|
Песни вокруг восковой пирамидки
1.
Хотелось бы некоторые вопросы
Поставить ребром, а некоторым под ребро
Ткнуть указательным пальцем и сказать:
Это что за впадинка между ребер?
Нужна ли она для того, чтобы
Продольно вложить в нее палец кого-то родного,
Или чтобы вложить в нее сантиметровую ленту,
Или еще для чего?
Больше того: как ее имя, впадинки?
Впадинка - это прозванье, межреберная борозда -
Анатомическое названье, а имя-то как?
А не знаешь, и я не знаю.
Мы пребываем только в общих чертах.
Как зовут этот запах, который только ты источаешь?
Эту пролетевшую мысль?
Этот грохот?
Мы оба смотрим на восковую пирамидку, стоящую на столе
И оба ничего не видим.
2.
Я вижу, вижу, - ты говоришь,
Этой ранней весной в городе было много фейерверков.
В советское время они бывали несколько раз в году по определенным числам.
Теперь возможно наслаждаться ими множество раз на протяжении года.
Была одна девочка, которой ракета прожгла дубленку, сожгла плечо.
Это можно увидеть написанным на левом ребре пирамидки.
3.
Зачем такая витиеватая речь?
Усложнив предложение, пустословие скрыть невозможно.
Где у пирамидки левое ребро? Есть ли у нее ребро? Где ты читаешь знаки?
Я вижу однотонные синие восковые грани.
Нужны ли они для того, чтобы к ним приложить
Белый и ровный лист пенопласта или
Чтобы образовать
Неполное соприкосновенье с ладонью
Или чтоб идеально
Прислониться к столу?
Или чтоб - по прямому назначенью - растаять,
Как и положено любой свече,
Даже если она сделана в форме
Синей восковой пирамидки?
4.
У тебя болезнь, это хуже Альцгеймера, хуже шизофрении.
Пирамидку можно вертеть в руках и подбрасывать в воздух,
А после ловить, будто она сумасшедший мячик.
Этой ранней весной на улице много детей играют с мячами,
Хотя показалось, будто они выходят из моды,
А электронные версии игр заслоняют дворовые.
В советское время было много дворовых игр:
Зарница, войнушки, квадраты, крыши четырнадцатиэтажек.
Я это вижу написанным на правом ребре пирамидки.
5.
Я вижу однотонные синие восковые грани.
То, что ты называешь советским временем - наше общее детство,
И детство - единственное, что имеет имя,
А не названье, не прозвище или определение.
Ты напоминаешь мне о главном, поэтому я
Хочу ткнуть тебя пальцем между ребер, а потом выше,
Под кадыком, а потом еще выше, в центр лба.
Что это, я спрошу, это лоб человеческий,
Зачем он нужен, не для того ли, чтоб
Приложить к нему подорожник или маркером острым
Написать на нем какое-то глупое слово или
Не для того ли чтобы устало ложиться в метро на поручни
Не для того ли чтоб кто-то мог тебя гладить, будто собачку
Не для того ли, чтоб нас погладили, будто собачку,
Меня с тобою, нас, которые я, погладили, будто котенка,
Сказали, ну, что же ты, детка,
Совсем сумасбродишь со своей пирамидкой?
Давай-ка ее сюда, мы с ней разберемся,
А тебе принесем другую игрушку,
С которой всё будет понятно.
И мы радостно побежим, когда нам скажут -
К барьеру,
Делай карьеру, заводи детей, старей, умирай
Все хорошие девочки попадают в рай
Все хорошие мальчики попадают в рай
* * *
Кто-то близко совсем и дышит в ухо:
Намело снега и снег в свете фонарном блещет
Ботинками переступает трещит негромко
Это тебя он, мой мальчик, тебя он ищет
Ты на краю не ложись а ложись посредине
Где одеяло верблюжье не где практически пропасть
Край а за краем темно а в свете фонарном
Снег наметенный все блещет и блещет и блещет
Ты одевайся тепло а не то ангина
Бронхит пневмония дружи как положено с шарфом
А не с безалаберным хулиганом
Шея которого обдуваема ветром
Мерзнет в темном темном а в свете фонарном
Снег наметенный все блещет и блещет и блещет
Не говори ни о чем с незнакомцами, мальчик
Плотно закрывай на ночь дверцу шкафа
По льду на реке не ходи подо льдом пираньи
В непроглядной тьме открывают рты а в свете фонарном
Снег наметенный все блещет и блещет и блещет
Кто говорит на ухо кто меня ищет
Какая простуда какая рыба подстерегает
В каком месте во льду трещина засыпаю
Темная темная комната а в свете фонарном
Снег наметенный все блещет и блещет и блещет
* * *
На столе лежат вилка, две ложки, кожура от банана,
Стоит чашка недопитого чая. Мне лень убирать.
Я целый день не делаю ничего, я адски устал, я просыпаюсь рано,
Я ложусь поздно, в среду мне исполнится двадцать пять.
