Москва
|
Я, МАМА, БАБУШКА, 9 МАЯ
Из троих, сидящих за столом,
Лишь меня есть шанс коснуться
Прямиком, расплющить кулаком,
Осязать уста и руце.
Но зато, как первое объятье,
Мы сидим втроем в едином платье.
Со хвоста невидимого пса
- Богом скрытого семейства -
Воздеваю к небу волоса,
Слезы, гений и злодейства
И стою пешком у поворота:
Рода наступающая рота.
Оттого и каждый день Победы
Выше на один этаж,
На котором мы ведем беседы
Тройственные, как трельяж.
* * *
1.
Я памятник тебе на месте этом зычном.
Скамейки на горбе. Слегка навеселе.
И он не зарастет - он в саде Ботаничном,
Где праздных каблуков не сносит населе.
Любой безлюдный метр, повыше ли, пониже -
Футляр для тыия, пустая нами ниша.
Закрыта, как бидон.
Как бочка, где Гвидон.
Блаженный уголок,
Куда бы уволок.
Лисицы и гуся
Седьмые воздуся.
2.
Я памятник себе на месте этом зычном.
Скамейки на горбе и в саде Ботаничном.
Две трети метра вниз от трели соловья.
Две трети метра ввысь от почвы и сырья.
Я старый соловей. Жасминовое место,
С которого гляжу, как мается невеста -
Привычный полигон для пения в мишень:
Макушку ай лав ю и два ее ушей.
Ты третий: человек: природное орудье
С тоскою в животе, со сквозняком в предгрудье.
Двупятками в траву. В двупястия челом.
Чтоб сам себе чердак и сам себе чулан.
И долго будем тут любезны мы друг другу,
Как с милым под венец или синица в руку.
И долго будем так: втроем как триколор.
И явный тайный знак налево приколов.
* * *
Где ни гляну, то́ски ли, амурки
Разбегаются, тряся боками
В подвенечной голове-каморке,
Тюлевыми скрытой облаками.
Платье, за какое убивают,
Затененным щиколкам кивает.
И забилась, не в кого влюбиться,
Черепа под купол голубица.
* * *
Каждый тобой просвещенный стишок
Точно стиральный в тазу порошок,
Груде белья возвращающий лик.
Точно спасительный люк.
Пользуйся этим, как картою бланш
Верхние на этажи.
Не отвлекайся на лажу и блажь.
Не разжимая, держи.
Не оставляй, как включенный утюг.
Не забывай про меня,
Как засыпаю при свете тебя:
Жмурясь до боли в ушах.
* * *
Сморгни и это! Это шапка-облак,
Все выше воздымаемая щами,
Выпихивает нас во краткий обморок,
Под потолок, на выход и с вещами.
Держи ж меня, что курицу в корзине
(С безумным глазом, одичалым клювом) -
Да не застрянем в неземной резине,
В кабине лифта с внутренним поддувом.
Уж небеса в шиповнике - горою!
Там пылесос, безвидный под воздухом,
Но брата нашего и со сестрою
Вопьет как слезы: единым духом.
* * *
Где мое нынчее, а? То-то, что нету.
Сердце к стене отверну, зрение сменим.
Голая буду в воде глупая нерпа.
Ли в одеяле сидеть сяду пельменем.
Кудри, что эту судьбу так искажали,
Плакать-нейди-наклонять к месту любови,
Ты, что возможен разбить, как бы скрижали,
Ты, что несложен лицом, ибо любое.
Как на морозе крыльцо, ты голубое,
Теплой любови лицо в пору убоя!
* * *
Лавочки, как парочки, по трое
В зелени фривольного покроя,
Первая, вторая и пастух:
Очевидный, но не из простых.
Сумрачный, сияющий, поддатый,
Тут и ты за мною соглядатай.
Восходящий солнцем в голове.
Унесенный картой в рукаве.
В глубине меня, за лобной костью,
Возлежащий Савскою царицей,
Негодуя, насылая в гости
Поколенья внутренних полиций.
Замедляя телооборот.
Слуховой фильтруя аппарат.
Затворяя раковины ушны
Для биенья крови простодушной.
Из глазницы, как через бойницы,
Обмирая: родина: синицы.
Ими мы увидимся, дитя.
Улежи себе умной на травке
Симметрично мне, что вот на лавке
Истово и нос не воротя.
* * *
Говорю "постой", и ты замри.
Ни рукой не двинь и ни перстом:
Часовой, что встретился с постом.
Постоим на этом до зари.
Как дворец о хоть одном огне.
Как причал о хоть одном платке. -
Чай пока не высохнет на дне
Чашки, остывающей в руке.
* * *
Эти восьмеркой летящие очи
Влево и по продувной
Улице темной - что было мочи
В ваши направлены мной.
Вот и зависли, мигая как фары,
Взблескивая, как лорнет.
Не наглядеться на спящие пары
Век, и бровей, и ланит.
Будем над ними, как филин и филин
Ухают в кроне ночной.
Будем как некто, когда недоволен
Там, за заслонкой печной.
Будем у цели, мыча и буксуя,
Словно завязший КамАЗ,
До пробужденья, за что голосую:
Полным закрытием глаз.
* * *
Ау! За бурною лазурью
Без лишних звезд -
Единоличная глазунья
Небесных гнезд.
Она разбрасывает тени
Поверх листа.
Под ней выращиваем темны
Глаза лица.
Потом выказываем груди
Глазам чужим.
Потом под свечкой, как на блюде,
Пером жужжим.
Потом восходим молчаливо
На пироскаф.
...Ладонями прилив-отлива
Рукоплескав,
Возвывши милую с волками,
Дельцами туш,
Со псами, что ее лакали
Из ярких луж,
Сдаю ее и с потрохами
(Труба - отбой!)
За час побыть в безлунной яме
С тобой, тобой.
* * *
Так над конфоркою синий кружок
Возобновляется: чирк!
Лаковым стадом на круглый лужок,
Ласковым хором - на чих,
Лишь отвернуться, одна, не одна,
Та, занята, голодна -
Мне подымается зренья со дна
Свечкой твоя голова.
Вот-то засматривать в очи-леса,
Слистывать с губ поцелу.
Пить загляденье, как воду с лица.
Думать в сердечном тылу:
В что за духовке, в какой под-воде,
В ворохе чьих покрывал
Прочие части, искомые где,
Прятать куда заховал?
Где разминулись? Как без меня?
Кем ты, о ком - на постой,
В эту секунду при ни огня
Спя на подушке пустой.
"Вавилон", вып.8:
Следующий материал
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Вавилон", вып.8 | Мария Степанова |
Copyright © 2001 Мария Степанова Copyright © 2000 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |