* * *

40 ласковых сестёр сходятся в поединке с 40 тысячами братьев.
50 данаид берут на себя функции 50-ти египтидов -
То есть в брачную ночь погружают в них 49 кухонных ножей.
И только кровосмесительная Гипермнестра,
Забывшись-забившись в объятьях
Линкея, нарушает плавное течение мифа
О братской могиле мужей
В Аргосе.
И вот 49 сестёр с ковшами, кувшинами,
Фляжечками, флакончиками, тазами
Наполняют безвидную бочку
Под гогот разъятых мужей...
Между прочим, приходившихся им кровными родственниками.
Кровь кровных родственников уходит в землю,
И зыбкими голосами
Данаиды взывают о том,
Что вряд ли бывают хужей
Ситуации ихней.

Вот как произошла на свет женская поэзия.

Я подумываю о том,
Чтоб словосочетание это сделать своим
Nom
Du plume.
Поэзия - пусть будет моё первое имя.
Женская - пусть будет моё последнее имя.
Вороне я предлагаю "скажи сыр",
Попугаю - "скажи изюм".
Мой изысканный друг какаду с коготками стальными.

Тезис:
Поэзия ничем не отличается от имён,
Парфюмерии, уборных, болезней, белья.
Она бывает мужской и бывает женской.
Половые признаки этого дела вместительней чёрной дыры,
Тяжелее бревна,
Которым стало Древо Познания.
Без гормонов поэт - это Лемешев (он же Ленский),
Либо Мину Друэ (то есть Барт),
Либо Ч де Г
(с Ваксом Калошиным, пиликающим за сценой).
Ибо слова - это влага, стекающая по левой ноге,
Правая возвышается, согнутая в колене, прикрытая простынёй.

Замуж за дурака, Офелия, за стены монастыря!
Кляп тебе в рот, Офелия! (Кляп - это грим убогого эвфемизма.)
Нож тебе в руку, Офелия! (Нож - то же самое.)
Пока не заря,
Нож отравленный под сосок тебе, Гамлет!

...Пир с парнишками по скамьям - это не пир, но тризна.

Где стол был яств арголидский, где был чертог,
Где слова - мужские и женские - совокуплялись, стоя
У последней черты.
Там Ваше имя теперь, там знак Рыбы, там новый Бог.
Там канальцы железом расплавленным за́литы,
Там асфальтом яичники залиты́.

49 сестёр ласковых: Анна, Марина, Софья, Ольга, Елена, Наталья...
Облако пепла с Везувия закрывает хвост очереди.
И каждая с петелькой на гусиной шее,
Каждая - с сыном, катающимся на полу,
Выкрикивающим изобретательные проклятья,
Каждая - в брюках Марлены Дитрих.
В противном случае - "no shoes - no service".
Там был стол яств. Но там без брюк не пускают к столу
Их мужья они же жертвы они же братья.

Женская - имя моё - бубенец в руке.
С татуировкою на бедре.
С типуном на уже неродном языке,
Окаменевшем от впрыскиванья семени Египтидов.
Я плыву по речи своей,
Как Офелия по реке.

Берег снабжает меня переменой видов,
Льдинки лягушек разбиваются об меня,
Об меня расшибают лоб близорукие рыбы.
Доплыву до моря - домом моллюсков станет моя спина.
Чайка сядет на приоткрытые губы.

* * *

Михаилу Гронасу с радостью

Подъезжаем мы к тоннелю - нет ещё заката,
Выезжаем из тоннеля - вот вам и закат.
Да и ветер бьёт окно, словно как в Чикаго.
Я там лично не была, но так говорят.

Плывёт солнце по воде, как по борщу свёкла,
Остановили мы машину, вышли посмотреть.
У всех домов по всем холмам покраснели стёкла.
Читатель ждёт уже сравненья - как глаза - ну на, лови его скорей.

Итак, въезжали мы в тоннель, не было заката.
День доблёскивал своё, жмурясь и ленясь.
А теперь - и верх и низ - одна великолепная цитата
Из тебя да из тебя да из тебя опять.