Старшая медсестра говорит: вы уже не щенок, но еще не собака,
В общем, ни то, ни сё.
У вас, говорит, амбиций полная (шлепает себя по заду),
Вы лишний раз не похвалите, вы не такая, как все.
Я на нее смотрю, и мне хочется материться.
Хочется дать по морде. Что плохого в амбициях, говорю?
Что плохо в том, что я не пизжу, а работаю, в том, что вам со мной не напиться,
Что я успел пропить свою жопу, будучи щенком, что в этом, говорю?
Я сижу на стуле, трясусь от злости. Это цитата.
(Вдруг кто-то заподозрит умышленный плагиат)
У меня сильная материнская плата.
У меня мощность внутри тысячи киловатт.
Я игнорирую политику и не могу написать оду прогнившей системе.
Взяточникам. Некомпетентным докторам наук.
Превышающим полномочия начальникам. Заведующей моим отделением.
Медико-экспертной комиссии. Симулянту по фамилии Сцук.
Мне в среду исполняется двадцать пять, и это уже больше, чем четверть жизни.
Я немногое уже сделал и еще на многое готов.
Я буду в одном уверен, даже если мне стукнет сто:
Ученым - защищать докторские, пастухам - пасти коров.
* * *
Поле зрения - такая вот дребедень,
Такая штучка капризная, такая штучка.
Из-за него не заметить, что происходит на илистом дне.
Что справа, что слева. Поле зрения учит
Прогибаться, крутиться, подпрыгивать, если нужно.
Учит существованию ежика, кролика и ужа.
Поле зрения учит видеть то, что нужно, а не видеть то, что не нужно.
Наоборот иногда,
и тогда происходит ужасное:
впереди виднеются холмы и реки, холмы и реки,
а слева, возле щиколотки, раскрывает рот аллигатор
или лев или любые другие опасные имяреки.
А ты смотришь вперед - и думаешь: красота, красота.
Круглая земля, острая трава, прозрачная вода.
* * *
Все тебе показалось, что с тобой происходит.
Говорит дядька с острой бородой.
Имярек думает: ну как же, как же. Я видел метеориты,
Видел камни, слышал их голос, точно так же, как твой.
И камни в его голове прыгают и смеются.
Метеориты падают и кричат.
В голове другая эволюция: сильные уходят, слабые остаются.
За окном белка бежит в дупло кормить бельчат.
* * *
Один имярек говорит другому: у тебя есть пианино и кларнет.
Это тебя спасает от потопов, гроз, землетрясений, прочих бед.
Другой отвечает первому: у тебя есть машина и телефон.
Благодаря этому ты способен на разные фокусы.
Мы оба несчастны, - говорят один другому. А слышал,
У третьего есть крутящийся стул и собственный водоем?
Вот кто счастливый, решают они, выпивают еще и слышат,
Как они говорят друг другу: пойдем и убьем его.
* * *
"Я сам себе царь", -
Думает громко маленький паучок, и просторная хлябь,
Бесприютная хмарь вторит ему -
"Арь... арь... ааарь..."
То комарик застрянет в хлипкой паутине,
То худая мошка: виси да кушай.
Тут ветер ненастоящий, птицы сыты,
Смерть понарошку.
Деревья торчат повсюду, как возможные доски.
И все пауки ночью серы, как кошки.
* * *
Вот там, говорят, - Одесса, где производят
Всевозможные товары
Где живут остроумные Марк и Сара
И где - поскольку повсюду море -
Не бывает пожаров.
Туда, говорят, можно добраться на поезде,
Или на лодке: в зависимости от того,
Откуда вы родом.
Те, говорят, кто из Алупки или Ялты могут
Воспользоваться пароходом.
Но обычно они остаются дома: каждому свое море.
А поезда вот - едут и едут.
Человека тянет туда, где вода, брусчатка,
И анекдоты о чуждых обитателях
Совсем инородного быта.
* * *
Послушай, Зоя,
у тебя брат дебил, сын шизофреник,
и сама ты какая-то не такая.
Откуда у тебя золото?
Вот и зубы золотые, и руки, и грудь,
И живот.
Тебя будто какой-то божок бережет.
Сколько раз могла быть убита
Кирпичом, трамваем, маньяком.
А всё вертишься, как заводная.
Зоя не отвечает, она немая.
* * *
Он думает: арфа, кларнет.
Это возвышенно, отдает восемнадцатым или
Даже семнадцатым веком.
Там, где такие звуки, должно быть,
Не бывает тоски и скуки.
Или там, где гитары и смуглые люди
В сомбреро. Там все кругом моты и миллионеры.
Он неподвижен на табуретке много веков подряд
Вокруг обои отваливаются, трещат
* * *
Посмотри же, у них на лицах написано:
В 20 часов в салоне стало темно,
Небо перекрутилось в стеклах,
Сотня метров на крыше по тротуару
Передним бампером в дерево.
