огороде Бъорка цветы часто чахли. Его поражало, как в природе всё пожирает друг друга. Опять о "тле" библейской.) Еще о Вадике: в ту ночь, когда Цапля и Глюкля прыгали с моста (перформанс "бедной Лизы") и Бъ был с Лукрецией мокрой и грустной от дождя. Прекрасной, как незнакомка. Вадик тогда появился второй раз (Бъ уже успел позабыть незнакомца прекрасного мелькнувшего на Невском), и тут в белую ночь вновь встреча. Удивительная была ночь. Тогда Бъ купался в канавке вместе с Флягиным и Серёжей Спирихиным. Настоящее крещение в водах искусства. Потом у Глюкли пати. Бъорк решил что "повести о Вадике не будет" (месть сладкая, что ли?). За всё горькое, что Вадик сделал Бъорку, месть сладкая. Назвать эпизод так: месть сладка. Включить эпизоды: летние и зимние. Купание в Черной речке (Вадик раздевается донага. Бъорк любуется им. В высшей степени прекрасная картина. Под линиями высокого напряжения). Возвращаются в электричке. Вадик вытягивает длинные ноги, загорелые. Собой он всегда заполнял много места. Да и сейчас Бъорк чувствовал, что не может выбросить Вадика из песни. В. любил старые вещи, не любил работы (то есть не переносил совершенно тягот труда, подвиг трудовых будней "обычных" людей был ему не знаком. В нём всё было от "жиголо", но и быть "жиголо" ему не удавалось на тот момент). Кстати, у него была очень красивая жена. Бъорк случайно встретил Вадика с женой и дочуркой (милым ребёнком, красивым, в своих родителей) в галерее Гостиного двора. Жена повела себя крайне высокомерно (инстинктивно и интуитивно): Бъ понравилась она и её горделивая красота (Вадик же был учтив и приятен и приветлив). Ночью с В.: пример эротического комикса. Бъ думал и вспоминал о "неестественной близости" с Вадиком без содрогания, а почти как о спонтанной (т.е. естественной. Дафнис и Хлоя наших дней). В последний момент, то есть в ночь перед разрывом, Вадику захотелось совершенно отдаться, а Бъорка устраивали те нюансы или детали секса, которые сложились уже за год отношений. В Вадике была грация и чувственность и агрессивность. Из него получился бы прекрасный "жиголо", может быть, за год Бъ и сделал его "жиголо". Конечно, он так не думал, ведь "делать" из В. жиголо не было его целью. Просто он жил, подчиняясь формуле поэта "любить и корябать". Он пытался любить Вадика. Нет, эти жалкие фетиши (за исключением велосипеда, который оказался здесь лишь свидетелем разрыва. Сам по себе он ни при чем. Нет, при чём: ведь он был куплен на гонорар. Это литературный велосипед. И Вадик полюбил Бъорка из любви к искусству. И Бъ совсем не учитель, он не любит учить (невинное кокетство)). Он сам хотел учиться у Вадика и просил учить его. Кстати, когда Серёжа увидел В., он спросил Бъорка, "не было ли чего". Бъ ответил, что тот, во-первых, несвободен, во-вторых, неприступен (ет сетера). На что Серёжа сказал: ничего, обломаешь. Бъорк любил поддерживать отношения часто на "идеологической" почве (или "концептуальной") . В случае с В. ему нравилось, что тот любовник Цапли. И таким образом он сблизился с Цаплей. Так и должно быть у людей богемы. Бъорк оказался в пучине богемы. От прикосновений до той бурной ночи, когда Вадик произнёс фразу "Это Вам будет дорого стоить, Алекс" (речь идёт об одном нюансе в технике секса). Бъорк не любил технику (в смысле инженерии и расчетов. Бъ был человек нюансов и интуитивных озарений). Очевидно, Вадику хотелось закрепить отношения таким образом. Эта фраза, которую Бъ подсказал в своё время Вадиму ("Мерседес дорого стоит" из фильма "В сетях шпионажа". Где Мерседес была танцовщицей и любовницей английского офицера" и немецкой разведчицей). Тот уровень близости казался Бъорку естественным и приемлемым, все