Родился и вырос я в поселке Шлаковом, у Шлаковой горы...
        Однажды я нашел очень красивый шлаковый камень, уединился в сарае и стал думать: что из этого можно сделать? После долгих размышлений я решил вырезать из этого камня розу...
        Резал розу, а получилась мартеновская печь...
        В другой раз я нашел еще более красивый камень.
        Нашел и стал думать: что из этого можно сделать? После долгих размышлений я решил вырезать из этого камня розу...
        Резал розу, а получилась мартеновская печь...
        Позже я находил не менее красивые камни, но каждый раз, несмотря на все мои усилия вырезать розу, у меня получались то прокатные станы, то градирни, то вагонетки и шлаковозы...
        Прокатные станы,
        Доменные печи,
        Вагранки и шлаковозы...
        Но где же розы?
        "Но где же розы?!" – спрашиваю я, вырезая из очередного камня что-нибудь металлургическое, спрашиваю и плачу...

        Подшефный колхоз находился за аэропортом и воинской частью.
        Остановились у конторы. Старший пошел узнать, что делать. Перекуривали, пили из колодца воду, читали на двери: "Сегодня состоится тов. суд над Диканевым и Диканевой".
        Однобокий тополь лениво шелестел пыльными листьями.
        Однорукий колхозник выдал тяпки.
        Из конторы выглянул одноглазый человек и приказал однорукому ехать с городскими.
        Остановились у поля, густо заросшего желтой сурепкой.
        Однорукий отсчитал ряды и сказал, что каждому нужно сделать ряд туда и обратно, оставляя на каждый погонный метр не более четырех единиц культуры.
        Полоть старались быстро, чтобы до жары выполнить норму и уехать домой.
        Шли плотной группой, переговаривались, затем растянулись, замолчали.
        Жаворонки посвистывали в безоблачном небе.
        Припекало.
        На другом конце поля стояла бричка с водой. Одноухая лошадь уныло смотрела в жаркую землю. На бочке сидел одноногий водовоз.
        Пили воду, перекуривали и двигались в обратный путь.
        Последним поднялся Дмитрук, термообрубщик, год назад переехавший из деревни Выползово в город.
        – На работе жара, тут жара, – пробормотал он, выпивая еще кружку воды.
        – Жара! – весело отозвался водовоз.
        – А ты молчи! – крикнул Дмитрук. – Инвалидами тут заделались, а за них паши! Утесовы!
        Водовоз молчал.
        Жаворонки молчали.
        Струилась жара.
        Все молчало.