ГАМИЛЬТОН Эдмонд. Гостиница вне нашего мира: Рассказ. Переведен в 1966 г. Первая публикация: Билл, герой Галактики. - М.: Кн.палата, 1991. - с.356-368. Воспроизводится по выверенному тексту: Планета НОРАГАЛЬ. - СПб.: Лениздат, 1996. - с.336-352.

Эдмонд Гамильтон               

ГОСТИНИЦА ВНЕ НАШЕГО МИРА

        Главное – не награда, а борьба.

        В тот вечер Мерилл совсем пал духом. Он тревожился не за себя, но за старика в соседнем номере убогой гостиницы: этот худощавый седой человек в очках был один из четверых крупнейших государственных деятелей послевоенной Европы.
        После долгих лет изгнания Карлос Гвинард возвратился на родину, на Балканы, чтобы помочь своей несчастной стране выйти из хаоса, – только он один и мог бы тут помочь. Но в этот вечер даже Гвинард, измучась неудачами, в отчаянии признался, что не в силах удержать свой народ на краю пропасти.
        – Слишком сильная нетерпимость, слишком много старых счетов и обид, слишком много честолюбцев, – печально сказал он Мериллу, когда закончилось последнее в тот день совещание. – Боюсь, надеяться не на что.
        Мерилл был всего лишь скромный американский лейтенант, которому начальство поручило охранять старого государственного мужа, но за последние недели они с Гвинардом стали друзьями.
        – Вы просто устали, сэр, – попытался он подбодрить старика. – Утро вечера мудренее, завтра вы увидите все не в таком мрачном свете.
        – Боюсь, что для этой части Европы настанет долгая, долгая ночь, – пробормотал Гвинард.
        Худые плечи его опустились, глаза, всегда живые, приветливые, потускнели и смотрели затравленно.
        – Может быть, они мне помогут, – вдруг прошептал он. – Это против наших законов, но... – он умолк на полуслове, ощутив на себе изумленный взгляд Мерилла. – Спокойной ночи, лейтенант.
        Вот с этой минуты Мерилл и не находил себе места. Такой славный старик, и такой почтенный, его уважают во всем мире, тяжело видеть его угнетенным и отчаявшимся. И ведь он взвалил на себя огромный, поистине геркулесов труд...
        Мерилл подошел к открытому окну. Над темным, изуродованным бомбежками городом завывал леденящий ветер. На севере поблескивала под звездами река. Хоть война и кончилась, на этой земле еще почти всюду было темно. Быть может, если Гвинард потерпит неудачу, здесь и вовсе не засветятся огни?
        Что это бормотал старик, какие такие "они" ему помогут? И что там против законов? Может, он затевает какое-нибудь тайное совещание? Уж не хочет ли он ускользнуть на это совещание без своего телохранителя?
        Мерилл вдруг струхнул. Если он недоглядит и с Гвинардом что-нибудь стрясется, его, конечно, разжалуют, но дело не в этом. Просто он привязался к старику, а здесь в темном городе немало таких, что рады бы его прикончить, дай только случай. Нет, Гвинарду никак нельзя выходить одному...
        Лейтенант подошел к соседней двери и прислушался. В спальне – тихие шаги. Подозрительно! Уже час, как Гвинард ушел к себе. Видно, он и впрямь собирается потихоньку выйти из дому?
        Мерилл тихо приотворил дверь. И замер от неожиданности.
        Гвинард стоял посреди комнаты спиной к нему. Над головой он держал карманные часы, пальцами другой руки перебирал по массивной крышке, усыпанной драгоценными камнями.
        Уж не сошел ли он с ума? Ему так достается, мог и не выдержать... и однако в нелепом занятии старика Мериллу почудилась некая трезвая сосредоточенность.
        Он не впервые видел часы Гвинарда. Любопытная штука: золотые, очень большие и тяжелые, и на крышке – сложный узор из крупных самоцветов.
        Сейчас Гвинард, подняв часы над головой, один за другим нажимал на камни. В этом было что-то странное, зловещее, и Мерилл невольно шагнул ближе.