шло по плану, и тут, как у лирического героя Кузмина, у Бъ проявилась строптивость. Туда я лучше не пойду. О строптивости Бъорка отдельная тема. Вадим ломака. В., которого приходилось "обламывать". Как будто Алекс был Обломов по своей формуле. "Обломовщина", с горьким вздохом произнёс Штольц. В Бъорке был и О. и Штольц. Так же как он (Бъорк) считал себя наследником линии "де Сад тире фон Мазох", это было его своего рода первородство, от которого он в силу практической неумности готов был не раз отказаться за "суп", но внутри его была смонтирована "защита от дурака", и каждый раз, при предложении продать первородство за гороховый суп, случался "облом" (отсюда линия Обломова). Роман этот был любим Бъорком с детства. Причём в детстве это не был положительный герой, в детские годы Бъ не любил О. за то, что тот обижал Захара. Потом произошла ревизия, акценты сместились в восприятии героя и персонажей. Бъорк на самом деле и не читал в детстве романа, а знал его в изложении родителей. Сцена, в которой Ильюша ножкой бьёт в лицо Захара, когда тот завязывает ему шнурочки. Возмущение Бъорка. Потом Бъорк купил издание серии "Литературные памятники", где среди иллюстраций была и гравюра 18 века с изображением церкви иконы Владимирской Божией матери (родины Бъ). Всё сошлось. Вчера писал в своей диссертации эскиз к главе о Вадике, но потом подумал, что глава это слишком много для (слишком много и слишком мало, концепты в кавычках, одно и то же. Крайности). Губительные крайности. Полюса, где лёд. Чистейшая вода. И где лишь рыцари науки живут на станциях, дрейфуют в льдах. Где белые медведи, пингвины ет сетера. Вчера же Бъорк весь день почему-то думал о В., о числах гороскопа, детерминизме и воле человека. О "неестественной близости", в это время в вагоне офени что-то предлагали, за окном мелькали зелёные поля после дождя, а с восточной стороны радуга в полнеба. Бъорка занимало наблюдать за выражением лиц (пассажиров), видевших радугу. И.Львовна (или "Лёвовна", как называл её ребёнок в детском доме, где она работала на практике в институте) сказала, что радуга это счастье. Видеть радугу большая удача. Это мост на небо. Бъорк помнил радугу (в детстве это само собой, как будто так и надо. Всё чисто и радуга на небе как должное). Бъорк помнил радугу по возвращении в Москву из увольнения из Кубинки, где был в семье у приятеля. Их везли на попутке две москвички, до Кунцева. И подъезжая уже почти к Кунцеву, в небе засияла яркая радуга. Просто глаз не отвести. Вот о радуге надо бы писать диссертацию. Бъорку всегда было легче говорить, чем писать (вру: не всегда, а в период п.деятельности устного переводчика. Там уж, как говорится, руку набил, а точнее -развязал язык, что ли). В бурном потоке речи всё катится, все течет, смывается, опадает на дно. Огромный океан (Лотреамона). Вчера читал любимого Рене Шара в электричке. Доставал из кармашка рюкзака и читал строки. О пользе перечитывать, всегда что-то новое вдруг заблестит, заиграет. Например, вчера Бъорк был поражён строкой такой (цитата). С участка Бъ привёз маленькую охапку (втиснул в рюкзачок) иван-чая, крапивки и берёзовых веточек, для мытья головы. Утром мыл голову. Экономическая подоплёка "диссертации". Белыми чернилами (симпатическими) в кавычках пишется резюме экономической теории. Батай очень много внимания уделял экономии. Все писатели были просто помешаны на этом. Гросcбух, вот жанр пар экселлянс. Именно пухлая книга, огромный роман женский (домохозяйки), с циферками и строчками. Ильич наш изучал статистику земств и находил в том чрезмерное удовольствие, не говоря уже о Капитале капитана Маркса. Бъорк же любил или подчинялся императиву