Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 1 (17). - М.: ВГФ им. Пушкина, 1992. Обложка Вадима Калинина. ISBN 5-86310-009-5 c.74-78. /рубрика "Современники"/

ГОРНАЯ ОДА

1

Где высота сама себя играет
на маленьком органе деревенском
и на глазах лазурь изображает,
но голосом не взрослым и не женским -
а где-нибудь в долине удивленной
водой, перебегающей повсюду,
Моравии, Баварии зеленой
перемывая чистую посуду,
там в каменный кувшин с колоколами
упрятано готическое пламя.

2

Пусть готика, как это ей природно,
направит кверху вектор вертикали,
чтоб там она закончилась свободно,
как некогда преданье о Граале,
и копьеносцы м каменотесы
на острие иголки безвоздушной
вдруг задохнулись от надежды тесной
и не коснулись чаши невозможной -
а небо только падает глубоко,
как тот, кто спит на берегу потока.

3

Он спит и управляет сновиденьем,
как плоскодонной лодой на порогах,
и звук, приподнимаясь над селеньем,
кончается в таких же одиноких,
и все они - его земля родная,
и выбрать невозможно, и не нужно,
переправляя их и пропадая
в существовании, в воде воздушной,
где, говорят, мы жили, как другие,
как снег в горах, как реки в летаргии.

4

Скажи, скажи на языке Кирилла
или на том, какого не бывало,
как снисхожденье с нами говорило
и небо прятало, как покрывало.
Есть имена, похожие на чины.
Они живут, как колокол в ущелье,
как непонятной верности причины
и как игра, не знающая цели,
когда она летит одушевленно
на свет сторожевого легиона.

5

Не родственный ни близости ни дали,
их колокол, раскачиваясь в нише,
есть миг, когда они существовали, -
и в этот миг они спускались ниже.
То Руфью отзываясь, то Рахилью,
глядела жизнь, как рядом пировали,
не зная, для чего ее растили
и где конец ее чужой печали.
Другим хотелось много, ей - едва ли:
лечь и лежать, и чтоб ее назвали.

6

Лежать, чтобы ее покоил голос,
который наклоняет котловины
и выдувает полости, и полость
в вино преображет сердцевины.
Чтобы одно звучание носило,
как крепкое крыло возникновенья,
над пропастью без имени и силы,
но страшного, живого тяготенья,
и время шло, и время было слово,
не называя ничего другого.

7

Чтоб горы - драгоценная равнина,
увиденная оком недреманным
взволнованных озер, стоящих выну
над тем многоочитым океаном, -
глядели, как она была любима
и как она спускалась по ступеням,
по каменным порогам, по долинам
с тысячекратно узнанным терпеньем.
И, наблюдая, как она терялась,
сама земля без меры повторялась.

8

И снился ей какой-то сон случайный,
почти печальный сон исчезновенья,
неведомо печальный. Но печали
он сразу же задумал удвоенье:
как будто дети, умершие рано,
как над ручьем, играющим в апреле,
стояли над своей могилой странной -
и ни жалеть, ни плакать не умели.
И отраженных обликов мученье
им было неизвестно, как ученье.

9

И так они стояли и молчали.
И только брали из случайной смерти
все то, что им напрасно обещали,
чего никто не пробовал на свете -
но каждый ждал. И вынянчил, как чадо,
и, плача, передал его загробью:
- Я только тень, но большего не надо.
Подобие, влюбленное в подобье.
И эту тень, как чашку с белым светом,
возьми себе и позабудь об этом.

10

Не на такой ли круглой вертикали
мне дар передавали безвозмездный,
и золотом, как взглядом, отыскали
и разрешили от надежды тесной?
Не тайны и не силы и не бездну,
мне показали дерево простое -
и странно было знать, что я исчезну,
когда листва заговорит с листвою,
и буду спать в корнях его глубоких,
как спят деревья при его потоках.

11

Все, что исчезнет, - будет как дорога.
И лежа мы уходим в путь невольный,
где круглая, как яблоко, тревога
катается в котомке колокольной:
скажи, скажи на языке награды,
на языке, спустившемся в загробье:
есть дудка, открывающая клады, -
звучащее подобие пощады -
и клад, и смысл, и образец подобья.




Из "КИТАЙСКОГО ПУТЕШЕСТВИЯ"

* * *

Пруд говорит:
были бы у меня руки и голос,
как бы я любил тебя, как лелеял.
Люди, знаешь, жадны и всегда болеют
и рвут чужую одежду
себе на повязки.
Мне же ничего не нужно:
ведь нежность - это выздоровленье.
Положил бы я тебе руки на колени,
как комнатная зверушка,
и спускался сверху
голосом как небо.

* * *

Несчастен, кто беседует с гостем и думает о завтрашнем деле; несчастен, кто делает дело и думает, что он его делает, а не воздух и луч им водят, как кисточкой, бабочкой, пчелой; кте берет аккорд и думает, каким будет второй, - несчастен боязливый и скупой. И еще несчастней, кто не прощает: он, безумный, не знает, как аист ручной из кустов выступает, как шар золотой сам собой взлетает в милое небо над милой землей.

* * *

Ты знаешь, я так тебя люблю,
      что если час придет
и поведет меня от тебя,
      то он не уведет -
как будто можно забыть огонь?
      как будто можно забыть
о том, что счастье хочет быть
      и горе хочет не быть?
Ты знаешь, я так тебя люблю,
      что от этого не отличу
вздох ветра, шум веток, жизнь дождя,
      путь, похожий на свечу,
и что бормочет мрак чужой,
      что ум, как спичка, зажгло,
и даже бабочки сухой
      несчастный стук в стекло.




Из "СТАРЫХ ПЕСЕН"

Что белеется на горе зеленой?

А.С.П(ушкин)

Обида

Что же ты, злая обида, -
я усну, а ты не засыпаешь,
я проснусь - а ты давно проснулась
и смотришь на меня, как гадалка.

Или скажешь, кто меня обидел?
Нет таких, над всеми Бог единый.
Кому нужно - дает Он волю,
у кого не нужно - отбирает.

Или жизнь меня не полюбила?
Ах, неправда, любит и жалеет,
бережет в потаенном месте
и достанет, только пожелает,
поглядит, как никто не умеет.

Что же ты, злая обида,
сидишь предо мной, как гадалка?

Или скажешь, что живу я плохо,
обижаю больных и несчастных...

* * *

Человек он злой и недобрый,
скверный человек и несчастный,
и, кажется, мне его жалко,
а сама я еще недобрее.

И когда мы с ним говорили,
давно и не помню сколько,
ночь была и дождь не кончался,
будто бы что задумал,
будто кто-то спускался
и шел в слезах, и сам, как слезы -

не о себе, не о небе,
не о лестнице длинной,
не о том, что было,
не о том, что будет, -

ничего не будет,
ничего не бывает.




КОДА

Поэт есть тот, кто хочет то, что все
хотят хотеть. Как белка в колесе,
он крутит свой вообразимый рок.
Но слог его, высокий, как порог,
выводит с освещенного крыльца
в каком-то заполярье без конца,
где всё стрекочет с острия копья
кузнечиком в траве небытия.
И если мы туда скосим глаза -
то самый звук случаен, как слеза.




Выну - всегда (церковнославянск.).