        Вот он уже рядом со стариком, тот вздрогнул, обернулся.
        – Назад, лейтенант! Не смейте!..
        Все произошло мгновенно: Мерилл подошел вплотную к старику, тот в ужасе закричал, и от часов на них обоих упал тонкий, трепетный слепящий луч.
        Мерилла ослепило и словно бы ударило. Казалось, пол ушел из-под ног, и он падает, падает...
        Сознания он не потерял. Но весь мир исчез, и он провалился в ревущую черную бездну. А потом его тряхнуло, и вот он, шатаясь, опять стоит на твердой земле.
        Но не в номере гостиницы. Стены, пол, лампы – все исчезло, как по волшебству. Остался один только Карлос Гвинард – Мерилл все еще сжимает его худое плечо.
        – Что... – только и вымолвил Мерилл, язык не повиновался ему.
        Под ногами – трава, кругом какая-то туманная мгла. Они стоят под открытым небом, но ничего не разглядеть. Только вьется, завивается туман, а сквозь него пробивается слабый зеленоватый свет.
        В этом зеленом отблеске он совсем близко увидел худое лицо и расширенные от ужаса глаза Гвинарда.
        – Вы прошли со мной! – растерянно воскликнул старик. – Но... но такого никогда не бывало. Это запрещено! Вам здесь не место!
        – Что случилось? – хрипло спросил Мерилл. Он ошеломленно озирался, но всюду клубился тот же безмолвный зеленоватый туман. Мрачная, дикая мысль поразила его: – Это был взрыв? Мы... мы убиты?
        – Нет-нет, – поспешно успокоил Гвинард. Лицо его выражало безмерную растерянность и тревогу. Поглощенный Мериллом, он, видно, не замечал ничего вокруг. – Но вы, лейтенант... напрасно вы сюда попали. Знай я, что вы стоите у меня за спиной... – Тут он взял себя в руки. – Придется отвести вас к остальным, – огорченно сказал он. – Другого выхода нет. А уж они решат, как быть. Если они не поймут...
        Его тонкое изможденное лицо омрачила какая-то невысказанная забота.
        Американец ничего не понимал. Хотел заговорить – и не мог. Уж слишком все это внезапно и непостижимо...
        Он стоял и бессмысленно озирался по сторонам. Вокруг ни звука. И никакого движения. Только вьется зеленый туман, холодными влажными щупальцами неслышно гладит по лицу.
        – Поймите, лейтенант, – настойчиво заговорил Гвинард. – Это ужасная, непростительная ошибка, вы нечаянно оказались в таком месте, где вам быть никак нельзя, нарушили величайшую, строго хранимую тайну.
        – А что это за место? – глухо спросил ошеломленный Мерилл. – И как мы сюда попали?
        – Послушайте, – медленно сказал Гвинард. – Раз уж вы тут, придется вам объяснить. Это не наша Земля. Это иной мир.
        – Иной мир? – Мерилл силился понять. – То есть, мы попали на другую планету?
        Гвинард покачал головой.
        – Нет, это не планета, известная науке. Это совсем другой мир, в ином пространстве и в ином времени. – Он растерянно запнулся. – Как вам объяснить? Я же не физик. Я и сам знаю только то, что мне говорили Родемос, Зискин и остальные. Ну, слушайте. Этот мир лежит в рамках иного пространства и времени, но он всегда рядом с Землею, они – смежные. Их удерживает вместе – как это говорил Зискин? – взаимное притяжение между разными измерениями. Этот мир нераздельно связан с Землей, и однако земляне не могут ни увидеть его, ни прикоснуться к нему.
        У Мерилла пересохло в горле, но сердце забилось чаще. Наконец-то он в силах хоть что-то понять.
        – Я читал, что есть такие смежные миры, – медленно проговорил он. – Но как мы сюда попали?
        Гвинард показал на свои часы с причудливым узором крупных камней на крышке.
        – Вот что нас сюда привело. Это не часы, только похоже. Инструмент невелик, но он дает довольно энергии, чтобы перебросить нас сюда с Земли. Этот мир известен уже тысячи лет. Дорогу сюда открыл один ученый еще в древней Атлантиде. Секрет передается из поколения в поколение, его знают лишь немногие избранные.
