ХОЛОКОСТ
Замечательное дело из ореховой скорлупы мастерить себе гирлянду на новогоднюю ель. Нанизывать бусинку за бусинкой на тонкую веточку-нить и воскликнуть при этом: "Холокост! Холокост! Ты пришел, ты принес!"
Мама - надень самый красивый бархатный халат, что у тебя есть, голову укрась ожерельем из речных камней и широким поясом затяни живот свой. Когда отец научится, наконец, убивать самых жирных куланов во всей Фергане и мы будем продавать мясо, тогда ты сможешь заплатить Саиду-мастеру, и он привезет тебе настоящих изумрудов, настоящий китайский шелк, а мне привезет маленького сахарного петушка на палочке.
Когда мой отец привезет с охоты киика, да такого большого, что мы с тобой не сможем съесть его за обедом. Тогда нам придется разрезать его мясо на длинные полоски, и я буду сушить их на солнце. Отгонять черных мух веточкой кипариса. Когда мясо засохнет, ты, мама, сдобришь его красным перцем и солью, а я заверну его в красный лоскуток, который остался от моего старого платья. Мы сможем на время забыть о еде, и тогда я буду думать только о драгоценностях. Я просто буду гулять вдоль нашей маленькой речки и срывать с деревьев спелые урючины. Не для того, чтобы съесть, а просто для удовольствия. Может быть, я буду кидать их в воду, как делала это дочка эмира. Там, в Самарканде, я видела ее в дворцовом саду. На ней был парчовый халат, с золотыми рукавами. Говорят, что ее зовут Галия. Галия-ханум. Как бы я хотела хотя бы один раз прикоснуться к ее халату!
А пока Холокост на дворе - рыбья чешуя разбросана по полу.
Мне всегда говорили, что в Холокост сбываются все желания, а я никогда не верила. Оказывается, люди говорили правду. Сегодня я встретила на улице Саида, когда возвращалась домой с бельем. Он пригласил меня к себе в дом, как только я освобожусь. Он обещал мне показать свои красивые камни. У меня даже голова закружилась от его слов. Я прибежала домой, бросила белье на кровать. Когда я вошла, Саид уже разложил на полу все свои украшения. Я сняла туфли и стала ходить по ним, словно по земле. Там были зеленые яркие изумруды, кровавые агаты, желтый пустынный янтарь и блескучее золото. Я закрыла глаза и представила, что попала на небо к моему Аллаху, и он, наконец, дал мне все то, чего я была лишена на земле. Я нагнулась, чтобы поднять с пола синий сапфир. Саид подошел ко мне сзади и приподнял мое платье. Я очень испугалась, но он попросил меня немного постоять так. Мне было неудобно, хотя я теперь могла разглядывать камни еще ближе. Что-то теплое пролилось мне на спину в тот момент, когда я поцеловала холодный синий сапфир...
Когда я пришла домой, то сразу же показала маме серебряное колечко, которое подарил мне Саид-мастер. Правда, мое платье испачкалось сзади в чем-то белом. Мамины глаза, словно две грустные серые птицы, скользнули по моему лицу и вылетели прочь в раскрытое окно. Хорошо, что в этот день я надела свое старое платье.
На следующий день я пошла к Саиду сама и попросила его разрешить мне поиграть с камнями. Когда он разложил передо мной камни, я сразу же сняла платье, чтобы больше ничего не испачкать...
На следующий день из дальних странствий вернулся мой старший брат Ахмет. Мы с мамой сначала не узнали его, пока он был грустным и молчаливым, с черной бородой, словно цыган. Но как только он улыбнулся и я увидела ямочки на его щеках, то сразу же поняла, что мой брат изменился только внешне, а на самом деле он остался прежним.
Когда мы с ним остались одни, он долго молчал, а потом признался, что теперь он не такой, как все мы. Мой брат достал из потайного мешочка серебряный крестик. Ахмет поцеловал крестик. Сложил ладони вместе и долго что-то шептал. Мне не понравился серебряный человечек Ахмета. На нем не было красивых камней, да и серебро совсем потускнело от времени.
Неделя Холокоста подходила к концу. За отца мы почему-то не беспокоились - он уехал на охоту далеко. Мы с мамой каждый вечер зажигали огонь в очаге и желали ему хорошей дороги и охоты. Саид зашел к нам в гости и познакомился с Ахметом. Попив крепкого чаю и поговорив о дальних странах, он пригласил нас с братом вечером к себе. Я выбежала на улицу и увидала, как дым от нашего очага рассыпается на серые облака и стелется далеко-далеко по земле. Мне показалось, что это серый жеребец, который скачет вперед, куда глаза глядят. Как бы я хотела поскакать на этом жеребце на землю Индостана, к принцу Бабуру.
Вечер приближался к нам. Как только стало темнеть, Ахмет взял меня за руку, и мы пошли к Саиду. Хозяин встретил нас на пороге, мы вошли. Саид достал откуда-то красивый кальян, и они с Ахметом стали курить гашиш. Я стала играть в дочь самаркандского эмира: надела на себя жемчужное ожерелье, на указательный палец я хотела надеть перстень с хризопразом, но он оказался велик мне и часто падал. В конце концов я потеряла его среди разбросанных на полу вещей.
Обернись, дочь охотника, Галией-ханум, дочерью самаркандского эмира, живи во дворце среди диковинных птиц и мрачных сильных йогинов. Пей и ешь все, что хочешь, не ходи больше за дровами, не корми больше собаку и осла, не вари больше кашу из листьев чернослива и придорожных камней, когда отец снова промахнется и вернется домой без добычи. Погладь свой парчовый халат, отделанный золотом, вылей вино на голову нерадивого слуги...
Руки Ахмета уже подхватили меня сзади и подняли в воздух. Я закрыла глаза и поплыла вперед и вверх. Саид раздвинул мои колени и вдыхал в меня теплый дым. Мне показалось, что я взлетаю в небо. Иногда передо мной возникало лицо Саида: красивые прищуренные глаза, кудрявые волосы, сухие коричневые губы. Руки Ахмета потянулись к грязному рабочему халату Саида. Сам Саид растворялся в тумане, мой всадник, скачущий на дымном жеребце. Разве это не твой голос поет мне издалека последнюю песню Холокоста:
Мой Холокост беспощаден и наг
Мой Холокост - как дым молчит
И стелется бескрайней стороной
Мой Холокост возьмёт меня домой.
Я причитаниям своим верна
Я слово берегу как речку или мост
Со мною как всегда тень от моих волос -
Холокост. Холокост.
"Вавилон", вып.7:
Следующий материал
|
