Арсений РОВИНСКИЙ Копенгаген

Вавилон: Вестник молодой литературы. Вып. 8 (24). - М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2001. Редакторы Дмитрий Кузьмин и Данила Давыдов. Обложка Дженни Курпен. ISBN 5-94128-029-5 С.18-21.

МАШУК

Вначале просто били наудачу,
а к вечеру устроили раздачу -
под каждым камнем - горец и боец,
ночной тархун и утренний чебрец.
Владелец скал, чья родина - темница,
боится спать, но и не спать - боится,
где Терек полоумный шевелит
форель прозрачную и бархатный гранит.

Здесь муэдзин с азартом замполита
поносит тех, чья борода обрита,
на Грузию вещает из-за туч,
и голос его грозен и тягуч.
Ночной чебрец и утренний тархун.
Вершины гор как пирамиды шхун,
медведи в спину целят из двустволок.
Барашек нежен, но в груди - осколок.

Посмотрим на дивизию с небес
и прогуляем этот гудермес,
как в детстве - анемию физкультуры.
Ни белые, ни черные фигуры
в такую осень не сдаются в плен.
С блуждающей улыбкою чечен
качнется, как Мартынов на дуэли.
Оправа треснула, но стекла уцелели.




* * *

Мне кажется, я знаю, почему
и чем закончится. Солдаты обернутся
своими командирами, а мы -
солдатами, жующими заварку,
снег - белым порошком, и только грязь
останется лежать на этих склонах.

В нелепейших сандалях, с узелком
подмышкою, однажды оказаться
холоднокровно дышащим стрелком,
смотрящим на знакомые вершины
по-новому.
Так старый вор
в последний раз проходит по квартире,
где только что работал.




СТИХОТВОРЕНИЯ С НЕРУССКИМИ НАЗВАНИЯМИ

Intro

Детство всегда в пролёте, старость всегда права.
Мёд, который вы пьёте, на самом деле - слова,
в чьих ульях идёт работа, в чьих сотах кипит слюна,
чья новая позолота старым вином пьяна.
Сильные чувства, страсти не станут стучаться в дверь.
В колоде еловой масти завёлся вишнёвый зверь,
он смотрит на поле брани, не веря своим глазам:
кто не умеет ранить, не может быть ранен сам.

DJ

Нашёптывай и слов не находи.
Рождённый в металлической груди,
твой шёпот предназначен не для слуха, -
скорее, чтобы маятник качнуть,
сгодятся эти олово и ртуть,
а там другие мастера найдутся.
Друзья уедут, квакеры сопьются,
чумная молодёжь заполнит зал -
останется тайком перекреститься,
как старая певичка перед тем
как выйти на невидимую сцену.

Cranky

Да, он помешан, но помешан тихо,
интеллигентно чокнут - не кричит,
то Клавдием вообразит себя, то Лиром,
то витязем, то красным командиром,
то голубю возьмётся подражать.
Вот - задрожал. Не надо бы дрожать.
Темнеют лица, сохнут языки,
где верные родных полей клевреты
и что теперь страшнее пистолетов?
Неясно. Может быть, фронтовики
немецкие, простые мужики
с собою наши слёзки прихватили.

Past Perfect

Разные люди разное говорят.
По одной из версий он был богат,
голубых кровей и огромной силы,
по другой - тщедушен, смешон, горбат.
Достоверно известно лишь то, как его убили.
Представьте себе двуязычный город, где женщина ест хурму.
Её трехъязычный любовник ушёл сторожить тюрьму,
где муж сквозь остатки зубов пытается по-турецки
произнести ........................................................
Лопоухий полковник хватается за кобуру,
из зала выходит рабочий и сверлит в экране дыру,
сквозь которую зрителю становится виден
Константинополь.

Unfuckingtranslatable

1.

Направо - станция, налево - местный клуб.
Не то чтобы деревня, но посёлок:
ловцов полно, да горлица одна.
Квадрат окна, избы лиловый куб,
китайский берег виден с местных ёлок.
Не висни со стаканом, пей до дна.
Шепча заветные слова,
ложился; просыпался в Сочи,
а в Сочи в феврале - весна.
Теперь другая пахлава -
пастушкам не хватает мочи
его выдёргивать из сна.

2.

Скрип уключин, пение коромысел,
торжество простых, неделимых чисел -
забирает в пять, а приводит в девять,
пацанёнок, которому в мае - семь.
Грохот ставень, музыка половиц,
домовые, ведущие в пляс девиц.
То ли вправду в корень ушла вся сила,
то ли птичка забыла песню,
которой меня будила.

Bonus track

Местами - да, но большей частью - нет.
Подай, Егорий, водку на обед,
да пива тёмного, да туркестанской дури,
а сам, как будто ты акын слепой,
играй на укулеле, песни пой,
о подвигах, о славе, о Тимуре.
То водка жжёт, то вяжет анаша,
клубятся дрессированные змеи,
летает муха, тоже хороша.
Нас окружают ямбы и хореи,
и в эту долгожданную тюрьму
нельзя не впасть в конце, как в сулему.
Гасите свет, я сон ваш не нарушу.
Рутина жизни в море и в горах.
Ребёнок просыпается в соплях,
бежит собака с рёбрами наружу,
и не понять, откуда этот страх.
Сады шумят, а мы молчим в садах.