Снаружи

        А. работала в метро дежурной по эскалатору. Она сидела в стеклянной будке, там, где пассажиры переступали на потертые мраморные плиты станции, стараясь уловить тот момент, когда их ступенька вплотную подойдет к всепоглощающей и ненасытной гребенке. Постоянное и однообразное движение однородной человеческой массы убаюкивало А., и голова ее часто клонилась на форменный китель.
        В час пик работы прибавлялось. Наверху, у входа на эскалатор, обычно собиралась толпа, и скорость движения ленты увеличивали. Внизу же, где дежурила А., пассажиры не успевали сходить с ленты, наталкиваясь на стоящих впереди, а на них, в свою очередь, наталкивались стоящие сзади.
        – Проходите быстрее, проходите быстрее, – подгоняла их А., но ее призывы обычно оставались безрезультатными. А. удивлялась всеобщей непонятливости и бестолковости.
        "Русским языком ведь говорю, – думала она, – ну что за народ".
        А. не обращала внимания на то, что ее слова достигали только тех, кто уже сошел со ступеней. Эскалатор со всеми едущими на нем людьми представлялся ей цельным организмом, устроенным так, что слово, сказанное внизу, будет немедленно услышано наверху – подобно тому как информация о боли в ноге передается по каналам нервной системы в головной мозг. А. не выделяла в толпе отдельных лиц; все они – и эта беременная, и эта беспокойная, и этот бородатый, и эта взволнованная, и этот с газетой, и этот в галстуке, и этот дебил, и эта задумчивая, и этот испуганный, и этот в камуфляже, и этот с книгой, и эта в косынке, и эта красотка, и этот лысый, и эта мегера, и этот навеселе, и этот небритый, и эта озабоченная, и этот в очках, и эта печальная, и этот пьяный, и эта рассеянная, и этот самоуверенный, и этот седой, и этот солидный, и этот туповатый, и этот улыбающийся, и эта хмурая, и этот в шляпе, и этот со шрамом, и этот чудной, и те, кто стоят, и те, кто идут, и те, кто смотрит, и те, на кого смотрят, и те, кто спешит, и те, к кому спешат, и те, и другие, и остальные – все они были для А. лишь фрагментами единого и непрерывного эскалаторного потока.

Экскурсия

        По Садовому кольцу ехал красный "Икарус" с индонезийскими туристами. Впереди сидела Г., работавшая гидом-сопровождающим. Работы в это время года обычно было много: обитатели жаркого экватора приезжали освежиться в комфортном московском июле.
        – Направо – кукольный театр, – сообщила Г.
        Автобус уже сделал полный круг по кольцу, но не сворачивал к гостинице, а продолжал ехать дальше. Г. вначале удивилась, но решила все же не вмешиваться в работу водителя. Он лучше знает дорогу, а в ее обязанности не входит выбор маршрута. Г. отвечала только за то, чтобы вовремя называть появляющиеся по пути достопримечательности.
        – Налево – Новый Арбат, – объявила она.
        Туристы тоже не замечали, что не так давно уже проезжали той же дорогой. Мир за окнами автобуса был таким большим и непонятным, что все увиденное казалось новым и постоянно меняющимся.
        – Перед нами – Крымский мост, – сказала Г.
        Автобус продолжал ехать по кольцу, не останавливаясь и не сворачивая. Водитель помнил, что ему нужно было повернуть. Он даже знал, где находится нужный поворот, однако еще в самом начале пути не успел перестроиться в левый ряд и проскочил мимо.
        Водитель продолжал ехать дальше и в один прекрасный момент вдруг понял, что снова едет по той же дороге, причем в том же направлении. Это открытие поразило его. Еще в школе ему говорили, что если идти все время прямо, не останавливаясь и не сворачивая, то в конце концов вернешься на то же место, откуда ушел, но с другой стороны. Только идти нужно было очень долго. Но теперь у водителя был автобус, и он не шел, а стремительно несся, не останавливаясь и не сворачивая, и действительно каждый раз возвращался на старое место.
        – Направо – парикмахерская, налево – булочная, прямо – прачечная, – уже устала перечислять Г. – Земля – круглая! – воскликнул водитель, и Г. перевела это на индонезийский.

Живопись

        Когда Д. поступил в художественное училище, в искусстве господствовала доктрина абстрактного схематизма. Разрешалось изображать только простейшие геометрические формы: портреты делались при помощи кругов, для бытовых сцен использовались треугольники, критерием качества служила строгость линий, а уровень мастерства измерялся циркулем.
        Как-то в мастерской Д. нечаянно опрокинул на лист ватмана баночку с краской и поразился полученному эффекту. Расползающееся пятно таило в себе бесконечные возможности для интерпретации. Неожиданно появившийся учитель потребовал немедленно разорвать и выбросить лист с пятном. Д. покорно согласился и вернулся к этюдам гипсовых кубов.
        Вечером Д. открыл дома банку с краской и выплеснул содержимое на белый лист. Пятна и брызги образовали причудливую композицию. Д. добавил краски из другой банки. Вскоре все пространство листа оказалось покрыто цветными разводами. Так возникло первое произведение в манере "свободного пятна".
        Д. стал работать каждый вечер. Когда набралось достаточно готовых листов, Д. попытался организовать выставку в Клубе студента, но в первый же день Совет по надзору закрыл экспозицию, а через неделю Д. был исключен из училища.
        Первое время Д. подрабатывал частными уроками, а потом ему удалось устроиться учителем рисования в среднюю школу. В каждом классе Д. обязательно посвящал одно занятие рассказу о нетрадиционных творческих методах. Обычно его слушали не очень внимательно; лишь однажды такая лекция вызвала неожиданный интерес, и Д. пришлось отвечать на дополнительные вопросы о "свободном пятне".
        Через несколько лет художественный мир был потрясен экспозицией, перевернувшей все прежние представления о живописном каноне. Среди авторов Д. опознал своих школьных слушателей. На следующую выставку он принес свои ранние студенческие эксперименты, но они были отвергнуты отборочной комиссией как отмеченные печатью чрезмерного геометризма.