Что же делать мне с тобой, куда тебя деть мне.
Что же делать мне с собой, кому себя дать мне.
Саломея-Саломея, на что он тебе?
Безжизненны его уста, безжизненны объятья...
Всё так. Но после встречи с ним больше о себе
Я не думаю, верней, думаю, какою
Себе видит он меня, если вообще.
С тех пор, как встретила его,
Рифмуются с тоскою
Все слова, что знаю я. И, кажется, вотще
Отчим мой меня дарит каменьями и прочим
Мусором волшебных гор - не обломится ему.
Потому что одного не знает милый отчим:
Он не знает почему, и я не знаю почему.

А ты знаешь, но молчишь, знаешь, но не скажешь.
Культпросвет и пролеткульт - не твоя стезя.
Горьким мёдом, сладким льдом по губам ты мажешь.
Можно чувствовать, вдыхать - проглотить нельзя.

ЯБЛОКИ

Вот сидит сумасшедший. Чего он сидит?
На меня ли он так виртуозно сердит
Или я замещаю кого-то?
Он стреляет мои сигареты, смердит,
Извивается в ритме гавота.
Я нетвёрдо себе представляю гавот -
Что-то медленно, что-то такое.
Но поскольку мне нечего делать, я вот
Наблюдаю безумного, стоя
У гостиницы. Некто приедет сейчас
На красивой зелёной машине.
Он опять опоздает примерно на час
По мистической как бы причине,
И акцент его (равно - его поцелуй)
Будет мягок, приятен на вкус.
Я в машину его наконец-то сажусь,
Он вручает мне яблоко. "Сдуй, -
Говорит, - с него пыль европейских дорог,
Дым отечества Гёте и Со."
Иноземец читает меня между строк.
Мне поэтому так и легко.
Было время, другой седовласый шутник
В день зарплаты домой приносил
Те же яблоки, только вот вспомнить о них
До сих пор не накоплено сил.
Также слушал меня, не меняясь в лице,
Провожая то в школу, то из,
Также знал наперёд, что случится в конце,
И снаружи - что будет внутри.
Как тебе, я ему сообщала стихи -
Одинаково к этому делу глухи
Вы, а также к моим похождениям, но
Он меня ревновал и жалел,
А тебе - с кем я путаюсь там - всё равно:
Кто бы как бы меня ни имел,
Все они пред тобой - шелуха и щенки.
Ты стираешь с моей напряжённой щеки
Пудры рисовой хладный налёт,
Подтыкаешь моё одеяло вот так
И следишь, чтоб ко мне не притронулся мрак (вариант - враг),
И кривишь западающий рот.

ПЕС

Сердце плачет
Сердце просит
Сердце просит
Сердце пла.
Ветер тучи
Ветер носит,
Ветер носит
Обла-blah.

Дай мне руки губы руки
Дай мне груди. Дай мне всё.
Люди - суки. Боги - буки.
Надо всем - твоё лицо.

Дай мне трогать щёки брови
Белой тростью слепоты.
Дай мне шеи. Дай мне крови
Пить мне крови. Дай мне ты.

Вот Луна над лесом встала.
Чёрен лес. Луна бела.
Вот уже тебя не стало.
Вот уже и ночь прошла.

Только шелудивый воет:
Дли и плакай эту песнь.
Ветер носит. Ветер роет.
Приближается болезнь.

Вот уже тебя не стало.
Пусто место свято мне.
Зачарованный весталок
Лес утоплен в тишине.

Разговорчивый русалок
Примостился на волне
Коллектив. Да нет, не ворон
Ты, не мельник и не князь.

Зачарованный русалок
Лес так чёрен
Лес так чёрен,

Как черна меж нами связь.
На черта меж нами связь?
Как бела меж нами связь.
Как была меж нами связь.
Как красна меж нами связь.
Как проста меж нами связь.

Почему так воёт пёс?

СНЕГИРЬ

Два отца, два кольца,
Посередине гвоздик.
То жара без конца,
То опять же дожжик.