        – Значит... – Мерилл пытался понять. – Значит, во все времена какие-то люди об этом знали? – Он порывисто указал на клубящиеся вокруг зеленые туманы.
        Гвинард наклонил седую голову.
        – Да.. В каждую историческую эпоху крупнейших людей посвящали в тайну и вверяли им драгоценный Знак, который открывает доступ сюда. Не хочу сказать, что и я достоин быть среди великих, но так решили другие и ввели меня в свой круг. И все члены этого тайного земного братства, сыны всех былых и грядущих веков, часто встречаются здесь, в этом мире.
        Мерилл был поражен.
        – Как, здесь сходятся люди из прошлого, настоящего и будущего?! Но ведь...
        – Я же вам говорил, что этот мир находится вне нашего земного пространства и времени. На Земле проходит тысяча лет, а здесь – несколько дней. Время здесь иное. – Он поискал понятный пример. – Вот вы представьте: земные столетия – будто комнаты вдоль одного коридора. Из одной комнаты в другую, из века в век попасть нельзя. Но если иметь ключ, обитатели всех комнат, всех веков могут выйти в коридор – он для всех общий, и здесь они встречаются.
        Измученное лицо его снова потемнело.
        – Сегодня я пришел просить у братьев помощи. Пусть помогут спасти мою страну от анархии. Это моя последняя надежда. Законы нашего братства запрещают нам помогать друг другу в таких делах. Но теперь...
        Он схватил Мерилла за руку.
        – Медлить больше нельзя. Придется вам пойти со мной, хоть вы и непосвященный.
        И, не выпуская руки Мерилла, чуть ли не волоча его за собою, старик поспешно зашагал сквозь зеленую мглу. Они шли по густой траве, по волнистой равнине, изредка пересекали небольшие ручейки. Вокруг по-прежнему ничего не было видно, кроме тумана, и нигде – ни звука, ни признака жизни.
        Лейтенанту Мериллу казалось, будто он видит дурной сон. То, что он услышал от Гвинарда, не укладывалось в голове. Тайное братство величайших людей всех времен, ключ к неведомому миру, передаваемый посвященным, чтобы они могли сойтись все вместе из глуби разных веков... Невероятно, непостижимо.
        – Es Гвинард? Salve! – окликнул звучный голос. Гвинард остановился, обернулся, вглядываясь в туман.
        – Salve, frater! Quis es?
        И торопливо шепнул Мериллу:
        – Мы ведь не можем обойтись без общего языка. Вот и говорим по-латыни. Кто не знал ее прежде, тем пришлось выучиться. А вы латынь знаете?
        – До войны я учился на медицинском, – пробормотал Мерилл. – А кто это?..
        И тут из тумана возник человек, подошел к ним и весело поздоровался.
        – Так и думал, что увижу тебя сегодня, Гвинард, – оживленно сказал он. – Как дела в твоем странном веке?
        – Нехорошо, Эхнатон, – отвечал старик. – Потому я и пришел. Мне нужна помощь.
        – Помощь? От нас? – переспросил человек по имени Эхнатон. – Но ты же знаешь, мы не можем...
        Он оборвал себя на полуслове и уставился на Meрилла. А Мерилл, в свою очередь, с удивлением разглядывал его.
        Человек этот был совсем молод; худощавое, смуглое одухотворенное лицо, сияющие глаза. И очень странная одежда: полотняный плащ поверх короткой туники, темные волосы перевиты змейкой кованого золота. С шеи на цепочке свисает сверкающий диск и на нем выложен из драгоценных камней причудливый узор таинственного Знака.
        – Эхнатон царствовал в Египте в четырнадцатом веке до нашей эры, – поспешно объяснил Гвинард. – Вы наверно слышали о нем, даже если и не сильны в истории.
        Эхнатон! Мерилл не верил глазам. Да, он слышал о правителе древнего Египта, о первом великом государственном муже в истории человечества, который на заре времен мечтал о всеобщем братстве.
        – Этот человек – чужой, – с недоумением сказал египтянин. – Зачем ты его привел?