Социология

        Й. был обыкновенным, похожим на всех человеком. Он родился в средней семье, жил в среднем доме и работал в среднем учреждении. На работе Й. проводил 8 часов в день и получал за это 175 рублей в месяц. Дорога домой занимала у Й. 0,9 часа.
        Типовой блочный дом Й. был расположен в стандартном новом микрорайоне. В квартире Й. было 2 комнаты, 1 кухня и 1 санузел. В комнате стоял 1 телевизор, на кухне – 1 холодильник, а в санузле – 0,7 стиральной машины.
        Й. познакомился с женой за 2,4 года до заключения брака и был старше нее на 3,3 года. В браке они прожили 5,8 лет. В семье Й. было 2 детей: 1,1 мальчика и 0,9 девочки.
        После ужина Й. 0,8 часа смотрел телевизор, а потом 0,6 часа читал. Закончив чтение, следующие 0,7 часа Й. посвящал учебе и самообразованию. Затем 0,2 часа слушал радио, после чего 0,1 часа отдавал творческим занятиям. 0,4 часа Й. общался с друзьями, а потом 0,3 часа занимался физкультурой и спортом. После этого Й. на 0,5 часа выходил из дома погулять, а вернувшись, еще 0,2 часа отдыхал на диване. В 23 часа Й. ложился в постель и спал 7,8 часа.
        Утром Й. ехал на работу в автобусе с интервалом движения 5 минут. Обед Й. на работе состоял из 3 блюд.
        2 раза в месяц Й. с женой ходили в кино и смотрели 1,4 отечественного фильма и 0,6 иностранного. Театр они посещали 1,2 раза в год, а музей – 0,8 раза в пять лет.
        1 раз в год Й. уезжал в отпуск, заплатив 0,3 стоимости путевки. В отпуске он проводил 0,8 месяца. Средняя температура воздуха составляла в дни отпуска 25,6 градуса. К концу отпуска Й. прибавлял в весе 2,9 кг, после чего его вес составлял 73,1 кг.
        Рост Й. вот уже много лет оставался неизменным – 1,7 метра, а температура тела поддерживалась на уровне 36,6 градуса. Если Й. избежит несчастного случая, вероятность которого составляет 0,00241, то доживет до 72,6 лет, а его жена еще на 5,4 года останется вдовой.

Депо

        Ц. вошел в вагон на "Курской" и встал у противоположной входу двери.
        На "Бауманской" вошли два технаря в лоснящихся костюмах. Один из них вынул из портфеля толстый учебник и стал совать коллеге под нос разворот, густо покрытый черными червячками. Налетевший через окно порыв ветра перелистнул сразу полтома. Попутчик ухватился за открывшуюся страницу и, тыча в нее, начал горячо доказывать что-то свое.
        На "Электрозаводской" вошли четверо работяг в пестрых рубахах. Трое из них сквозь шум вагона напряженно прислушивались к тому, что рассказывал четвертый. По внезапному взрыву хохота Ц. понял, что это был анекдот.
        На "Семеновской" вошли восемь лысеющих чиновников, каждый из которых развернул "Известия". Через плечо одного из них Ц. прочел заголовок репортажа с очередной сессии ООН. После "Курской" еще никто не выходил из вагона. Неужели все в Гольяново едут? – подумал Ц.
        На "Измайловском парке" вошла джинсовая компания, вскоре разбившаяся на несколько групп по трое – красивый мальчик с двумя девочками или симпатичная девочка с двумя мальчиками. Из вагона снова никто не вышел.
        Поезд тем временем выкатил на поверхность и просвечивался теперь насквозь лучами солнца, зависшего над краем парка. На "Измайловской" вошла группа старичков и старушек, возвращающихся с посиделок для тех, кому за 30. Стало уже совсем тесно, и Ц. вплотную прижали к дверям.
        Вагон опять нырнул под землю, и в темном прямоугольнике двери перед Ц. вновь замаячило его отражение. Никто не вышел и на "Первомайской"; впрочем, и войти смогли немногие. Мужчина на уходящем перроне приветливо махал женщине, которая смотрела на него, прижавшись лицом к стеклу.
        Когда поезд подошел к "Щелковской", в вагоне стало тихо. Умолкли технари и работяги, мальчики и девочки, старички и старушки. Читающие сложили газеты. Вагон остановился, двери открылись, но никто не двинулся с места. Отчаянным усилием Ц. рванулся было к выходу, но в этот момент двери сомкнулись и вагон стал медленно въезжать в темный проем туннеля.