минимализму, минору. Наблюдая или любуясь головами, повёрнутыми в сторону радуги, Бъ думал, какая удача заметившим радугу. Были и равнодушные, которые не смотрели в сторону удачи и радости, а зевали или были заняты разговорами или чтением газет, книг (впрочем, нужно было сесть в правильной стороне, у окна или, по крайней мере, услышать возглас пассажирки. Обращаясь к подруге, она не очень громко воскликнула: "Смотри, радуга"). Некоторые думали: подумаешь, "радуга", отворачивали голову с некоторой серьёзностью. Целый веер интерпретаций (как всегда: возможный веер вероятностей). Лилии красного цвета вот ниточка повествования: шелк, июль. Бъорк мой за вышиванием красных лилий. Вчера собрал последние ягодки для своего коктейля ягодного. Пил чай и думал о и вспомнил о губах Вадима (целоваться он любил с Цаплей. Однажды у Лены Налбандян целовались прилюдно). Он и она были длинноноги. Бъорку нравились и были непонятны ("темны") некоторые темы в отношениях между людьми: целая дисциплина, конфликтология, если все отношения сводить к катаклизмам и разрывам. Но как писал поэт: манит страсть к разрывам. Цапля и Вадим пришли к разрыву. Красиво. Даже разрыв был восхитителен и трагичен. Вадим пришёл к Бъорку на корабль, на "Грибоедов", покусанный собаками, показывал раны на голове и рассказал, как Цапля убежала, а он пытался задержать его, ночью, она позвала незнакомцев случайных, встреченных на улице, те "спасали" её, напуская на Вадика злых собак. Ужасно красиво. Цапля была комета беззаконная, т.е. девушка свободная в своём полёте, цепкая, хваткая (в том числе и в творческом смысле), Вадик был безвольным, красивым, щедрым, бедным (от нежелания трудиться), хищным. А я был их: её другом и его любовником. Из Парижа я привёз ему красный шарфик, а в пражском аэропорте купил маленькую кофейную чашечку (он был любитель кофе и пил красиво, своими губами). Мы любили делать маленькие презенты друг другу. Цапля была капризная, по-неженски умная, хитрая, изворотливая. Настоящая артистка (отважная, героическая и грациозная). В союзе Цапли с Вадимом было что-то уж слишком красивое: но недолговечное. Бъорк человек не расчетливый, но сознающий, что всё держится на цифрах, любое построение. Ему же цифры не давались, вращаясь со страшной скоростью, но нравились, вращающиеся и когда вдруг резко останавливаются они и виден результат. Нечаянно: или радость или фиаско. Интригующе и возбуждающе. Иногда у Бъорка случалось плохое настроение из-за цифр. Вадик с Цаплей жили, подчиняясь своей линии (взлёта или падения. На тот момент это был взлёт. Для него "падение". В какой-то момент их жизненные "темы" пересеклись. Цифры заверещали и остановились на мгновение.) Бъорк исходил из убеждения. Что всё изучено, открыто и закрыто. Но, подчиняясь поэтическому императиву ("надо плакать, петь, идти"): ет сетера. Надо прясть или сеять. Или сидеть на крылечке веранды с чашкой ягодного коктейля и любоваться лилиями. Бъорку нравилась идея диссертации (можно посмотреть в толковом словаре статьи "идея", "диссертация". Пока что руки не доходят до Робера толкового). Пока "я создавал героя" без амбиций, Бъорк в дождях и ливнях, омываемый герой на синем велосипеде, купленном в день разрыва с В. на литературные деньги, Бъ в солнце закатном возвращается из (в "стране которой нет" есть место в лесу, где, как в "Вишневом саде", устроены садоводства. Место, называемое диковато "форносовский массив" на языке казенном землемеров. Бъорку нравится, что и названия нет, что есть простор для имён в бывшей Ингерманландии или новгородской пятине. Эти болота с возвышенностями или мызами (саари) были то бесхозными, то спорными и общими. Бъорк знал вкратце