        – Я не хотел, это вышло нечаянно, – быстро ответил Гвинард. – Я все объясню, когда придем в гостиницу.
        – Вот она, – кивком показал Эхнатон. – Судя по шуму, сегодня собралось много народу. Надеюсь, что так: в прошлый раз я застал только Дарвина да этого упрямца Лютера, и мы спорили до хрипоты.
        Впереди в тумане зарделся теплый, приветливый свет, он падал из окон низкого, приземистого строения, которое спутники Мерилла называли гостиницей.
        Странный это был дом. Одноэтажный, сложенный из бревен и темного камня, в этой тишине и в тумане он казался призрачным, неправдоподобным. Вокруг раскинулся сад и парк.
        Гвинард распахнул дверь, и их обдало теплом, светом, разноголосым гулом спора. Раздались приветственные оклики по-латыни:
        – А, Гвинард! Иди-ка, послушай! Зискин и старик Сократ опять взялись за свое!
        Мерилл стоял и смотрел во все глаза. Перед ним было просторное помещение – общая зала, как на обыкновенном постоялом дворе, бревенчатые стены, выложенный каменными плитами пол. Сбоку – огромный очаг, в котором пылает огонь, его-то пляшущие отблески да еще красноватое пламя светильников по стенам и освещают комнату.
        Посередине расставлены длинные столы. И вокруг самого большого стола, на котором, всеми сейчас забытые, стоят чаши с вином, собралась престранная разношерстная компания.
        Рядом с человеком в сверхсовременном костюме со множеством молний сидит рослый римлянин в бронзовых латах; подле старого-престарого китайца с лицом как печеное яблочко – исполненный достоинства бородатый мужчина в бриджах елизаветинских времен и коротких панталонах в обтяжку; веселый малый, разряженный пышно и крикливо по французской моде шестнадцатого века, развалился по соседству с плотным суровым человеком в тусклой пуританской одежде американца времен войны за независимость. А в дальнем конце стола застыл в раздумье кто-то молчаливый, закутанный в подобие темного плаща с капюшоном, лицо у него очень бледное и какое-то странное, нельзя понять, стар он или молод.
        И вся эта удивительная пестрая компания, кроме задумчивого молчальника в плаще с капюшоном, горячо и шумно о чем-то спорит. Два главных спорщика – красивый молодой человек в странном блестящем одеянии, словно сплетенном из металлических нитей, и коренастый грек со сломанным носом и умными зоркими глазами. Значит, это они и есть – Зискин и... и Сократ? – в изумлении подумал Мерилл.
        К вновь прибывшим вперевалку подошел толстяк с круглым добродушным лицом, одетый, как житель древнего Вавилона. В руках у него были полные чаши вина, и Мерилл понял, что это – хозяин гостиницы.
        – Добро пожаловать, друг Гвинард! – прогудел он. – Здравствуй и ты, Эхнатон, только смотри, больше не заводи богословских споров.
        И тут он заметил стоящего чуть позади Мерилла. Улыбка сбежала с его лица.
        – А это кто такой?!
        Слова эти прогремели на всю комнату – спорщики разом умолкли, все взгляды обратились к вошедшим.
        Высокий лысый римлянин с мрачным взором отставил кубок, подошел и остановился перед Мериллом..
        – Как ты сюда попал? – резко спросил он. – Есть у тебя Знак?
        – Подожди, Цезарь, – мягко, но настойчиво сказал Гвинард. – Знака у него нет. Но попал он сюда не по своей вине.
        Цезарь? Юлий Цезарь?! Не в силах вымолвить ни слова, Мерилл смотрел на римлянина.
        Вмешался еще один из присутствующих – спокойный, серьезный, в костюме времен королевы Елизаветы.
        – Ты меня помнишь, Гвинард? Я Фрэнсис Бэкон. Позволь узнать, где вы с Эхнатоном нашли этого человека?
        Правитель Египта отстраняюще поднял руку:
        – Я его не знаю, мы только что встретились.
