* * *

Т.П.

1

Саша + Маша их время прошло
знают, не равно теперь ничему

2

Саша и Маша еще
в детстве усвоили. Бог
есть любовь, значит стрелка
торчит из систолы оборванным подлежащим

3

Саша и Маша считают конец октября
лучшим временем для игры
в подкидыша, в дурака.
мама смотрит на них отовсюду.
карты переговариваются у них в руках.

* * *

сказать ли тебе сказку
про белого бычка

с к а ж и        в тридевятой жизни

говорит охотник пиф-паф
звери не умирают.
зайчики, послужив мишенью,
встают, убегают в лес,
где живут до ста и более лет.

нет, отвечает бычок, ты говоришь неправду,
спят твои звери с другой стороны травы
в тех лесах, где за августом
наступает июль

ах говорит охотник когда бы не этот нож,
жил бы ты, не знал ничего о смерти

поздно нам, отче, говорит бычок Аврааму.
если времени нет,
отчего удлиняются тени?

закрываю глаза, Авраам ему отвечает,
человека вижу, и будто бы это ты -
крохотный, хилый, поздний ребенок
мне и матери в старости утешенье.
разве знал я, склоняясь над колыбелью,
что иное приму для тебя обличье?

помнишь, теленок ему отвечает,
сказку свою обо всем, что будет?
звери стоят между Богом и человеком
и не будет уже для нас как прежде.

знай же бычку говорит охотник,
нынче свадьба в доме ножа моего,
праздник для всех людей Израиля

однажды, отвечает ему никто
возвратится твой сын, первенцу своему
скажет тогда: а хочешь
я расскажу тебе эту сказку?
в тридевятой жизни
скажи это имя                   Авессалом

* * *

Т.С.

машенька любит все цветы
а ландыши не любит.
Миша поступил в институт
у мамы неважно с сердцем
катенька сердце твое заводной волчок
они еще иногда вспоминают об этом
прошлым летом, прошлой зимой

* * *

D.Jean

перемазанный холодом светом неба
шестипенсовик        грошовое вещество души
музыкального автомата, давно
истлевшая в глубине амальгамы ткань
приданого к свадьбам седеющих дочерей,
утренних золушек с телефонным
динарием в кошельке, с монеткой,

орлом выпадающей в темноту вещей, но после -
аверс тлеет, разгорается на ветру
световая решка удача в орлянке смерти
преследует Гончара смеется в лицо Ткачу

апр. 96

* * *

Д.В.

знаешь, сильфиды, они        ...это        у них
то-оненькие такие                крылья
проблема выбора во весь рост

знаешь, Ляля...                а вот ундины
ни хуя не думают ни о чем,        и Небо
благосклонно к ним                        в годы Спокойных Вод

сильфиды эти...                        бегут по лезвиям темноты
нагоняют рябь        Ляля, ветра
крылья смертельная бессонница рек

май 96

* * *

Т.Х.

как два зверька замирают в двух
мертвых точках координатной сетки,
вязнут           в ней           с наступлением темноты
тикающие наручники взрываются на запястье
отпечатки лап на снегу под утро, как
два зверька умирают в двух
хорошо поставленных точках        как вслед
наступает осень, латунная тьма
где с криком лопаются, прорастая
скрипучие зерна        прямой речи

* * *

Тане и Алишеру

1.

два года        тому        были еще всё время
касались друг друга        той осенью всё, уже
не касаясь земли и неба        комнатные

растения просили нас: не нужно нет не сейчас
потом еще        писали друг другу письма
летом мы были        быстрые еще смешные зверьки
по дороге в Лос-Анджелес        по дороге в Крым

2.

кончилась эпоха        книжек-раскрасок
что мне сделать этому фанту
чтобы он никогда не умер?

3.

будем ли еще Боже твои
горячие собачки             сигаретные пачки
ничего не касаясь        по мостику над ничем

* * *

С.Щ.

время от времени        прячется но оставляет
след но всё менее    различимый        и со временем порастает
безымянными днями, улицами        воем глушилок
и со временем        останавливая часы
молча переплывает одну из рек, пока
прячется сердце от времени и оно ребенок,
отвернувшись        стоя лицом к стене
шепотом вслух перечисляет названия городов
где видимо-невидимо        поживают наши никто.

* * *

1.

ветер                утром по дороге в аэропорт
никого пусто        поет дрозд
небо             в упор        глядит себе, самолет
катится        по бетону

2.

легкое солнце в цейссовском перекрестье
это я боже                череп Айовы освальд
даллас летом        все девушки в белых платьях

* * *

О.З.

натыкаясь в книге на имена
Бориса и Глеба, чувствуешь ли сквозняк, раздумываешь ли о том,
что история есть возня
государственных насекомых с помятыми хоботками,
измазанными в пыльце
войны, страха, фаллоцентризма. Но если шестигранная призма
стакана уже не делит на семь
белизну грядущей зимы, что толку изменяться в лице,
базлать о Джармуше, пленке и бетакаме,
бродить под дождем по парку, думать о Кате и вспоминать об Асе?
...поднимая голову, видишь: менады, известковое небо,
опуская глаза, натыкаешься взглядом на крошки черного хлеба,
на раскрытую книгу, на имена Бориса и Глеба.