То забыть и простить
И гулять по свету.
То курить и курить,
Прислонясь к рассвету.

Повторяй: всё хуйня, -
Говорила S мне.
Полюбил ты меня,
Да погиб при Чесме.

Граф орлов и щеглов,
Гражданин республик.
Э - багри, птицелов,
Дырка, но не бублик.

Да и я хороша:
Нет живого места
Там, где зрела душа
Тили-тили-тесто.

Всё Кармен да Манон,
Бойкие девчата.
Этот стон - наш канон.
Повторяй сначала.

Повторяй: минет век,
Призовут нас к раю.
Этот рай будет снег,
Где дорожка с краю.

Где снигирь на снегу,
Как большая свечка.
А когда я бегу -
Ёкает сердечко.

Вот ещё два шага -
Я тебя узнаю.
Раз и два - ни фига.
Но дорожка с краю.

АНГЕЛ ЮГО-ЗАПАДНОГО ОКНА,
или ИСЦЕЛЕНИЕ

- Где ты, где ты, друг бесценный?
Словно моль над пыльной сценой,
Нагло выпучив крыла,
Ты паришь, чужой, обсценный,
Ангел смерти, но не зла.

Горе жжёт большое тело
Изнутри, как ватка жгла,
Йодом cбрызнутая ватка,
Пальчик пухнувший - бобо.
Нам с тобою будет сладко.
Ангел Смерти, ты чего?
Что ты медлишь? Неужели
Хочешь, чтобы я сама
Завершила в этом теле
Совершение письма?

- Нет, хочу, чтоб круг за кругом
Ты ходила по земле
И со мною, тайным другом,
В преступленьи и тепле,
Вдруг сходилась - редко, кратко,
Губ не разжимая глаз.
Да, нам вместе будет сладко,
Потому что каждый раз
В грустной вести узнаванья
Будет ужас новизны;
Каждый раз иные зданья,
Алфавит, валюта, сны;
Каждый раз иная маска
Будет, милая, на мне...
Будет низко, скользко, тряско,
При надтреснутой Луне
Иль под Солнцем растолчённым,
В коченеющей Степи...
Помни, что котом учёным
По невидимой цепи
Я хожу кругом - вкруг цели,
Как и ты, и цель одна,
И, свиваясь, наши цепи
Достают почти до дна.
Только вниз смотреть не надо -
Закружится голова.

- Ангел Блуда, Ангел Blood'а,
Что ж, пожалуй я жива.
Ищут ноги, имут руки
Срам и меру торжества
По законам жадной скуки,
Цепенея от разлуки;

Слышишь хрипы эти стуки
За грудиной? Песьи мухи
Миновали. Я жива.

САД

На ложе моём я искала
Искала и не нашла его
Пойду по городу по улицам и площадям
По площадям по улицам по городу
Встретили меня стражники, обходящие город
Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных
Руки его - золотые кругляки, усаженные топазами.
Руки его - реки его, впадающие в меня
Руки его - две перемотанных рифмой строки
Руки его - темноводные Невка, Фонтанка
В ледоход
С огуречно-чумазыми тельцами корюшек
С едким дыханьем дворцов на поверхности волглого дня.

Весь он из вишен и слив и крыжовин
И пчёл и гусениц неуклюжих
Спеет, жужжит, переливается, дрожит,
В соцветьи возясь

Живот его как изваянье из кости слоновой
Изрытое оспой жемчужин

Кто он возлюбленный твой? Он - садовник
Он - Сад. Он - ов. Он - ник. Он - Никто.
И руки его темны как лечебная грязь.

И я в эту смесь погружаю своё расчленённое тело
Шею отдельно плечи отдельно правую грудь левую грудь
Я - корюшка в дикой воде
Я - корочка льда в ледоходе
Я нынче такая, какую себя я хотела
Когда-то в девичестве грозном
Я - тяжкая грязная гроздь,
От тяжести пригнувшаяся к земле как Самсон

Ловите нам лисиц лисенят забравшихся в виноградник
Я - лисенёнок, забравшийся в виноградник
Лови меня - губами губами губами
Как виноградину, милый, лови себе меня
Выжимай на язык из лоснящейся шкурки весёлую мякоть
Носи её в тёплой гортани
Колодезной мглой пищевода
Пугая пытая дразня

ОДА НА ВОСШЕСТВИЕ НА

Завтра едем за грибами
За грибами едем мы -
Торопливыми губами
Я вдыхаю в ухо тьмы.