        – Его зовут Мерилл, он пришел со мной, – заторопился Карлос Гвинард. Голос его зазвенел от волнения. – Это моя вина. По оплошности я не заперся, в последнюю минуту он вошел ко мне и сила Знака перенесла его сюда вместе со мною. Всему виной моя неосторожность. Но я сегодня совсем обезумел от горя. Там, в моем веке, страна моя на краю гибели. Я должен ее спасти. Я пришел к вам просить о помощи!
        Красивый юноша в гибком одеянии из металлических нитей посмотрел на него, будто не веря:
        – О помощи? Но ты же знаешь, Гвинард, мы не можем помочь тебе сделать что-либо в твоем времени!
        – Зискин прав, – кивнул Фрэнсис Бэкон. – Ты и сам это знаешь, Гвинард.
        – Но мне необходима помощь! – вне себя крикнул Гвинард. – Среди вас есть люди из грядущего, ваши знания, ваша мудрость могут спасти миллионы моих соотечественников. Выслушайте меня!
        Поднялся шум, но его оборвал холодный голос Цезаря:
        – Всему свой черед. То, о чем ты просишь, Гвинард, очень серьезно. О человеке, которого ты нечаянно привел с собою, поговорим после. Тогда и решим его судьбу. Садитесь, вы все, и выслушаем, что скажет Гвинард.
        Мерилл понял: просьба Гвинарда для всех – точно взрыв бомбы. Вновь усаживаясь по местам, все говорили горячо и взволнованно, один лишь задумчивый человек в плаще с капюшоном не пошевелился и не произнес ни слова.
        Эхнатон усадил Мерилла за стол рядом с собою, и Мерилл встретил его дружелюбный взгляд.
        – Должно быть, тебе все это странно? – сказал египтянин под общий оживленный говор. – Мне тоже было странно, когда я попал сюда впервые. Я едва осмелился воспользоваться Знаком.
        – А кто передал тебе Знак? Как тебе все это открылось?
        – Первым нашел путь в этот мир Родемос, атлант, сегодня его здесь нет, – объяснил Эхнатон. – Он передал секрет другим – его доверяют лишь двоим-троим в каждом поколении. Я думаю, ты слышал почти обо всех, кто собрался здесь сегодня. Но, конечно, есть и такие, что пришли из твоего будущего.
        И Мерилл услышал, что красавец Зискин – великий ученый из Антарктиды тридцать первого века. Старик китаец с лицом, изрезанным морщинами, это Лао-Цзы из шестого века до Рождества Христова, а его смуглый стройный сосед – голландский философ Спиноза. Рядом с великим буддийским императором Ашокой сидит плотный насмешливый Бенджамин Франклин, дальше – Джон Лоринг, прославленный космонавт двадцать пятого века, а напротив них – весельчак Франсуа Рабле.
        – Просто не верится, – сказал Мерилл. – Я читал и слышал почти про всех, кто тут есть – и про Цезаря, и про тебя... Знаю, сколько лет вы жили и как умерли...
        – Молчи! – гневно перебил Эхнатон. – Здесь не принято говорить человеку о его будущем, даже если знаешь это из истории. Не так-то приятно услышать, что тебя ждет.
        Мерилл снова невольно взглянул в дальний конец стола, туда, где за шумными, взволнованными спорщиками, странно молчаливый и неподвижный, сидел человек в плаще с капюшоном. Какое необыкновенное лицо – совсем молодое, без единой морщинки, а темные пристальные глаза смотрят, словно сама старость.
        – Кто это? – спросил он египтянина. Эхнатон пожал плечами:
        – Это Su Suum, он никогда не говорит о себе. Мы знаем только, что он из очень далекого будущего, дальше даже, чем век Зискина. Он приходит часто, но всегда только молчит и слушает.
        И опять над шумным спором, разгоревшимся из-за просьбы Гвинарда, раздался резкий голос Цезаря:
        – Умолкните наконец! Выслушаем, что скажет Гвинард!
        Все притихли, выпрямились, все взоры обратились на Гвинарда. Франклин шелковым платком протер очки в стальной оправе, Рабле залпом осушил чашу вина и со вздохом отставил ее.
