Такого жаркого августа еще не было. Сероштану был ближе август в тени. – Но это будет письмо не о погоде и не об августе, – думал он, – а о неизбежности. Неизбежности смерти. Неизбежности возвращения. Возвращения к тем людям, которые не дарят нам сладкой боли и никогда не спрашивают – о чем ты думаешь, что читаешь, что видел во сне, но зато почти всегда спросят ревниво-озабоченно – что ты ел на обед...

        Пробуждение было ужасным: с вечера забыли выключить радиоточку, и заревевший гимн выбросил меня из постели. Еще не поняв толком – что случилось (может быть, началась война?), я перекатился через Лямочкина, запутался в пледе, грохнулся на пол, вскочил, бросился на кухню, вырубил радиоточку, опустился на подоконник и, приходя в себя, помотал головой:
        – Ой, блядь...
        На тахте приподнялся Лямочкин. Покрытый липким потом, он простонал:
        – Господи, как же хорошо не спать. А как заснешь, так всё птицы, птицы...
        – Какие птицы? – Я перешел в комнату и закурил на стуле у окна. За окном было все то же самое, словно и не было нескольких часов тревожного полусна-полузабытья, все то же самое – темнота, дождь и деревья. И поезда. Красноярский прошел, абаканский опаздывал.

        В самом конце февраля Известняк отправился с поганым ведром на помойку. Он вышел из подъезда как раз в тот момент, когда за тринадцатым гастрономом, в тонкой и черной паутине стволов исчезал яркий краешек заходящего солнца.
        – Вот и зима кончается, – подумал Известняк. – Глупость какая. Нет у него никакой идеи, он просто чудовище насквозь.
        За трансформаторной будкой Известняк остановился и помочился в снег, обнажив в глупой улыбке свои безобразные зубы. Потом он долго стучал по мусорному ящику ведром и вдруг вспомнил, как однажды ночью загорелся другой мусорный ящик и это было очень красиво: ровное пламя в темноте бесконечной и беззащитной октябрьской ночи, искры, летящие к небу, не видному, но подразумевавшемуся; и тогда он плакал, глядя на полыхавший мусорный ящик, или не плакал, прислонившись лицом к запотевшему стеклу.