И вот опять я здесь.
        За окном волглые кошки: одна белая, пухлая, будто ватная, другая – какая-то угловатая от торчащих во все стороны клочьев мокрой серой шерсти.
        У серой – морда пятиугольная, у белой – круглая.
        На крыше – серо-голубой мокрый снег, кошачьи лапы оставляют на нем круглые темные следы.

        Пятиугольную комнату с картинами в круглых и овальных рамах я описывал уже не раз. В письмах к Наташе, Дженни, Нелли. Теперь пишу тебе. Кому тебе? – ...необязательность адресата,.. необязательность письма,.. необязательность бытия.
        Но приятно вполголоса произносить: те-бе...

        ...А небо ничем не отличается по цвету от снега на крышах. Пасмурно, промозгло. А освещенные окна в тускло-серых домах – того же лунного оттенка, как глаза у белой, будто ватной кошки.
        Голодный кот кричит, как чайка. Первый раз когда я услышал, то решил, что за окнами, над крышей, и в самом деле летают чайки.

        Вода крапает, словно девчонка ударяет пальцами по кровельному железу. Неудобно писать, зажав между указательным и средним пальцами сигарету, а мизинцем и большим – держа карандаш.
        А левой рукой я глажу кота.

        Девушка!
        Стоило ли
        бежать из Белостока?

        Булгары. Волга – цвета известняка, из которого высечена могильная плита Суар-Мелик, дочери Джафар-аги аль-Джурдани.

        Дочитаю Бунина и уеду в Ульяновск, в Самару. Потом буду вспоминать Волгу: удручающую ширь, всю в мелких волнах воду – цвета той карликовой полыни, что росла в заповеднике в Булгарах.
        Берега – неописуемы, я не могу описать, нужны краски ... и неправдоподобная синяя дымка. Так не хватало на серо-зеленоватой воде рефлексов от розового "Самолета", белых бликов от "Кавказа и Меркурия".
        Почему меня всегда тянет странствовать в такое холодное время – на исходе осени? Почему люблю пастельные цвета, цветное стекло, вид зеленых яблок?..

        Мечу бисер перед очаровательными поросёнками! Хрустальный, лиловый, зеленый, голубой, и тех цветов, коих поросёнки и вообще, не видят.
        ...юные, худее тела, призрачно-розовый огонь сигареты в серебристом пепле (и сигареты с белым фильтром, хоть и не всегда вкусные). Мне столько же, сколько было Петрарке, когда он встретил Лауру. Уже и больше.
        ...может, хоть чая попить холодненького?

        Люблю звуки: х, ю, и, ц, щ, ть – у них цвета хорошие, нежные.

        Опять повадились ангелы в нашу квартирку. Пьют украдкой лиловое вино, спят вповалку на диване. Похоже, дезертиры из небесного воинства, видно, там неспокойно. Кошки их пугаются, а жена сказала:
        – Надо гнать! Не дай Бог, военный патруль – все будем соляными столбами!
        Я им предлагаю идти в хиппи, дал телефоны, адреса. ...Только одного оставил: он так хорошо играет с нашим сыном.

        Залезаем голые под одеяло, первые, еще случайные прикосновения разгоряченных тел, но тут вспоминаешь, что не убрала в холодильник молоко, и надо вставать.
        На кухне закуриваешь, глаза чуть слепнут от пламени спички, и теперь темный коридор, по которому возвращаешься в комнату, стал, как в детстве, бесконечно длинным и страшным. ...Холодный ветерок, торчащий из щели под дверью, трогает босые ноги.
        Вхожу в комнату, лишь чуть освещенную уличным фонарем через окно. Мир начинает приобретать смутные очертания, у призрачных вещей очень твердые углы. ...Это – стена, на ней можно показывать театр теней. Рисунок на обоях... Крошечным зеленым созвездием горят на стуле у кровати твои часы.
        Я кладу тебе руку на плечо и начинаю показывать свои владения. Смотри: это – дверь, в нее влетает и вылетает дыхание.
        Это – шкаф с игрой мутных зеркал.
        Это – кровать.
        Весь мир превратился в перечисление, как в "Замках печали" у Рериха или "Шестом чувстве" Конрада Баерна. Вещи еще не устоялись на своих местах, пугаются неожиданных теней, зыбки, слово вот-вот растворятся в прохладном чистом воздухе, они только сейчас сконцентрировались из пыли, старых журналов, зеркальных отражений, детских ночных страхов. Настало время дать им имена. Видишь – лимонное деревце у окна колышет листьями от смущения – оно только что прикинулось мной. А я – здесь!..
        Можно провести рукой и ощутить крылышки лопаток и позвонки под теплой кожей.
        – Ты мой любимый.
        Внизу, по переулку под окнами, проходит машина, и от света ее фар тени ползут наискось через потолок, а оттуда на стену.
        Так хорошо, а наши тела чуть-чуть светятся в темноте, жаль, что не видны твои золотые волосы.
        Хочешь, я нацеплю на ногу бубенчик, он будет звенеть в такт, когда мы с тобой?

Воспоминания о московском метро

Леонарду Данильцеву

        Входили на станцию и проезжали в вагонах в нетрезвом состоянии.
        Курили на станциях и в вагонах метрополитена.
        Провозили пожароопасные, взрывчатые, отравляющие и ядовитые вещества и предметы, бытовые газовые баллоны.
        Портили оборудование и стёкла вагонов.
        Спускались на пути и ходили по путям.
        Подкладывали на железнодорожные пути предметы, которые могут вызвать нарушение движения поездов.
        Осуществляли какую-либо торговлю, фото- и киносъемки без письменного разрешения руководства метрополитена.
        На нас было наложено предупреждение, штраф в размере до 5-ти рублей, штраф в размере до 10-ти рублей и административная ответственность в соответствии с действующим законодательством.
        Мы были счастливы.