        Мерилл опять и опять обводил всех взглядом – от своего соседа Эхнатона, владыки древнего Египта, и до безмолвного Su Suum'a, пришельца из далекого будущего.
        – Так же как и вы, я знаю законы нашего братства, – горячо заговорил Гвинард. – Первый закон: хранить в тайне существование здешнего мира и наши встречи. Второй: передавать Знак, символ нашего содружества, лишь тем, кто чужд своекорыстия. И третий закон: ни один земной век не должен через нас менять что-либо в другом. И все же сегодня я прошу вас сделать исключение и преступить третий закон. Я пришел к вам от имени моих соотечественников, я прошу: помогите нам, спасите народ и страну, которым в двадцатом веке грозит страшное несчастье и гибель!
        И он стал рассказывать о своей стране: после всех бедствий войны ей грозят анархия и террор, погибнут миллионы людей. И он бессилен остановить надвигающуюся беду.
        Лоринг, космонавт двадцать пятого века, перебил его:
        – Но ведь, судя по тому, что я читал из истории вашего века, эти бури в конце концов утихнут.
        – Да, утихнут, но прежде миллионы людей будут влачить голодное, тяжкое и безрадостное существование! – возразил Гвинард. – Для того я и прошу вас о помощи, чтобы этому помешать.
        – Скажи яснее, – пытливо глядя на него, спросил Сократ. – Какой помощи ты ждешь от нас?
        Гвинард посмотрел на Зискина, на Джона Лоринга и Su Suum'a.
        – Вы трое принадлежите далекому будущему, в ваше время наука открыла много такого, о чем мы и не подозреваем. Быть может, кто-нибудь из вас подскажет средство успокоить мой народ, внушить ему дух доброй воли и согласия?
        Su Suum по-прежнему хранил молчание и невозмутимо слушал. Но юный Зискин медленно произнес:
        – Да, у нас в Антарктиде психомеханики давно уже решили эту задачу. У нас есть аппарат, испускающий особые лучи, они воздействуют на психику, склоняя людей к миру и согласию.
        – Открой мне секрет этого аппарата, и я спасу миллионы моих современников от страшных бедствий! – взмолился Гвинард.
        Мерилл видел, что все смутились. Молча, с тревогой смотрели они друг на друга. Потом медленно, с трудом выговаривая латинские слова, заговорил старик Лао-Цзы:
        – Не советую так поступать. Это значило бы нарушить законы времени, законы бесконечности, отделяющей на Земле один век от другого. Века перепутаются, настанет смятение, и оно может повлечь за собою великие бедствия для всей Вселенной.
        – Как это может повредить Вселенной? – пылко возразил Эхнатон. – Гвинард никому не раскроет секрет аппарата. И сохранит множество жизней. Так преступим на этот раз закон и поможем ему!
        Лоринг, космонавт, озабоченно посмотрел на лысого грека, своего соседа:
        – Ты один из мудрейших среди нас, Сократ. Что скажешь ты?
        Грек раздумчиво потер нос.
        – По моему мнению, все предметы вне нас – лишь тени и отражения идеала, и я полагаю, что пойти наперекор идеальным законам Вселенной и нарушить пределы земного времени весьма опасно.
        – А я другого мнения, – спокойно, отчетливо произнес Фрэнсис Бэкон. – Некогда я писал, что наша цель – распространить владычество Человека во Вселенной. Отчего бы нам не покорить и время, как мы покорили пространство?
        Спиноза и Франклин глядели с сомнением. И опять нетерпеливо заговорил Цезарь:
        – Болтовня, болтовня... слишком много слов. Гвинарду нужны дела, нужна помощь. Так что же, поможем мы ему?
        – Опять скажу: надо помочь! – вскричал Эхнатон. – Почему будущее не может помочь прошлому? Ведь прошлое всегда помогает будущему!
        Рабле печально покачал головой:
        – Люди глупы. Пусть бы соплеменники Гвинарда позабыли ненависть и надежды и пили вино – тогда им не о чем будет горевать.
        – Гвинард, – озабоченно сказал Зискин, – наши, видно, полагают, что то, о чем ты просишь, слишком опасно.
        Старик ссутулился, словно на плечи ему легла непомерная тяжесть.
