Санкт-Петербург - Беркли
|
Три текста из пяти вошли в книгу "Арии".
* * *
И дальше мы бредём. И видим в щели зданий
Старинную игру вечерних содроганий.
Блок
Молодой человек качает ногой,
Пока на кафедре тот, другой
Разглядывает его.
Когда растает последний слог,
Очнётся юнопрозрачный бог
И спросит: "Чего-чего?"
Не в силах я оценить доклад.
Чужой язык навевает сон.
Вот и слежу, как призывный взгляд
Докладчика, как ядовитый сок,
Течёт по залу и по штанам
Соседа втекает к нам.
О чём я бишь?
О чужой любви.
О том, как терпко следить с холма,
Как происходят её бои,
В трубу подзорную... Кутерьма
Перемешавшихся в схватке душ
Приятна, как в Гоби душ.
Ты знаешь всё о них наперёд:
И кто промажет и кто убьёт.
Как с лишней буквою "е" Оскар
Сказал нам Дикий: "Гляди в оскал
Любви, чтобы знать ей срок".
Ну что ты дрожишь? Продрог?
Смешно, что не удержаться мне
На вчуже скопленном,
что опять
Сюда ты входишь, к моей спине
В мурашках, весь прислоняясь. Рать
Мурашек перетекает на
Тебя. Теплеет моя спина.
Но я, конечно, не обернусь,
Припомнив опыт бедняги О.
Лишь позвоночник впитает ртуть
Архиприсутствия твоего:
Поскольку ты бестелесен, ты
Повсюду - триумф мечты!
О чём я бишь?
О чужой любви.
Поскольку тот вариант меня,
Что был любовью, развеян и
Мне стал чужим. И когда, дразня,
Ко мне является на порог,
Внушаю ему: "Вот бог".
И он рассудит меня теперь
Со мной, смеющеюся тогда,
И той укажет пинком на дверь,
А этой ответит: "Да".
Да, нужно радоваться за тех
Двоих, кому в позолоте ключ
Портье протянет, за их утех
Условнолазерный красный луч,
Который что-то в моём мозгу
Сейчас ласкает, и я туда
Вдруг перемещаюсь, где
Европа - девочка на лугу
Пасёт насмешливые стада,
Но тянет её - к воде.
ПОЕЗДКА В ХОБОКЕН
Пахло то ли нарциссами, то ли мочой
В переходе ночного метро.
Ты головку склонила ко мне на плечо,
И когда на подземном ветру
В лихорадке забилась тяжёлая прядь,
То, заправив её за ушко,
Ты сказала: "Нам скоро уже выходить,
Но пока нам и так хорошо".
Что же в этом хорошего? Сладкая тень
На экране пещерной стены?
Мы прекрасны и молоды. Больше - теперь
Очевидно, что мы влюблены
В то, что мы так прекрасны и молоды, в то,
Что светает над Бруклином, где
Эмигрантского солнца распухший белок
Развалился в кипящей воде;
В то, что нам не удастся друг в друга войти -
Значит, будем стоять у дверей
И шептать: "Понимаешь, уже без пяти.
Умоляю, давай поскорей!"
Дай мне слышать опять, дай мне видеть опять
Синеву, синеву, черноту.
Эту скользкую рафаэлитскую прядь
В этом алом, как водится, рту.
Слышать, видеть, вкушать, обонять, осязать
Смрад капустный - твою нищету
И твою пустоту. Ибо ты (как и я)
Абсолютно, предельно пуста.
Лишь поэтому, верь, не сойдутся края
И, пардон, не сольются уста -
Близнецы из Сиама, мы всё же вполне
Адекватны природе вещей,
Чтоб не видеть уродства союза и не
Знать, что связь не бывает прочней,
Чем в тугой, чужеродной ночи болтовня
И поддетый на вилочку груздь,
И стихи, что талдычит ещё наизусть
Твой безумный отец. Твоя гордая грудь
В духе Эгона Шиле. Сенильная грусть
В духе Фета - о юности падшей. И пусть...
Твой висок на плече у меня.
ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СОНЕТ
Я не знаю, откуда начать мне этот рассказ.
Я не знаю, как вообще можно начать рассказ.
Всем известно, что остаётся в руке
И что думает ящерица, остановившаяся отдышаться
В тени камня в доброй миле от смущённого обладателя
Тёпло-прохладного хвостика, чешуйчатого ничего.
Потрясая этим ничем в полуденном тягучем растворе
Желания знать, ужаса знать, я начинаю рассказ
И тут же скатываюсь в кучку эпитетов,
Обманывая себя надеждой жемчужна зерна.
Если по когтю судить обо льве,
Лев получается жёлтой, громадной, грубой пластиной
С обломанным краем. По когтю - не угадать
Коротеньких волосков в звериных ушах,
Гулкого глаза, отразившего озеро,
Отразившее плеск пеликаньих крыльев.
