ДЕНЬ МОЕГО ЗНАКОМОГО
В белом сумраке кости высокого лба,
Остудит и отступит судьба чужая,
Осушенье прощальных цветов у морга,
Как царапают руки тупые шипы,
Как шуршит и шумит целлофан наволглый.
И рассудок фарфоровый боясь расплескать, унося...
Ну а вечером клясться на улице темной Лесной,
Что не больше простишь ты, чем жил,
И в розетке черной
Бледных томительных искр
Осыплет снежком трамвай.
И к любимой склонясь
В хлебном мякише хляби и соды ночной
С тем гребущим движением губ или глаз,
Сквозь туман из детства молочными ложками в плошке
Невозвратно из детства к себе гребя...
* * *
Я осень вспомнил позднюю,
Когда венчальный серебристый желудь темный
Вниз сквозь редеющие руки пролетает
И сквозь редеющие сети солнечные
Друзей твоих.
И смутный дуб в падении злачёных желудей увидишь,
И клена влажного нездешнюю стальную красоту.
Заглинили дороги вдоль оврага,
Копытца давние печально отзвучали,
Но эхо дальнее все ближе,
Чудесный вкус воды
Все искренней в твоих ладонях,
И шар прозрачный соберется
Из тысячи умытых маслянистых брызг,
И гладкая его поверхность
Вдруг на колени хлынет к нам
Под солнцем.
Из поэмы "БЕССМЕРТИЕ ПОВСЕДНЕВНОЕ"
(Часть III)
6.
Вечные струйки вещей...
Где же донце коричневой вещи,
Что сквозь отверстие мира
Лицо в содрогании света омоет?
Паутинки трещинок ракообразных
На кожаных плечах промелькнувших.
На пустых колосках мы летели -
На гондолах пиджачного века,
Между пальцами пыль от встречных
вещей забилась.
Где загадка одежды вещи?
Где духа питье?
Вымолвишь мир
И услышишь, как воздух его проходит
по лицу в золотистый
и черный предзольный вечер.
То не ваша ли оболочка - хрустящая
корочка этого века,
Что видели мы на прозрачных телах
В плащах прокаленных?
Отпишитесь в ночь с запекшейся корочкой губ
из отверстий мучительных века,
Отпишитесь хоть серой золою отчаянья.
Опреснители горького века...
Где канал застыл
И морская волна
У горла звучит рукавами.
Не услышишь, как воздухом тянет
Из дырочки ручки цветной,
И прильнув к световому канальцу века,
Барабанные детские лямки ты не можешь приладить
Ремешки от часов
на песчаных плечах скользят, расплываясь.
Чтобы ты, очнувшись, увидел здесь на гостиничном стуле
Убывающих каждой секундой, седину своих
пыльных часов.
9.
Любимые -
Твое лицо неуследимо.
Нет, не отражения ждал я
В нарциссовой чешуе фонтана,
Где на дне проходят блики
и трещинки раскаленной воды.
Я снова нашел вас
И целую кипу кирпичных роз
Я опустил вам
Сквозь витые стебли колющей арматуры.
По изгибам их я и сам сошел
В этот город памяти огней неизгладимых.
Твое лицо - только то,
Чем я не стал...
Острая хворь бытия
Женской тоски неизвестной
И нагара мужской тоски...
Если бедная радость твоя
Гремит в тебе и куполах
Синей ночью в зеленых подпалинах неба...
Это миг твой.
Но как же собрать
Лица любимых,
Если в ушах лишь струенье песка,
Завивающего тонкую песнь,
Только слабые просверки кварца зубцов песка
Меж городов несъедобных,
Мимо кружева лестниц,
Разорванных роз кирпичных
И золотых коронок
На дне холма из людей.
Только песчиный свист
И ничего иного...
В сломленном переулке,
Где слышится звон ведра
И чирканье спички о темную шкурку...
И влажные руки твои.
10. Interludia. Вокзал в Симферополе. - День
Вокзал,
Я заперт - открыт
В субтропических залах твоих.
Где птиц далеких
Голоса под куполами.
Нет, не поезда жду я
Здесь у выхода в свет
И на входе из света
Под аркой дуги фонтанной.
Кто там играет на флейте газетной
И газыри бархоткой в полутьме протирает?
Ты прощаешься с пальмой - царицей платформ,
Ты умыл ее листья железистой щеткой вод,
Ты умыться успел со всеми.
И под алою пальмой
На расстеленной вширь, словно снег, газете
В монотонном тепле
Ты заснешь, засучив рукава.
ОТРЫВОК МУЧИТЕЛЬНОГО ЛЕТА
Летний полдень, забвенье, Ленивка,
Этот холм и реки незаметная повилика...
Здесь отделим мы плоть от плоти, лицо от лица,
лик от лика.
Содрогаясь, к отлету готовятся зданья
Но не так растворится столица,
Улетая из глаз в расставаньи,
Как во тьме забывается негасимая са́хара,
соли крупица.
Улетающим вам за Аркадию
Там, где синяя времени бездна видна,
Будем сниться мы все, к невесомой
идущие летней ограде.
Это время во сне мы раздвинем
сильней, чем странная жизни страна.
Из цикла "ЧАСТНЫЕ БЕЗУМИЯ ВЕЩЕЙ"
Компьютерные игры
Когда замрет дневной Левиафан
И государство отдыхает
Так хорошо через окошко
В океаническом мерцаньи
Сразиться со всею скукой мировой
Фигурки падают в подставленный стакан.
И нищета любви в сознаньи угасает.
И время - чистое, как снег...
И не найти на нитке числовой
Ни ответвленья, ни задоринки...
прорезая нам затылок,
проходит ночь в фиолетовой спецовке цеховой.
И зимний день чадит при сумерках.
Так утл и мягок в отраженьи пражелти.
И так легко забыться, сжавшись где-нибудь в конторе
Меж планетарием и зоопарком.
И нету больше чисел, нету рук, чтоб всех пересчитать.
Одаривая полыми руками
Сыграть в колечко
И пройти по людям.
И где-то у законченного миллиарда
В подставленные слабые ладошки
Уронить кольцо,
Что, не звеня, их вдруг наполнит смыслом,
Заворожит число и явится поверх улыбки слова.
"Вавилон", вып.3:
Следующий материал
