Чарльз Буковски в переводе Кирилла Медведева

C КАЖДЫМ ГОДОМ ВСЕ РАНЬШЕ КОНЧАЮТСЯ ТВОИ КАНИКУЛЫ

Стихотворения Сергия Жадана в переводах с украинского Ларисы Березовчук и Юрия Цаплина

Сергий Жадан родился в 1974 г. в Донбассе. С 1991 г. живет в Харькове. Закончил Харьковский педагогический университет. Пишет стихи и пьесы. С 1992 г. печатается и распространяет свои стихи в самиздате. В 1993 г. подготовил первый самиздатский сборник стихов "Рожевий дегенерат", в 1995 г. вышли два типографских сборника - "Цитатник" и "Генерал Юда", в 1998 г. в Харькове вышел сборник "Пепси" на украинском и немецком языках (совместный с немецким, ранее - чешским немецкоязычным поэтом Вальтером Загоркой; двуязычный раздел стихотворений Загорки называется "Листи Ромео"). Активно участвует в межкультурных проектах, в частности, в украинско-русских: фестиваль украинской литературы в Москве "Южный акцент" (1999), украинско-русский фестиваль авангардного искусства "Апокалипсис начинается здесь" (Харьков, 1999). Переводит с русского - например, стихи Николая Винника.

Лариса Березовчук родилась в 1948 г. в Киеве. Окончила историко-теоретический факультет Киевской консерватории и аспирантуру Ленинградского института театра, музыки и кинематографии; кандидат искусствоведения. Преподавала в Киевском театральном институте; после Чернобыльской катастрофы снова живет в С.-Петербурге, старший научный сотрудник сектора кино Российского института истории искусств. Пишет стихи с 1990 г. С 1997 г. курирует различные проекты в литературной жизни Петербурга (с 1998 г. - литературный клуб "Лицей"). Автор исследовательских статей о музыке, кино (регулярно публикуется в журнале "Киноведческие записки") и литературе (о творчестве Аркадия Драгомощенко, Геннадия Айги, Александра Горнона( и др.). Стихотворения публиковались в "Митином журнале", в журнале "Новый круг" (Киев), в феминистском альманахе "Все люди - сестры", вып.4 (СПб., 1995), в антологии "Genius Loci" и др. Отдельные издания - "Лирика. Часть 1" (СПб., 1995), "Лирика. Часть 2" (СПб., 1999). Стихотворения в Сети - на "Вавилоне".

Юрий Цаплин родился в 1972 г. Закончил Харьковский авиационный институт. Пишет стихи, прозу, эссе. Живет в Харькове. Публиковался в журналах "Новый мир" и "В кругу времен", в газетах "Вечерний Харьков" и "Точка опоры", в антологии малой прозы "Очень короткие тексты" (М., 2000), в "Вавилоне" #6. Книга короткой прозы "Маленький счастливый вечер" (Харьков, 1997). В Сети публиковался на сайте "Молодая русская литература" и др.

Переводы Л.Березовчук и Ю.Цаплина поступили в редакцию независимо друг от друга.

Переводы Ларисы Березовчук

Святой Георгий

Время отсчет начинать этой борьбе.
В город вбегают дети, и крика взбивают пену.
За крепостью в небе кружится змей,
                 играет на светлой трубе,
поглядывая из-за туч
на толпу, орущую в стенах.

Выплыв на глубину, посреди неба стоя,
он бьет в барабан из кож,
                 сожаление пальцами льет,
и крылья ему согревает горячий июль зноем,
и крутится в высоте над фортом -
как дирижабль плывет.

Во всех окрестных приходах
                 служат за него молебен,
взоры возносят, выбежав на улицы и поляны:
неси твердо из золота горн над облачным гребнем,
чтобы звенеть продолжали твои сочные гланды.

Видишь, голодное пролетает молчанье над нами?
Слышишь, как мы молчим, как мастерски можно умолкнуть?
Так давай, бей в барабан
                 крепкими своими руками! -
спелый, как виноград,
чувствуя, словно антенны иголка.

Но из города выезжает
                 Святой Георгий,
он посох держит в руках и четки из черной глины,
стоит, искушает змея, кружево речи плетет долго,
и обвивает сетями
                 монашеской паутины.

И пока в повечерье солнце остывало пленкой жира,
пока поезда немели, пока пресс свою вахту нес,
Святой Георгий возвратился к уюту осенней квартиры,
и скулил в подворотне змей,
словно потерянный пес.


Казанова

#1

Красный кирпич
вот последнее что
не позволяет тебе
окончательно избыть
комплекс шероховатой
кожи

В последнее время
в окрестные динамики
все чаще пробивается
джаз твоего отчаяния -
желтая музыка твоей
фригидности

В эту осень ваш пес
почему-то тяжело заболел
и у него из головы как
из разбитого яйца
медленно вытекает
желток языка

#2

Часто рассматривая
ту старую фотографию
ты и сама понимаешь
что в своей старательно
отутюженной гимназической
униформе выглядела
довольно-таки смешно

Почему-то тебе более всего
запомнилось именно
это:

Ты (уже сама) сидишь
в отцовском кабинете
а напротив тебя на столе
стоит полупустой бокал
с отпечатком губной помады
который оставил тебе
на память Казанова

#3

В те несколько месяцев
вы всегда встречались
где-то среди разбитых
авто и полуразрушенных
домов