историю здешних мест и "иной не желал"). Дачники в своём энтузиазме вырубили лес сосновый и насадили вишен (яблонь, слив, картофеля, лука, укропа етс). Устроили вишнёвые садики в виде пародии. Доктор Че порадовался бы, глядя на аполитизированных, но витаминизированных граждан. Между двух-трёх революций. Падения Стены берлинской никто и не заметил и не услышал, занятые на огороде и устройством сада или разговорами о политике и чтением газет в вагонах. Макиавеллизм на постпространстве, с восхищением думал Бъорк. Хотя вполне возможно, что получилось всё стихийно и обошлось без макиавелли московских. Всё возможно: почему бы и нет. Сосновый лес вместо вишнёвого сада. Вишнёвый сад вместо русского леса (памяти Леонова). Мои горожане в цветущих вишнёвых (и яблоневых и сливовых) садах (вздох или умильно-умиротворённая интонация. По настроению). Сами же они усталые и умиротворённые (некоторые недовольные и злые, плохой усталостью, завистливые, другие же довольные и немного пьяные, случаются и экзальтированные, опьянённые успехами, мичурины мои). С корзинами и всевозможными авоськами и наимоднейшими сумками: кто во что горазд, мои дачники ("участники") с плодами и домашними животными и цветами. И верещащими телефонами. Бъорк был в воскресный день в коричневой рубашке навыпуск (вадимовой, стильной, "банана репаблик" как раз для пансионера), в черных зауженных внизу джинсах с сына актрисы, коричневых туфельках из чистейшей кожи с орнаментом (с Романа): как всегда Бъ как Колчак, русский адмирал и контрреволюционер ("мундир английский, сапоги французские" етс. В пансионный футлярчик (где белая справка с лиловыми печатями, которую контролёрши считают фальшивой) Бъ кладёт разменянные купюрки. Металл то в кармашек рубашки сунет, то в галифе. Покупает у своих трёх граций на углу Ивановской (творожный крем за 8.70), булку за 5.60, финское масло, иногда сыр. Надо купить (думает Бъорк) овсяных хлопьев на эту неделю ("Ясно солнышко". Идеальный завтрак для ваших детей. Надпись на коробке). Бъорк готовит себе овсяную кашу вечером, по возвращении с прогулки на "участок". Скоро уж и "участок" можно будет раскавычить, а то всё иронически да по привычке "участок" да "участок". Одна шестая часть земли. И лилии красные в память о красной империи на четыре буквы. (И лилий то куст из четырёх штук, подарок из Швейцарии.) И "занятие" Бъорка ездить на велосипеде в галифе и коричневых туфельках лилиями любоваться (и на веранде чай пить). Как птицы красивые эти цветы. И гроссбух (пародия на дас Капитал) пишется веселее. Плагиат, пародии: на буковки пэ литературные приёмы. Гроссбух в сравнении (компаративистика): женская проза с циферками! Чудные почерка. И альбомы дочерей с виньетками. Ха-ха-ха и хи-хи-хи: вот и проза и стихи (альбомный экспромт Богословского, со слов одной старушки, помнит с детства "толстовского" дома). Вагон полный цветущих жизней (и: отцветающих. Путём цветов). Вот едет ватага молодых, загорелых, весёлых. Конечно, случается видеть и ветреную старость и задумчивых юношей (прямо как у Пушкина). На всё свои сезоны, думает Бъорк в летнем вагоне, проезжая, скажем, тридцать шестой километр. У Пазолини очень много массовых сцен с лицами крестьян (то греки, то итальянские пергаментные лица). Какие-то тыквы несут: а лица у самих словно (с чем сравнить живое лицо. Не с маской же). Словно остановившиеся лица (не окаменелые, конечно). Почти бесчувственные (почти это и есть степень приближения к распутинскому "я бесчувственный") Божественный старец больше всего интересовал Бъорка. Ему бы он посвятил диссертацию, когда бы не та брошюра, купленная в женском монастыре в Арзамасе. И эпиграф Мишеля Турнье (вернее не