Если судить о тебе по тому, что осталось в руках,
Получается отраженье в глазу
Отраженья летящих над озером.
Если ж судить по тебе о том, что осталось в руках -
На берегу пересохшего озера стервятник,
Как устрицу бездельник в приморском кафе,
Всасывает трепещущий глаз околевшего льва.
* * *
возьми мою голову в руки,
вшепчи в моё ухо, дрожа,
как Билли Холидей, щекотно промяукай:
прошла гроза,
и череп твой, проломленный у шеи,
и череп мой
в недальнем будущем населят змеи,
и младшая шепнёт: "ползи домой"
своей сестре, и впадины глазные
ночами будут в темноту земли
глядеть, как окна,
и струи дождевые,
сквозь землю просочившись, застучат
по темени уютно
возьми же голову мою
в свои прокуренные,
в свои надушенные руки -
она твоя
скажи: "моя сестра"
но челюсти уже не вынести скопления согласных
и отвалится она,
и в том же самом стуке
соединится всё, что нас разъединило,
что Красная Шапочка сквозь лес не донесла
как Билли Холидей, зайдись на этом слове,
вцепись в него, как хищная игла
проигрывателя: сестра моя, сестра!
на острове Борнгольм кошачий глаз любови
преступной изучал нас, жмурясь из угла,
сестра моя
на острове Борнгольм, где Холидей, где праздник,
где праздник круглый год -
День Красного Таксидермиста,
День Всерайонного Суда -
ты в руки рассыпающиеся
голову мою возьмёшь и скажешь:
"ну, где у вас там Ляпкин-Тяпкин?
подать его сюда!"
ОНА НИКОГДА НЕ ПРИДЁТ С МОРОЗА
Нине Самус
каждый раз когда я пытаюсь жаловаться кому-нибудь на жизнь
кто-нибудь обязательно раздражается
как ты можешь молодая здоровая красивая
при этом собеседник и не догадывается
что эти три слова действуют на меня
как крибле-крабле-бумс на тыкву
а вернее как полночь на карету
я утрачиваю всякую связь с реальностью
и скатываюсь с грохотом по лестнице
вываливая оранжевые потроха
пронизанные семечками размышлений
преследующих меня как
просто преследующих меня
с неотступностью имени собственного
начнем со здоровья
мое тело кажется мне меренгой
безе как сказал бы ухмыляясь сластёна-галломан
пухлое и слепяще-белое снаружи
оно наполнено изнутри трухой
стоит сжать его даже не зубами
дёснами только
пирожное подобно расшалившейся снегурочке
влажным облаком
само пролазит в глотку
раз и нет меня
к моей чести можно добавить
что врачи так и не пришли к согласию насчёт моего недуга
они ставили меня на ноги
заставляли танцевать
и писали в медкарточке что-то вызывающе неразборчивое
этот переход к нервным иероглифам
от ликующей гладкописи патронажной сестры
"кожа чистая живот мягкий"
напоминает мне путь следования русской литературы
от Некрасова скажем к Лохвицкой
соседние ведь остановки
а не дай Бог зачитавшись промахнуться
пропадёшь
молодость
молодость моя
длится уже очень давно
и кажется будет продолжаться ещё очень долго
думаю изобретая относительность
он имел в виду именно метаморфозы молодости
если человек не говорит себе
а я ещё хоть куда
значит он уже мёртв
а если мужчина говорит тебе
я старик
значит следующие полчаса
ты не будешь учить уроки
молодость это гипербола а старость это литота
а между тем это мною сегодняшней
грозился дурак Карлос всеядной Лауре
прошло лет пять иль шесть
с той кондитерски-ароматной ночи
но седина не блещет
веки не чернеют, вваливаясь
и я вечнозелёная лежу в тележке белоглазого негра
угрюмый гранд нравоучивший потаскушку
был наказан за своё недоверие к неистребимой молодости
они недоговорили судя по всему
прямо на нём остывающем
но более всего меня занимает красота
меня бесит то что скороговорка здороваямолодаякрасивая
на их языке значит просто живая
то есть такая как мы не чужая никакая
Оскара зовите
пусть приползёт гремя кандалами
изблюёт зеленую гвоздику из несчетно пользованных уст своих
как вам не стыдно называть меня красивой
этим вы кастрируете красоту
больше она не спрыгивает с балкона в зелёные сумерки
не приходит под утро мокрая и вонючая с лягушкой в зубах
нет
она становится похожей на хозяина
доносит ему на молодую жену
пока он вытирает башмаки в прихожей
доедает его ужин
я всегда выносила себя за скобки красоты
умножала ее не смешиваясь с нею
я постаралась родиться у самой красивой из матерей
чтобы годами разглядывать
её почти бесплотные обезьяньи руки
её розовые волосы
я вся сжимаюсь от удовольствия
знакомя её со своими друзьями
наблюдая, как их взгляд панически перебегает
от неё ко мне и опять к ней
и там успокаивается как растревоженный ребёнок
ты уверена, что это твоя мать
жалобно переспросил меня сосед
славящийся своей деликатностью
мы вдвоём можем служить
хрестоматийной аллегорией вырождения
бензоколонка на руинах Акрополя
