"Ужин! Ужин получать!" - закричал Белый, и мы, побросав сигареты в горящие угли печки, выскочили из караулки на улицу.
        - Бр-р-р! Ну и погодка! - застучал зубами Кран, - открывай быстрей!
        Я открыл, наконец, замерзший, обледеневший до инея замок калитки, и мы подлетели к машине.
        - Ух! Мороз! Ну, что там у нас на ужин?
        - Давай быстрей, Ара!
        - Ну, что?
        - Подожди, подожди, дорогой, - неторопливо отвечал Ара-пищевоз и, присвечивая себе фонариком, что-то наливал, доставал, закрывал, резал, ломал, отодвигал в темном чреве машины.
        - Ох и мороз!
        Вот, наконец, долгие манипуляции Ары закончились, и на свет, слабо сочившийся из заляпанных застывшей грязью фар, появились один за другим бачок, чайник, тарелка, хлеб и сало.
        - Всё? - весело спросил Пашка.
        - Всё, дорогой, - отвечал, слезая с борта и кряхтя всем телом, Ара-пищевоз.
        Ну, всё так всё!
        Пашка схватил бачок и, охая и замирая от мороза, побежал к двери.
        Тут мне и попалось на глаза это проклятое сало.
        - Э! Ара! - прокричал я, поднимая двумя пальцами тощий обрубок сала и протягивая его к свету.
        - Ну что шумишь, дорогой? - Ара нехотя замер, схватившись рукою за дверцу кабины. - Что такое, брат?
        - Это что, всё сало? - Я подчеркнул слово "всё". - Всё сало? - Для выразительности я даже прищелкнул языком. - На десять человек?
        - Всё, - отрубил Ара и хлопнул дверцей. Потом его взлохмаченная голова показалась в окне кабины. - Э! Слушай, дорогой! Ты что, думаешь, что я твой сало кушал? Мне Аллах сало кушать не разрешает, я нэ ем, нэ ем! - И Ара гордо поднял стекло.
        Я рассмеялся и, сплюнув, побежал к караулке.

        В столовой уже гремели посудой и, с шумом двигая стульями, рассаживались за столом.
        - Ну что, всё получили?
        - Всё! - сказал я и театрально шлепнул салом по столу, словно фишкой домино.
        - Ха! Сало! - первым удивился Пашка.
        - Сало! - гордо подтвердил я.
        - Мда... - несколько нерешительно промычал Белый, - как делить-то его будем?
        - Делить? - задумался я. - Не знаю...
        - Хха! Ну и жмоты! - сказал Лепин. - Сала им жалко. А сколько крика летом было, помните? "Работайте, работайте! Для себя работаете! Сами зимой в карауле ДП жрать будете, для    вас, для вас растим!" - и Лепин перекривил замполита.
        - Ну, вот и заработали! - сказал Белый и, помолчав, добавил:
        - Ну ладно, что с салом-то делать будем?
        - Ничего не будем, съедим, - сказал Кран.
        - Да тут и есть-то нечего, - вздохнул Белый и, отстегнув ремень с подсумком, опустился на скамейку.
        - Взять бы его, да и показать командиру, - выпалил тут Пашка, - пусть вздрючит кого надо!
        - А мы так и сделаем, - сказал Андрюха, - давай его сюда! Завтра и отдадим!
        Андрюха завернул сало в бумагу и положил в шкаф, плотно закрыв дверцу.
        - А может, все-таки съедим? - каким-то заискивающим голосом простонал Кран, - а?
        - Я тебе съем! - пригрозил я, - тут дело принципа, если хочешь! Пусть посмотрит на него. Тут и спорить нечего.
        На этом и порешили.