Когда вы здоровались
ваши горячие ладони
окурками краснели
из рукавов

Еще и поныне
мотыльки рыданий
бросаются из темноты
твоего тела на фонари
глаз и их пепел
слезами стекает
по лицу

#4

Теперь ты даже
не пытаешься отогнать
от себя собаку соблазна
которая с жадностью лижет твои
полуобнаженные пальцы

Утром ты дышишь
на зеркало и твой
выдох разбившись
тяжело как после расстрела
сползает вдоль
стеклянной стены

Наверное люди будут
вспоминать о нас
приблизительно так:

они жили долго и счастливо
а потом умерли
в один день и в одном
гетто

Атеизм

#1

Ты всегда относилась
к этому с подозрением
Мария

Но вот вымя его сердца
вытекает молоком боли

И ты просидев подле него
ночь под дождем и ветром
чувствуешь как твоя кожа
словно загаром покрывается ржавчиной
неверия

Ты внимательно рассматриваешь
шрам от поцелуя ученика
краснеющий на его небритой щеке
подобно следу тупого лезвия

И твои руки еще долго
будут пахнуть бензином
которым ты сжигала
наши города

#2

Ты кажется
говорил когда-то
что часто воображаешь
ангела - большую белую птицу
с острым сильным клювом
чтобы раскалывать твердые
орехи Господней печали

Соль запеклась
на твоих пальцах
потому что слово Божие оно
как тарань - оно вкусное
но им сыт не будешь

Вечерами ты долго сидишь
на пороге
очищая с рыбьих спин
серебряные монетки чешуек

А над дверным косяком
светится месяц
с маленькой подковой
от копыта дьявола

#3

Ты целуешь его
и вместе со слюной твоей
на его губах
остаются
микробы предательства

На прощание
ты крепко жмешь
его костлявые руки
и из-под твоих пальцев
птица предательства
скользкая и потная
взмывает вверх

Прежде чем
отойти от него
ты выговариваешь
несколько слов
и твой язык
бьется как рыба
откладывая
икру предательства
в твоей глотке

И единственное
что тебя может выдать
это разве что
именно тот язык
который
в отличие от твоего
бледного лица
еще долго будет пылать стыдом

#4

Ты спрашиваешь меня
что я ощущал под конец?
Собственно говоря что я мог
ощущать
когда мои легкие
нырнув
всего-навсего
зависают во внутренностях тела
чтобы выщелкивать из раковины
воздуха жемчужины кислорода

Так был ли я способен осмыслить
причины своего удушья?

Потом они говорили Ему:
за этой дверью повесился Иуда.


* * *
Проходит весна.
Плачут птицы, и у рыб
на глазах - слезы.
Мацуо Басе


После того
как наводнение пошло на убыль
сквозь ледяные
плоскости воды
мы вслушивались в безъязыкий
плач рыб
проплывающих над нашими
затонувшими кораблями
И смотрели
как серебряными сережками
чуть-чуть покачиваются
прикрепленные к их глазам
слезы

Перевод Юрия Цаплина

                 Пенсильванские чтения

1

Всякая рыба, как политический строй,
                                 гниет с головы.
Вот и наша с тобой зарылась в прибрежный ил.
Вот и мы с тобой смотрим сквозь ночь Пенсильвании
на высокие ели,
одинокие автозаправки.

Расстояние скрадывает детскую нерешительность.
Умаляет ценность былых отношений.
Так далеко до лета, и так низко ступает дождь
над нашими словами, движениями, одеждой...

Гонкие велосипеды настигают степной горизонт;
военно-воздушные силы виснут рядом со сновидениями...
Видишь
       утреннее шоссе?
Мы будем много путешествовать:
с места на место, от ломки до ломки.

2

Горе ходит по кругу: возле дома, возле дерева...
Пустые улицы... Черные объявления...
Запах свежей типографской краски
летает за нашими окнами.

Несколько дней совместного проживания:
зрелость прячется за беспечными словами;
белый слизняк простыни сползает с кровати,
оставляя мокрый след
на цепкой ткани.

Рассказывай, рассказывай мне про своих.
Про печальную маму - одинокую девочку изжитых подъездов.
Про семейные тайны
и про любовь на вырост.
Спускайся этими ступенями,
подсвечивай себе фонариком:

Теплые стопы
пожилых женщин;
стены комнат, тени предметов...
Бродячий оркестр памяти движим кровью
(и от его неосторожных вздохов
тихо звенят хрусталики суставов).

3

История берет начало с одной улицы в старом центре.
Знаешь, эти дома за синагогой...
Санитарные условия и всё такое...
Разбитая мебель, кресла, шторы, дома культуры -
весь этот хлам, который назывался советским бытом.

История начинается где-то в сороковых.
Послевоенные новостройки,
успехи общества "Динамо"...
Вообще успехи. Веришь, всё это еще сохранилось -
во всяком случае, время разрушило еще не всё.

Поэтому, если относиться к этой истории действительно
серьезно, -
а именно так, надеюсь, ты хочешь к ней отнестись, -
начни оттуда.
Встань со своей раскладушки
и скажи тому, кто захочет тебя услышать:

"Я знаю, когда начинается утро:
в окне висит ангел
                 и печатает на трофейной портативной машинке.
В штольне времени копится нефть любви -
черный папоротник шахтерских лабиринтов.

С каждым годом всё раньше кончаются твои каникулы.
Что же за двигатель нужен твоей машине?
Какие двери ты выберешь?
Какая на сегодня погода?
Каким ты выйдешь из моей молитвы, Господи?"