Три дня дул ветер.
        И в прибрежных ресторанчиках не было свежих креветок.
        На четвертый немного утихло.
        Десятки рыбаков из окрестных деревень вышли в кренящийся океан на пирогах-плотах из пальмовых бревен.
        Они торопились и гнали тяжелые лодки вдоль дымных валов.
        Но еще до полудня задуло опять.
        Понесло по коричневым гребням пивную жесткую пену.
        Кроме самых отчаянных, россыпь пирог повернула назад.
        Одну, вконец обессилевшую, со сложенной в кучу синей сетью, потянули вдоль берега на бечеве.
        Упорных, оставшихся в пляске, вбок относило все дальше косым океанским дыханьем, и они, продолжая ловить, пропали из вида.

        Одна воротилась – через час, или два, или три.
        Она пробиралась маленькими толчками, проваливаясь в волны.
        Две фигурки, на носу и корме, с трудом выгребали.
        Третий тянул из воды тонкую сеть – она то вспыхивала в слоистых пластах солнца, то пропадала, как паутина.
        Берегом возвращаются женщины с кипами хвороста на головах.
        Ветер треплет их сари.
        И гонит навстречу ступням розоватый песок.
        Справа в соленой дымке на далекой косе проступают два острых зубчика махабалипурамского храма.

Осенний праздник

        В этот день принято поклоняться тому, кто тебя кормит.
        Пальме, лодке, корове.
        И даже шофер украшает гирляндой свой грузовик, раскладывает у передних колес приношение – банан, горку орехов – и возносит благодарственную молитву.
        Я хотел бы взглянуть на увитый цветами сейф банкира.
        И готов поделиться бананом с пишущей машинкой.