        – Так значит, я не смогу помочь моему несчастному народу...
        И опять все громко заспорили. Мерилл больше не слушал. Он посмотрел на лицо Гвинарда, искаженное горьким отчаянием, и в нем вспыхнула сумасбродная решимость.
        – Есть только один способ добиться своего, Гвинард, – прошептал он. – Вот так!
        Он выхватил из внутреннего кармана плоский револьвер и прицелился в Зискина.
        – Я предпочел бы обойтись без этого, – сказал он удивленным людям. – Но я своими глазами видел, что творится в этой несчастной стране. Вы должны помочь Гвинарду. Дайте ему этот аппарат – или...
        – Что "или", человек из прошлого? – с легкой улыбкой спросил Зискин.
        Чуть заметное движение руки – и с браслета, который охватывал его запястье, метнулся зеленый огонек. Рука Мерилла повисла, как парализованная. Револьвер выпал из онемевших пальцев.
        В тишине громко рассмеялся Цезарь:
        – А мне нравится этот дурень! Он по крайней мере не только болтает, он пытается действовать.
        – Он на деле доказал, что люди его века еще варвары и им нельзя доверить знания Зискина, – резко возразил Лоринг.
        Гвинард, потрясенный, смотрел на Мерилла.
        – Что вы наделали, лейтенант!
        И вдруг над шумом спора, который после выходки Мерилла и его бесславного поражения разгорелся с новой силой, прозвучал медленный холодный голос:
        – Хотите меня выслушать, братья?
        Это говорил тот, что сидел в дальнем конце стола, человек в плаще с капюшоном – Su Suum, тот, кто всегда безмолвствовал.
        Зискин, Цезарь, Франклин, все, кто здесь был, разом замолчали, пораженные. Все взгляды обратились к Su Suum'y.
        – Вы часто пытались понять, кто я, – негромко заговорил он. – Я сказал вам, что пришел из далекого будущего Земли – и только. Я предпочитал слушать. Но сейчас, пожалуй, мне следует сказать свое слово.
        Да, я пришел из далекого грядущего Земли. По вашему счету – из четырнадцатитысячного века.
        – Так далеко! – прошептал пораженный Зискин. – Но ведь...
        Лицо Su Suum'a, странно юное и вместе безмерно старое, осталось бесстрастным.
        – Кто я? – продолжал он спокойно. – Я – последний.
        Мерилл похолодел.
        – Это значит... – пробормотал изумленный Сократ.
        – Да, – подтвердил Su Suum. – Это значит, что я последний из людей. Последний сын племени, к которому принадлежали вы все.
        Невеселый взгляд его устремился куда-то в непостижимые дали пространства и времени.
        – Мне знакома вся история человечества. Я мог бы вам рассказать ее до конца – о том, как в тридцать четвертом веке с Земли улетели первые звездные колонисты, а в сто восьмом, когда она совсем остыла, ее покинули последние люди; о том, как за тысячи тысяч лет человечество заселило иные галактики и создало во Вселенной империю, чью мощь и великолепие вы бессильны вообразить.
        И еще я мог бы вам рассказать, как за долгие-долгие века гасли и умирали галактики и с ними под конец обессилела и погибла вселенская держава. Настали эпохи, когда все меньше становилось обитаемых миров, могущественная межзвездная империя многомиллиардного человечества пережила неизбежный упадок, и наконец осталась лишь горсточка людей на умирающей планете, далеко отсюда, на другом краю нашей Галактики.
        Я – последний из этих последних. Последний из тех, кто уцелел в померкшей, умирающей Вселенной. Со мною завершается славная история человечества – ибо где-то когда-то она неминуемо должна была завершиться, и все мы это знали.
        Мне было одиноко в безрадостной умирающей Вселенной. И перед смертью я решил вернуться на маленькую планету, где впервые возникло человечество, на Землю. В мой век она – мертвая, оледенелая, пустынная, и я на ней – один. Вот почему при помощи Знака, что дошел до меня через долгие века, я приходил к вам. Много раз сидел я здесь с вами, люди прошлого, и слушал речи разных веков. И как бы заново переживал славную сагу нашего племени.