я горда своим предназначением оттенять её сияние
тем же принципом я руководствовалась
выбирая себе адресат посвящений на всю жизнь
это немножко мешало нам
как он выражался
faire l'amour
как все кромешные любодеи
он был излишне разборчив в словах
в родном для нас обоих наречии
он так и не смог приискать ничего
что бы не делало это самое ну вы понимаете
так или иначе смехотворным
что бы не отчуждало не затемняло не коверкало
а просто выражало изображая
служило бы по отношению к объекту просто окном
а не щурящимся от сознания власти над этим объектом глазом фотокамеры
словом
когда мы делали любовь
его красота несколько отвлекала меня
и к тому же мне не доставляло полного удовольствия
обладать этой красотой безраздельно
зато какая была радость наблюдать
как очередная жертва раздваивается
на остатки здравого смысла
пошляк хам проходимец
и острую необходимость
уединиться с ним в ванной
пока мы с недоумевающим законным спутником очередной жертвы
обсуждаем в гостиной вон ту репродукцию Мунка
о Мунке можно говорить долго
когда они возвращались
победительницей чувствовала себя я
а не он
не вполне уже отличавший поражение от победы
и не она
унесённая как Элли из Техаса сказочным ураганом
и предчувствующая объяснения с Тотошкой
я же ощущала восторг Пигмалиона
узнавшего что Галатея получила пятерку по рисованию
все эти восторги продлились недолго
уступив место умилению
какая я была умница
что в кромешной тьме последнего содрогания
как запросто бы мог сказать если ещё не сказал
вдогонку циничному Тютчеву простодушный Кушнер
подсмотрела и запомнила
так навсегда запомнила
расположение шести раскромсанных тел на полу
молоденькая новобрачная
а копыта уже стучали на мосту замка
и синяя борода развевалась
бедняжку, в отличие от меня
позднего и единственного ребенка
спасли братья
и теперь с несвойственной мне медлительностью
я смакую воспоминания
подобно моей подруге Катьке
которая два месяца по ночам ела один банан
на день давая темнеющему тельцу
под подушкой отдохнуть от пытки
но у меня задача поважней
мой сладостный плод придется растягивать
до конца дней моих
и тут мне есть чем похвастаться
6 часов 42 минуты промозглого вечера 10 октября 1996 года
когда он пошел на кухню за пепельницей
и замер в дверном проёме
напротив возмущенно отвернувшейся лампы
давая мне вдоволь налакомиться
своим в каждом изгибе неожиданным профилем
мне удалось длить полтора месяца
с носа я скатилась непростительно быстро
сказалась детская шалая повадка
с леденящим папину душу визгом
съезжать на животе с обледенелого дзота
памятника героям-блокадникам
зато уж с губами промашки не вышло
как самоотверженная лилипутка
я кралась по моему Гулливеру
огибая полыньи пор
продираясь сквозь жестокие заросли щетины
чтобы уткнуться наконец в родимую мякоть
и вдохнуть алкогольно-никотиновый чад
я наполнилась этим духом как воздушный шар гелием
что дало мне возможность
немного приподняться над местностью
и обозреть её сверху
подбородок ещё можно было разобрать
но кадык совершенно терялся за горизонтом
так что разведкой этой я осталась довольна
путешествие обещает быть долгим
разве что обидно
что до самых лакомых
тут кормилица краснеет от хохота
а Джульетта Монтекки зажимает уши
частей я доберусь годам к шестидесяти
хотя как сказал бы мой склонный к отставным остротам господин
алкоголь
- медленная смерть, но мы никуда не торопимся
мне некуда торопиться
мне нужно наполнить
его несравненной красотой всю жизнь
которую он своей гибелью
опустошил, как саранча Княжество Киевское
в Повести Временных лет кстати
это вторжение описывается с гораздо более достоверной горечью
чем половецкое
вероятно писавший ушел в монастырь после того
как погибла его ненаглядная грядка
мне некуда торопиться
маршрут мой мне хорошо известен
лошади напоены, проводники услаждены
мольберт доставлен из монпарнасского подвала
где кудрявого разоблачителя Ани Горенко-Гумилёвой
держали на коньяке и натурщицах
а прохудившийся сачок
обманом удалось выменять у Брайана Бойда
так что когда я жалуюсь кому-нибудь на жизнь
я рассчитываю услышать не бессмысленные сожаления о том
что я молода здорова и красива и всё это без пользы
я рассчитываю услышать смеющееся "радуйся"
которым ты мне надписал свою книгу
впрочем
за исключением автографа
она оказалась на редкость заурядной
"Вавилон", вып.8:
Следующий материал
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Вавилон", вып.8 | Полина Барскова |
Copyright © 2001 Полина Барскова Copyright © 2000 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |