Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 6 (22). - М.: АРГО-РИСК, 1999. Обложка Олега Пащенко. ISBN 5-900506-88-6 c.66-70. /раздел "Впервые в Вавилоне"/

ПОСВЯЩЕНИЕ ГЕНЕРАЛУ СТРУКОВУ

Что плутаешь?
                          как угол втесался в сад,
слева парус поник -
                                три сплина через плечо.
По какому дереву постучать хотят,
постучать без кавычек -
                                      лакеи генерала?

Темное пиво в киоске.
                                    Дорожка зала
для господских танцев вымощена лучом.
Луч кончается.
                          Что блудишь,
закат считаешь?

Впереди покоится монастырь.

Конькобежец скользит -
                                       и в душе его алый шарик.
Только черными полосами растаешь.
Кто ко мне постучался и остыл?
Мне вода - постель,
                                  кто поспать мешает?

Генерал-губернатор пьет теплое пиво дна.

Я иду по могиле -
шаг вправо,
                    сад влево -
сплин глубоко в часовне.

Вот карточные долги окна:
загораются клетки.

Следы папиросной пыли
на крученом виссоне.




СТРАСТИ СВЯТОГО ПЕТРА

Ты будешь первой разлукой с небом,
я - разлукой второй;
так наши внутренние пески
зыблются под корой -

и, склоненное над стеклом
озера Генисаретского,
это дерево так поет,
что должно загореться.

В Генисаретском озере
много узоров ковровых,
много укромных просек
и узловатых тропок -

но, к сожаленью, все стекло
лопнет от жары,
когда Ты станешь первым огнем,
я - огнем вторым.

И такой пустырь пронесется
в кроне этого дерева,
что мгновенно испепелит,
что и справа, и слева
высохнет пустота -

как всегда
в Генисаретском озере,
которое не узнает
ни льда,
ни самой зимы.

В Генисаретском озере
мы стоим, как стояли -

только не отводим глаз
от лодки на причале -

а впереди такой пустырь,
что не видно Бога,
машущего синим платком
с синего отлога.




* * *

Твой дом начеку -
                               и опять
страдает кашлем и злобой,
дышит карбидом,
тяжелым пластмассовым дымом.

Дети играют сердцем,
которое бьется,
                            чтобы
подоконник качался,
окно проплывало мимо.

Вот желание -
                       камень
прославленный и бездомный -
отвоевало место
у семечной шелухи
ближе к лифту:

подъезд исчез.

И сердце живет подобно
бумаге,
а если бумага стерпит -
значит, за грехи.

Глупые лестницы водят вверх
только нетерпеливых,
только детские болезни
давят на плечи;

                              но этим днем
наше сердце повзрослело,
ему знакомы
                    иней и ливень.

Сердце готово уже ко всему -

и начеку твой дом.




* * *

Ради скучного,
                          ради веселого -
гром.

Никого не ведет тропа.
А к чему тропа?

Птичий ужас:
                    просторно в нем,
видно многое,
                        цель слепа.

Посмотри в календарь -
ослепнешь:
                    апрельские окна.
На листочках прожилки -
не проживешь.

Чтобы скучно цвели,
но весело пели
                          стекла-волокна,
чтобы вывернулся папирус -
дождь.

Кого ведут пять чувств?

Считаем дальше:
тропа расплывается,
                                  ледокол.
Карты и кубики,
скучно и весело,
                              цель все та же -
лотерея a la rock'n'roll.

Это не вы сказали "нет"?

Я знаю,
что я сам с давних пор -
детство наоборот.

Чего боится щенок?
                                    что нужно?
Должно быть, скучно ему -
                                              по краю
тропинка,
                    зато вокруг -
великолепный лед.




* * *

Клетки прорваны
                    а в Капернауме тленье
только окна горят
                    не сгорят никогда
и шалят сквозняки
                             в разноцветных поленьях

Входит чуткий февраль
                    по щелям суета

Чайник в копоти
                    а в Капернауме жарко
книжный образ
                   кочует по влажным рукам

Красота по щелям
                             у апостола Марка

это прорваны клетки
                    во благо врагам

Вот евангельский смерч
                    рассыпаются печи
а со мной разговаривают печники

В Капернауме всякие Марковы речи
рассыпаются
          прахом бумажной реки

Клетки прорваны в школьных тетрадках

                                Так рано
загораются окна
                             но не догорят
и бумага не стерпит
                                    бича Иоанна

Книжный образ февраль
                              ввергнут в чуткий обряд

Это устный обряд
                             Капернаум без света
образов красота
                             суета сквозняков
Чайник в копоти
                    но первозданное лето
разговаривает из расщелин веков




SILENTIUM

Воды запада в облака плывут,
испаряются - и мгновенный зуд
до дна пронзает их шелк.

Кто же ты, скворец неразгаданный?
Как глубоко вошел
голос и клинок, тенор и вопрос?

Кто ты,
творец стрекоз,
сосульчатых на морозе?

Это слезы летали в тумане
и примерзли цветками.

Вот получился камень,
вот завиваются ткани,
обворачивают лицо.

Воды запада через кольцо -
не обруча, а трамвая -
в облака плывут,
по дороге перемывая
запасной маршрут.

Кто же ты при встрече?
сотворишь скворечник -
в нем тебя и запрут.




* * *

В случайной ямочке запаха,
                                            где яблоня и сирень
равны любви и торжественно смешаны,
город - соцветие;

он же - пельмень,
когда глядит на него мясник
и бормочет: "Съешь его,
Господи,
конину и соль,
чертиков и свиней,
воющих рядом с речкой..."

Лестница и яма - моя;

рыбки, может быть, красноперые,
пробуют ножками ходить,
рюмочками пить...

Лесенка за Волгу ведет,
яблоня и каштан цветет -
или цветут:
число растет, -

только я считаю,
что городок наш - рыбья стая,
и на дно плывет.




ПРИТУПЛЕНИЕ ВТОРОГО ЧУВСТВА

Эти слова чертит душа
по воску умытого снегом стекла,
это дух царапает слух
по воску раковины свечной -

а где мои уши-ракушки
и вдетая в них стрела,
на которой катаюсь
между дневным небом
и ночной землей?

Царь-тревога завитушки
и каракули шьет на морозе -
вырван клочок мясца из мочки;

мучиться без корней, без приюта
остается драгоценному камню,
тезке прозы,
еще не доведенной до точки.