Люди похожи на дома, на движущиеся дома. Люди больше похожи на дома, чем думают. Внутри – и вне. Уклад и фасад. Рай и ад.
        Так же и мы с тобой. Месяц, два, полгода прошло. Я думаю о тебе, и верю, что ты тоже меня вспоминаешь – хотя бы иногда.
        Поблазнит неискушенному сердцу – да то же настоящая любовь! Какая лишь у одних на много-много судеб. Ан нет. Не подтверждаю.
        Мне дороже одно мимолетное впечатление, наивно-глуповатый вид, который был у тебя в нашу последнюю встречу. Ну и фасад! Как зыбко выглядела твоя радость! Откликнись я – пропала бы. А так – твоя радость стала алмазом.
        Того довольно, что я вспоминаю тебя, молюсь о тебе, и душа твоя мне дороже всех сокровищ мира. То, что один ты в синем пламени твоего больничного отделения, совсем неподходящий ни для ординатора, ни для заведующего отделением. Другой у тебя интерьер. Такой же, как у любого неглупого мужика, мечтающего сделаться сильным в глазах женщины. А я слепая, я ничего не вижу.
        Ты, как вода в песок, ушел в один взгляд, в одну интонацию. Далее – пустыня. Пока недоступно – любишь, если очень трудно – покидаешь. Если нет на горизонте – забываешь. Привыкаешь – ищешь другую. Такой интерьер немного сто́ит в ближайшем мебельном магазине. А фасад – уклада не отражает. Хотя симпатичный.
        Со мной – иначе. Я напитана этой каплей, ушедшей в песок, я сыта ей, как кориандровым зерном. Мне много надо, и еще больше просить буду. Потому что я детского роста и детского сложения, и еще худею. Потому что из последних сил передвигаю ноги по внезапному и длинному метрошному переходу на "Охотный ряд", переживая в который раз растянутые до десятилетий предсмертные секунды.
        Потому что у меня, а не у кого-либо – синий троллейбус, в который сажусь на ходу, привет от Окуджавы. И еще много-много черточек, приветов из страны теней. Потому что я, а не кто-то другой, – девочка-вдова с двумя рыцарями. Потому что мой, а не чей-либо интерьер выхолен веками, отполирован столетиями, а фасад выстроен в точном соответствии с требованиями интерьера и ровно настолько, чтобы не стащили чего.
        Потому что меня выхаживали как некий гибрид, из нескольких видов растений. И, наконец, от моей судьбы, а не от чьей-либо идет тыняновский запах.
        Вазир Мухтар едет в Персию. И – вьюга. Синей линией, синей линией.
        У тебя не хватит сил вынести мою судьбу.
        И все же я люблю тебя, о Господе. Таким и запомню – поглупевшим от счастья.