Ха! Ты едешь за грибами?
а) Ты вряд ли их найдёшь.
б) Что делать станешь с ними?
Ну, поджаришь, ну сожрёшь.
в) На самом деле едешь
Ты развеяться чуток,
Обежать духовный Китеж
И обнюхать холодок
Здешней осени... Ты бредишь...

Нет! Мы едем за грибами,
За грибами едем мы -
Разносортными зубами
Я вцепляюсь в ухо тьмы.

Метафизикой своею
Ты меня не проведёшь!
Пусть грибок подставит шею,
Как Дантон, под вострый нож,
Пусть протяжный влажный облак
Остановится на миг,
Чем-то вдруг напомнив облик
Огнедышащих твоих
Глаз, и вновь, как игуана,
Вдаль на брюхе поползёт,
Пусть на нас от океана
Рыбьим семенем несёт,
Пусть издаст из чащи мама
Клич воинственный: "Он здесь!",
Драматическая гамма
Чувств - смятение и спесь -
Пусть черты её окрасит...

Леди Анна Леди Анна
Вот он вот он твой тиран!

Вот она на холм залазит
Гибче гибких обезьян,
Вот стоит она над нами:
Развеваются власы,
Словно дубья в урагане.

Так что - едем за грибами.
Воют бабы, кличут псы.

КОГДА Я БОДРСТВУЮ...

Когда я бодрствую, ты спишь.
Не в смысле том, что ты онегин,
А в том, что между нами снеги
И нет на них следов от лыж.
Мертва Гренландия. Когда
Я засыпаю, ты выходишь
Из дома; словно поезда
Из пунктов А и Б, всего лишь
Ошибка в расписаньи нас
Спасёт в ночи от столкновенья.
И краденый, неровный час,
Разъединённый на мгновенья,
Метеоритною пыльцой,
Горящей перхотью на плечи
Падёт; - нетающей мацой.
Забавно то, что, кроме встречи,
Нам всё дано. Нам всё дано,
Поскольку встречи нам не надо.

Мерцает ржавое окно.
Полудоносится из сада
Лай горничных. Ты в гамаке
Читаешь сплетни о Ла Скале.
Коровка по твоей руке
Вершит свой путь меж волосками.
А я? Сижу я высоко
И, стало быть, гляжу далёко.
И раздвоённым языком
Твоё вылизываю око,
И вкус ресничный мне знаком.

А я? Я - воздух и везде,
Мне нет преграды и предела.
Я - та же банка на хвосте
Собачьем, продолженье тела,
Недостижимое в рывке.
Собака плачет, ветер носит,
Ресница жжёт на языке.
Здесь? Моросит. А там? Морозит.

СОЮЗ И

Мы встретились в воскресение нет не то
Мы встречались и раньше но это было не то
Ты кофе пил через трубочку да ну и что
Голь перекатная птица залётная конь в пальто.
И ты взял меня за руку взял меня на руку взял меня.
И дерево в красных ягодах и гора и гора
И мы смеялись и слушали и Господи всё фигня
И дерево в красных ягодах и кора и кора.
И мы имели друг друга не останавливаясь как звери в бойницах нор.
И хоть всякая тварь после событья печальная да мы не всякая тварь.
И мы росли из всякого сора и мы разгребали сор.
И ты втирал мне в кожу зёрна жемчужны. Вот уже и январь,
И у нас тут, я извиняюсь, магнолии распустили пёсьи свои языки
Розовые на сером фоне осадков и каждый раз, проходя
Мимо этих чудес, вспоминаю запах твоей руки,
Оторванной от меня, оторванной от тебя.