Рига
|
ДАТСКИЕ ДРУЗЬЯ
1.
Была одна девушка странная, датчанка.
Был друг ее с пепельным ликом, жесткой стрижкой
и именем Андрес. Был еще общий приятель
по кличке Мастер Толстяк, любитель
молочных коктейлей. Были мы все
уверены друг в друге, кое-кто пьяный, кое-кто
веселый по жизни. Странствовали ночами
при свете игральных автоматов, покупали
у барменов разговоры, теряли права в блестящих
коробочках. Встретились в пятницу,
расстались в воскресенье. Как ты там
теперь? Как ты шагаешь по Копенгагену
- по Копенгагену, Карин? Легко шагаешь,
восторженная, удивленная, выспренная,
раскинутая, холодная, солнечная,
удивительная, утренняя, успевшая,
уставшая, улетевшая, уснувшая Карин.
2.
Сидели на перевернутых диванах
в огромном пустом выставочном зале,
бывшем городском Арсенале. Я сбегал
за молочным коктейлем для Мастера Толстяка
в ближайший бар. Прихватив пару бутылок,
ждали мы грузовика, чтобы отправить
мебель, оставшуюся после вечеринки.
Мешали напитки один с другим, наслаждались
временем, друг другом, ранняя зима стояла
за дверями, грузовик все не ехал.
3.
Предыстория? Просто красивое лицо.
Зима началась, и так сразу. Обычная
история, смех в аэропорту. Одинокая труба
на шуршащей старушке-пластинке. Ледяной каток
на теннисных кортах. Электрический самовар
в дешевой комиссионке. Или твои рассказы,
девушка со скандинавского юга, наследница
викингов в куртке из тюленьего меха. Или звук -
самолет взлетел. Эхо.
ЯЗЫК КАТЕРИНЫ
Три дня у меня было предчувствие
черного языка. Стояла, молчала,
курила, рассеянно улыбалась,
ничего не говорила маме. И утром
увидела - вот он! Совершенно
черный язык в розовом рту,
восклицательный знак в привычной
физиологической прозе, тревожный
звонок, телеграмма (молния). В ужасе
позвонила в аптеку: "Скажите,
как лечится черный язык?" Любезно
ответили: "Язык человека обычно
немного красный и черный немного.
Это с какой точки смотреть, какую лампу
включить..." Я бросила трубку. Кинулась
в шоке к машине, с места рванула, четыре
часа моталась по городу, разворачиваясь
беспорядочно, руки дрожали, и озарило:
"Есть же друг Доктор! С детства я помню,
как он пил кофе на кухне и говорил
о политике и литературе, подтянутый,
свежий!" Опять к телефону: "Спасите!"
"Спокойно! Скорей приезжай." Вот
я у доктора, тот достает для наблюдений
приборы из новых металлов, а я уверяю:
"Черный язык мой видно отлично
и так!" Он все равно приближается
с длинной трубой, а я открываю рот.
"О-о-о!" - с уважительным ужасом он отступает.
Чернота черного языка абсолютно конкретна.
Но доктор испугу не сдаст бороды и привычек.
"Утомление, стрессы и творческий поиск,
вот что виной черноты, но таблетки
помогут нам, белые, стойкие в цвете своем".
Выпила пригоршню химии, села в машину,
дома свалилась в постель и уснула. Встала
наутро, глянула в зеркало - он! Розовый мой,
незабвенный! Ворочается, нежится в утреннем
свете. "Доктор, спасибо!" - я позвонила,
но маме все равно ничего не сказала.
Скрытной я стала, успев повзрослеть.
Вообще говорить теперь стала я меньше,
я как-то не уверена в цвете своего языка
и боюсь в глазах собеседника узнать отражение
черной полоски, плоти упорной, чужой.
ФИЗИК
Не хватает мне, брат, кислорода,
лежу, сумасшедший, в теплой постели.
журналов пять под подушкой
и все о новом дизайне,
Спаси меня, брат.
Поступил я вчера на работу
и понял: сегодня на нее не пойду.
Буду слушать себя,
хорошее дело.
Ты только, брат, не спеши.
Не вставай и не умничай,
не суетись. Борода мне идет.
И уже интересно то, что на улице.
Я готов ко всему: сижу на вещах -
на шубе и связке учебников.
Могу стартовать на Луну,
хотя ее уже поделили американцы.
Но мы-то найдем что-нибудь, я уверен.
Пить я больше не буду и курить натощак.
Скажи, что еще. Земля будет оттуда видна
на полнеба. И я буду гулять по Луне,
заложив руки за спину, повторять формулы,
формулы, формулы и чертить на песке.
Если нет там песка, надо с собой захватить.
Вообще надо список составить.
И записать пару видеокассет с видами
мест, где мы часто бывали:
дом, школа, та улица, центр.
* * *
Как в детстве мы убегали
от фашистов
и вскакивали в дверь последнюю
трамвая
а те не успевали
в своих скрипящих кожаных
регланах
стояли запыхавшиеся
на остановке
даже не стреляли
или револьверов во сне
не выдавали им
а перед этим
нам приходилось
выпрыгивать в окно
как хорошо что жили мы
на нижних этажах
уже потом когда мы
повзрослели
то стали жить почти
на чердаках
но к нам фашисты
больше не являлись
устали
или надоело
"Вавилон", вып.8:
Следующий материал
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Журналы, альманахи..." |
"Вавилон", вып.8 | Сергей Тимофеев |
Copyright © 2001 Сергей Тимофеев Copyright © 2000 Союз молодых литераторов "Вавилон" E-mail: info@vavilon.ru |