        Ночью нас разбудил на смену Белый.
        - Вставайте! - крикнул он и включил свет в "отдыхающей". - Смена, подъем! - И, притворив дверь, добавил:
        - Генерал приехал!
        - Вечно у тебя шутки какие-то дурные! - прохрипел спросонья Пашка и, не открыв глаз, повернулся на другой бок.
        Белый вспылил:
        - Вставайте, хорош дурака валять! Серьезно вам говорю - генерал здесь! Ну, живо! - И снова громко крикнул:
        - Подъем, смена!
        Мы резко подорвались с топчанов и, на ходу натягивая шинели, высыпали в "бодряну".
        Генерал был как генерал - седой, высокий, в широком мундире, с синими генеральскими лампасами на брюках и огромными звездами на шитых золотом погонах. "Подумаешь, генерал-адмирал! - пробурчал под нос Пашка, - что я, генералов не видел?" - и, не меняя сонного выражения помятого лица, уставился куда-то в сторону.
        Генерал стоял рядом с "пирамидой" и, покачивая головой в такт паузам, спокойно смотрел на вытянувшегося перед ним по стойке "смирно" начкара, что-то торопливо ему докладывающего.
        - Довольно, лейтенант, - остановил, наконец, начкара генерал и перевел взгляд на нас. - Ну что, ребята: как служба?
        - Хорошо! - рявкнули мы.
        - Ого! - улыбнулся генерал, - да вы, я вижу, воробьи стреляные! Ну, как дела? Какие есть жалобы, что беспокоит? Как с пищей? Всего ли хватает?
        Мы молчали и, не выражая ничего на лицах, смотрели на него. Генерал поглядел чуть выше меня и, усмехнувшись, махнул рукой:
        - Полтора служишь?
        - Полтора, - отвечал я.
        - Знаешь, на что показываю?
        Я снял шапку и вдавил в нее "краба" так, что тот выгнулся:
        - Знаю.
        - Откуда? - продолжал изучать глазами мою кокарду генерал.
        - Догадался, - ответил я и пожал плечами.
        Генерал рассмеялся и, обернувшись к начкару, сказал:
        - Ну ладно, пошли посмотрим твое хозяйство.
        Белый сразу засуетился:
        - Оружие получать! - И мы, с ревом сирены распахнув дверцы "пирамиды", похватали автоматы и выстроились в одну шеренгу.
        - Разрешите отправлять, товарищ генерал-майор? - спросил начкар у генерала, разгуливающего по караулке.
        - Что ты меня спрашиваешь, ты здесь начальство! - сказал генерал. - А впрочем, подожди! А это у вас что такое? - И генерал вытащил из шкафа в столовой на свет Божий то самое злополучное сало, с которого все и началось.
        И пошло-поехало.
        - Сало... - промямлил как-то испуганно начкар.
        - Я вижу, что не мясо, - усмехнулся генерал, - ммм... ну ладно! - сказал он и пошел к выходу. Проходя мимо нас, он как-то лихо подмигнул и сказал:
        - Как будто и мусульман среди вас нету, а сало не едите!
        Тут меня и повело:
        - А это у нас, товарищ генерал-майор, опытный образец, так сказать, - сказал я, - хотим его командиру подарить!
        - Что так? - остановился генерал.
        - Да так просто, - сказал я, - в качестве эталона экономичности. Специально для него и оставили.
        - Т-а-к... - сказал генерал. - Это у вас что - ДП? На сколько человек?
        - На десять, - сказал Белый.
        - Хм... - нахмурился генерал и резко обернулся к начкару. - Сколько грамм на человека положено ДП?
        - Не... Не знаю... - залепетал начкар, - там у них подсобное хозяйство... Командир... Выделяют... База...
        - Достаточно! - оборвал его генерал. - Не знаете! Почему? - Он распахнул дверь в "сушилку". - Почему нет тулупов? Дополнительный караул? Знать не хочу! Доставить немедленно! Чтоб уже следующая смена! Люди мерзнут, они тулупы берегут! К утру доложить! - Начкар побелел и замер. - А сало... Сало... - Генерал помедлил. - Вот что... - Он обернулся к Белому. - Дай мне его! Я его сам "подарю командиру".
        - Берите... - тихо сказал Белый.

        Утро выдалось морозное и сухое. Лед на деревьях потрескивал и блестел на солнце. Облезлый тощий кот с завистью смотрел на нас сквозь щель в заборе и смачно чесал грязной лапой за ухом.
        - Ну что, пошли? - спросил Пашка, выскочив из теплой караулки, и, поправив автомат на плече, заскользил к калитке.
        - Пошли, - сказал я и, обернувшись, крикнул в дымящуюся теплым паром дверь:
        - Э! Ну скоро вы там?
        Наконец, Лепин с Митяем вывалили из караулки и, хлопнув за собой дверью, побежали, скрипя ботинками по снегу, за нами.
        В кубрике нас уже ждали.
        - Ну что, Родькин, бросил командира под танк? - съязвил ротный. - Сала, говоришь, не хватает? Ну ладно... Я вас накормлю, салабоны, мать вашу, долго благодарить будете! - И он, хлопнув дверью, вышел.
        - Что, уже продрали? - удивился Пашка. - Смотри, как зашуршал!
        - Долго ли... - промычал я и начал стаскивать с себя робу.
        - Ну, что тут было-то? - спросил Митяй у яростно работающего "машкой" Проценко.
        - Та ничёго, - на минуту оторвавшись от натирания палубы, сказал тот. - Командыр на построении щось про сало казав... кэ що зъилы того сала, та й показалы ошмиток тому гэнэралу...
        - Хм... - усмехнулся Митяй, - "зъилы", говоришь...
        Дверь распахнулась, и влетел Стабдис: шары по пять копеек, гюйс набок, - и сразу ко мне:
        - Что у вас там в карауле стряслось?
        - Ничего не стряслось, - спокойно отвечал я и начал укладываться в коечку.
        - Как ничего?! - Стабдис увеличил глаза до размеров железного рубля. - А что тогда командира с замполитом в штаб дивизии вызывали? Завтра Военный Совет, говорят, еще там им вдуют - всё из-за какого-то сала. Ты, говорят, сало там какое-то недоеденное генералу подсунул, мол, не хватает нам, и командир заботы не проявляет, говорили, мол, ему, а он нас все работой попрекает, а сам вот на сале обжимает... Разберись, мол, где воруют!
        - Ты что, свихнулся? - прорычал я. - Катитесь вы все со своим салом знаете куда?!
        - Куда? - искренне удивился Стабдис.
        - .....!
        - ???
        - Туда! - рявкнул я и накрылся с головой одеялом. Сон не шел. Мысли то о генерале, то о том проклятом куске сала, то о ротном, то о глупом Стабдисе лезли в голову и шевелились в мозгу, как тараканы в печке. Больше всего мешала мысль, что сало-де мы съели, а уж что осталось - то и подсунули генералу. Вот обидно! Никто его и пальцем не трогал, это сало, да и генералу отдавать не собирались. Кто ж знал, что он его найдет, да и вообще, что приедет! "Ладно, - успокаивал я себя мыслью, - не все ж такие тупые, чтобы поверить в такую чушь! Не все..."

        Проснулся я от того, что кто-то ласково трепал меня по руке.
        - Что? - спросил я, не открывая глаз.
        - Се-рый! - услышал я голос Славика Морозова. - Вставай... Тебя ведь того, к замполиту вызывают...
        - Ооо... - простонал я, - готовы, гады, меня вместе с тем салом сожрать, мало им его одного!
        Не знаю как, но уже через час эти мои слова были знакомы всем отцам-командирам - как старшим, так и младшим. Видно, ветер был попутный...

        - Что, Родькин, - начал замполит, ≈ правду-мать ищешь? Сала, говоришь, тебе не хватает?
        - Так мы... - начал было оправдываться я, но замполит меня оборвал.
        - Был я недавно в карауле... Так там это сало, - замполит повысил голос, - где только не валяется! Разве в гальюне его нету, и то, наверное, смотрел плохо!
        - Так ведь это посылку из дома получили... - попытался втиснуться я.
        - Знаю я ваши посылки! - не к чему крикнул мне в лицо замполит. - Чтобы боевой листок оформить, у вас ума не хватает! А вот начальству настучать - это вы можете! Так нагадить части перед "подведением"! - Замполит даже дрогнул голосом.
        - Никто не стучал, - обиделся я. - Он сам его нашел.
        - Нечего было разбрасывать где попало! - посоветовал замполит. - Иди! Сту-дент!
        Мда... Разбрасывать было нечего...

        - Ну что? - спросил я Белого. - Что там на Военном Совете? Ничего не слышно?
        - Да что там могут сказать! Сказано же, что съели мы это сало, а что осталось - показали проверяющему. А дают нам норму всегда точно - полкило на караул. Ты что ж думаешь? Да они сейчас перед подведением итогов ж... порвут!
        - Мда... - промычал я.
        Что ж, ждать было недолго - Военный Совет закончился, и уже к обеду командир и замполит, разгоряченные и уставшие, облегченно вздыхая и вытирая платками лбы, разъехались по домам.

        - Знаешь, Родькин, - говорил мне на следующий день майор медицинской службы Ремаленко. - Давно хотел тебя спросить, Родькин. Как у тебя со здоровьем? Давай-ка мы тебя в госпиталь направим... на обследование... Давление-то у тебя повышенное? - Он полистал мед.книжку. - Два раза в санчасти лежал... Так что давай, лечись! а с караула мы тебя сни-маем... Побудешь пока в хозвзводе... - И он захлопнул папку.
        Sic transit gloria mundi!
        Вот такая история. Эх, сало, сало...

Конец.




        "Так проходит мирская слава!" - высказывание, обозначающее иной раз печальный итог какой-либо деятельности, имеющей началом благую цель. Эх, сало!