        Все, кто был в комнате, – разные люди разных эпох – не сводили с говорившего изумленных глаз, словно перед ними был призрак, побывавший по ту сторону смерти. Наконец Лао-Цзы промолвил:
        – Так скажи нам, последний из людей, что ответить нам на просьбу Гвинарда?
        И медленно отвечал Su Suum:
        – Скажу вам: даже если б возможно было преступить границы земных веков и не вызвать этим катаcтрофы, даже если б вы могли таким образом избавить свои народы от смятения и от борьбы – многого ли вы этим достигнете? Какое бы могущество вы ни завоевали, каких бы вершин ни достигли, в самом последнем счете все кончится мною. Человечество погибнет, история его завершится, и все великие цели, к которым вы стремитесь, обратятся в прах, в ничто. И потому не так уж важно, если вы и не достигнете цели. Важно иное: каковы вы в своей повседневной борьбе, важно ваше мужество и доброта. Пусть вы воплотили в жизнь самую лучезарную утопию ваших грез – рано или поздно она погибнет. Но ваша ежечасная борьба, ваше мужество, запечатленное на страницах прошлого, не погибнут вовеки.
        Он умолк. Поднялся Гвинард, и в глубокой тишине Мерилл услышал его дрожащий от волнения голос:
        – Я получил ответ из-за грани времен. Ты дал мне мужество, о котором говоришь.
        Остальные молчали, он обвел их взглядом.
        – А теперь мне пора. Вы позволите моему молодому другу возвратиться со мною? Обещаю вам, он будет молчать.
        Минуту все медлили в сомнении, потом Цезарь махнул рукой:
        – Отпустим его, друзья. На Гвинарда можно положиться.
        Гвинард поднял золотой Знак над собою и Мериллом, тронул самоцветы на крышке. Слепящий луч упал на лейтенанта, и он потерял сознание.
        Мерилл очнулся, в глаза ему било солнце. Недоумевая, он сел, огляделся – оказалось, он сидит на диване в убогом номере гостиницы.
        Над ним наклонился Гвинард:
        – Я вижу, вчера вечером вы тут уснули, лейтенант.
        Мерилл вскочил на ноги.
        – Гвинард! Значит, мы вернулись на Землю! Они отпустили меня!
        Старик озадаченно поднял брови.
        – Как так – вернулись на Землю? О чем это вы? Вам что-то приснилось?
        Мерилл схватил его за руку.
        – Это был не сон! Мы с вами были там, и Цезарь, и Сократ – все! И этот Su Suum – Боже милостивый! Последний из людей...
        Гвинард ласково потрепал его по плечу:
        – Ну-ну, лейтенант, вас, видно, кошмары мучили.
        Мерилл широко раскрыл глаза. Потом сказал медленно:
        – Кажется, я понимаю. Вы обещали, что я буду молчать. Конечно, если вы станете притворяться, что ничего такого не было, мне придется молчать – все равно никто не поверит.
        Старик покачал головой:
        – Прошу извинить, но я никак не пойму, о чем это вы.
        У Мерилла голова пошла кругом. Неужели и впрямь ему просто приснилось это братство веков? Но если так...
        – Ну, хватит, – сказал Гвинард. – Пора и за дело. Может быть, мы все-таки сумеем вызволить мой народ из беды, а может быть, и нет. Но надо попытаться.
        – А вчера вечером вы уже ни на что не надеялись... – задумчиво сказал Мерилл.
        – Вчера мною овладела слабость, – спокойно ответил Гвинард. – Я забыл, что главное не в том, выиграли мы битву или проиграли, главное – как мы держимся в трудный час. Больше я не поддамся слабости.
        Слова Su Suum'a эхом отдались в мозгу Мерилла. Так значит, то был не сон, хоть Гвинард никогда в этом не признается и ему, Мериллу, никогда никого в этом не убедить.
        И Гвинард знает, что он все понял: взгляды их встретились, минуту они молча смотрели прямо в глаза друг другу. Потом старик повернулся к двери:
        – Идемте, лейтенант. Нас ждет работа.