эпиграф, а посвящение Распутину романа "Ольховый король" или Лесной царь в кавычках: как угодно). Испорченный телефон (кавычки, название детской игры) перевода: пусть лес и ольха и какой-то король. И мистика, понимаемая Бъорком как желание тени и прохлады в летний день. И организмы людей (в вагонах пассажиров). И все монографии по психологии, виденные им в лавочке сиротского университета. И, и ("чистое дыхание", ритм в летний день велосипедистов). Радость принять душ. Душа и душ. Низкая Бъорка работоспособность (почти "никакая"), сильная наклонность к созерцательности. Придумал себе занятия и упражнения в этот сезон: по вечерам читать из Идиота, излюбленные пассажи, возвратясь с прогулки на велосипеде до своего "участка", по дороге любит наблюдать "жизнь". Существование людей во времени и пространстве (быт и бытиё): "фильма воровская" (правильно выразился поэт). Слово целлулоид и бумага письма. И пиесы Мандельстама, посвященные этой жизни, так любимые Бъорком (роскошно буддийское лето, в кавычках, например). Что за чудо эти стихи. Бъорк на велосипеде словно парусник зависит от ветра. Симптомы и синдромы, думает Бъорк. И любит, конечно. Поразмышлять в вагоне о профессиональной деятельности "пассажиров". Ему нравится, что это посёлок "простых" людей. Не слобода элиты (бомонда). Кстати, думает Бъорк, всегда был интересен социальный аспект: стратификация людей. Словно сепарация молока. Бомонд (уже устаревшее, книжное): элита! Бъорку и смешно и хорошо от "отзывчивости" русских к словам (за ними призраки и явления). Раньше коммунизм, теперь гомосексуализм. "Практическая жизнь" всегда была далеко от Бъорка. В детстве он был защищён. В армии он был защищён. Теперь у него открытие "практической жизни" на манер одного из персонажей Достоевского. Кстати, это одна из тем Ф.М.: "практическая жизнь". В Идиоте тоже князь Мышкин открывает для себя п. жизнь, возвратясь из-за границы, с гор. Бъорк чувствовал себя как князь. И тут "Маленький принц", присланный девушкой Анук (красавицей с зелёными глазами) и с посвящением "Маленькому русскому принцу". Как она догадалась, что он князь? - думал Бъорк. Поневоле сам станешь "томить" (цитата). До августа написать о нюансах (это заменяет цифры, расчёты. Ведь у Бъорка не ум геометра, а сердце девушки). И пишет сердце девушки и видит сердце девушки. Вчера гулял с красным цветком по городу, искал, кому бы подарить (нет, знал кому). Представьте картину: от Царскосельского вокзала по Гороховой (мимо дома Распутина, к дому Рогожина, к дому Ильи Ильича). Красиво. Дали в минаретах труб прозрачны и чисты. Бъ, маленький принц словно с исчезнувших голубых французских денег, сказок. Бъ, с душою феи. В одежде идеального пансионера (галифе с велосипедных прогулок с красным кантом тонким и в рубашке цвета пансионеров) едет на синем своём велосипеде любоваться цветами и пить чай на веранде. Мимо дач, где происходило действие в Идиоте (местность волнительная словно море). По дороге надо сделать остановку в Детском селе (название станции) для покупки кой-какой провизии (пакетиков кофе, булочки и шоколадки). Как не умилиться, глядя на удаляющуюся на велосипеде фигуру Бъорка (в прошлом офицера-переводчика, в настоящем маленького принца и феи). Бессонница: жара и комары. Бъорк думает "наверное, чтобы будоражить его (Бъорка), они пищат невыносимо и жалят (в детстве говорили перед уколом "как комарик укусит")". Пристают противные, будят, мол, вставай. Как в бреду Бъорк встаёт и идёт к окну.
|
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"РИСК", вып.4 | Александр Ильянен |
Copyright © 2002 Александр Ильянен Copyright © 2002 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |