Личность формируется не так, как полагают пидагоги. Пидагоги вообще всегда полагают хуйню. Пока вы, затаившись в оранжевом, дощатом, пыльном, пронизанном ультрафиолетом раю часто и сухо дышите в немом пронзительном восторге, где-то хаотично и грозно движутся округлые, свирепые предметы, оставляя глубокие борозды в манной каше вашей экзистенции.
Мне было девять неполных лет, и я мчался в плацкартном вагоне в осенний блистающий Крым. Это был чудесный плацкартный вагон, без духоты и узбеков. Я лежал на верхней полке по ходу движенья у открытого окна и читал легкую, с ноткой ревеня и стали советскую фантастику, внизу весело, с прибаутками, в такт стуку колес пили родители. Впереди был Крым, а по третьей боковой полке ритмично и самодостаточно катался огромный темно-зеленый арбуз. Поезд отстукивал счастье, дышала за окном степь, где-то с коротким боржомным шипом, тычась во влажные камешки, ждал мою жопу прибой. Катался арбуз. История ажурного металлического пришельца и младшего научного сотрудника в сером свитере, искрясь и позвякивая бубенцами соцпропаганды, летела к сладостно предсказуемой, невесомой развязке. Родители становились все веселее. Катался арбуз. Мимо весело шла в сортир крупная красивая хохлушка с грубоватым диким телом, конопатая и подгоревшая. Катался арбуз, наращивал амплитуду. В спине моей разрастался шар шипящего счастья, он становился серебрянней и пушистей. В Ялте салатовая волна прокатывалась по пирсу, пришелец держал в стальных гвоздиках-пальцах зеркальный шар собственной головы. Катался арбуз, холодный, темный, как малороссийский пруд. И вдруг разом все пространство окна заполнила искристая, цвета хаки большая вода. Поезд вылетел на дамбу, родители повскакали и прижались ладонями к стеклу. Арбуз перепрыгнул через бордюрчик третьей полки, и в брызги лопнул на полу. В этот момент все хлопья предстоящего и сиюминутного счастья разом взвились в воздух, счастье наполнило вагон так, как наполняют крошечные перья пронизанный солнцем курятник, когда сквозь открытую дверь влетает жесткий ветер-вертун, утверждая близость грозы. Счастье наполнило меня, как вода прозрачный гостиничный кувшин. Я ощущал, как плещет оно в такт перестукам изнутри в темечко.
В ту ночь я плакал. Плакал оттого, что времена, которые войдут в историю под именем "ПОКА НЕ УПАЛ АРБУЗ", навсегда остались в моем прошлом.
|