Раз мне показалось, что лучше быть как камень твердый. И тогда можно было бы, лежа на гвоздях, сочинять тайно книги. И можно было бы на гвоздях тех чувствовать, что ты известен: потому что, известно, те гвозди, будут они меня колоть, словно тысяча глаз.

        За оврагом там виден короткий обломок трухлявого пня. И будто бы виден был в нем тайник. Или лучше сказать, что в нем был открыт корень сильный. И будто бы корень тот мог закормить подошедшего через овраг человека: из бока открытого там своего, обнаживши свой сок, его закормить через корень и душу свою соком жизни – и дать ему сердцевину живую, и дать человеку свою глубину.

        И ночью душа золотая она в чистом поле лежит, и тоскуя по ясному небу она загораясь читает молитву, и просит сбросить с нее камень мертвый. И смотрит она, как тот камень стоит и подстриженным лбом он сверкает. И на каменном лбу золотыми словами написаны строчки; и нет у него языка, чтобы там попросить снять его с человека родного.

        Рано утром, сон свой переборов, из корней деревни поехал холостой Кора на лодке рыбачить в мелкой, но когда и бесконечно глубокой реке. И в чудо-реке той – мыслью горел окунь высший, и он был в чешуе защищен. И Кора рыбу ту думал поймать, но окунь лучше мыслил – и он поймал того парня. И окунь человека на дне холодном запер и налил ему полную чашку чая, да, умиротворенно обратившись, сказал, что "голова твоя пуста – так поселюсь в ней, и ты будешь умный". И поселился окунь в голове Коры. И стал Кора мыслить и умело головою изрыбьей он крутил.