Ну что ты, что ты стоишь
Посреди костей и обломков,
Закрывая глаза руками, вопишь
Каждому испуганному прохожему:
Что произошло? Кто знает, что произошло?
* * *
Просыпаемся медленно,
Ложимся не вовремя.
Бываем на службе от сих до сих.
Приходим и полуспим стоя, как лошади.
Слушаем тишиной.
Являемся тишиной.
Включаем плейеры, будильники,
Шумим в трамваях, шуршим газетами,
Заводим любовников.
А всё равно - как лошади.
Белое там, белое тут
Поёт барышня Ирина с косами:
Яркими гобеленами поднажми:
я увижу цвета и отправлюсь в путь.
Этот, красный - мак, серебристый - ртуть.
Я прочитаю тебя по ним.
Нет, не так: прочитала тебя по ним.
Волосы расплети и отправь тонуть.
Кран раскрой на полную, хлещет пусть.
Этот, оранжевый, - трепет, зеленый - грусть.
А белый - суть.
Он, по законам физики, всех цветов
конгломерат.
Синий, смотри, - рука,
желтый - переспелый
сон. Ты подожди пока.
Посмотри пока.
Запечатли пока.
Белый, белый идёт.
Наступает белый.
Всё, что уходит - белый.
Всё, что бывает - белый.
Запечатли пока
Посмотри пока
В белом щека
И рука
И спина пока
Поёт толстый бакалейщик:
Я прицелюсь из-за прилавка - и попаду
Я вчера приобрел себе какаду
Я еще не то, братцы, приобрету,
Пока я иду.
Мальчишки бросают камушки
В мои витрины
Они отскакивают, как от резины
Нетушки, - бурчу я под нос, - нетушки
Не разбить мои стеклышки, человечишки
Бабка Прасковья завидует мне
И правильно делает
Женщина Ирина хочет меня
И правильно делает
Мужчина Дмитрий уважает меня и боится
Ко мне почтительно относится моя птица
Не кривляется и не хохорится
Поёт маленькая клетка в суставе бакалейщика:
Ядро, цитоплазма и клеточная оболочка требуют глоточка белка.
Смерть оказалась неожиданна и легка.
То же вчера сказала соседняя клетка.
А ей передала другая соседняя клетка.
Какая-то главная клетка уничтожает нас.
Скоро от сустава останется белая белая белизна
Поёт Ирина без кос:
Закончилось молоко, я отправляюсь в путь.
Как бы не ошибиться и не свернуть
в другую сторону, она
пугает меня пуще Лешего, пуще сна.
Я не спала уже тысячу и одну ночь.
Приклеиваю к векам скотч,
замираю в позе суслика и смотрю:
кипячу молоко, пью горящее молоко, горю.
В магазине утопивший мои волосы, в магазине.
Сторожит прилавок за витринами, крепкими, как резина.
Меняет местами молоко и бананы,
чтобы я дольше шаталась возле него в поиске товара.
Он переставляет местами мои руки.
Так и иду домой: позорище людское, раскоряка.
Левая рука вместо правой, правая вместо левой.
И я вся, словно кожа вокруг его суставов, - белая.
Поёт бакалейщик без птицы:
Сегодня улетел какаду.
Не могу, сказал, с тобою больше.
От тебя идет какая-то неведомая зараза.
Смотреть больно, боюсь, останусь без глаза.
Не отпускал его, но он вырвался, оставив перо в руке.
Перо белое-белое, словно бананы в молоке.
Поёт Ирина без имени:
Я лежу посреди белизны - то ли снег, то ли мукa,
То ли я в молоке.
Выхожу из дома: дорога легка,
И я иду налегке.
Прихожу: навес, беседка, яблоня,
Мак и ртуть в термометре уличном.
Волосы отрастают, и я не помню,
что меня привело сюда, было оно
плохим, хорошим,
но благодарю за это, ибо тут
все цвета радуги благоухают
Сияют
Поют
Цветут
Поёт бакалейщик:
Женщина Ирина переехала в деревню.
Забыла меня, отложила на полку.
Птица так и не вернулась.
Ходить становится хромко.
Приобрел себе палку.
Пока я иду
Что я, братцы, еще приобрету?
Белое там,
белое тут
Отвечают жители города:
Восемь утра, понедельник. Пора вставать,
идти в метро и маршрутки.
Что за песни да кто их пел, мы знать
не знали. Нет, не слышали. Леший, должно быть, знает.
И слышал. К нему посылать - посылали
незаметное, незнакомое, неразличимое, осовелое.
Люди отворачиваются, идут на работу и поют:
К Лешему белое
К Лешему - белое
К Лешему - белое
* * *
Нет у меня ни черта, ни зги, ни окурка, ни светлячка,
Чтобы тебе отдать
Разве что вот: в щепотку складывается рука
И продолжает ждать
И стекается невероятный воздух отовсюду
В сложенные клювом пальцы
И пьет невероятный воздух
Новорожденная птица
И отдают невозможный воздух
Обычные пальцы
Только дотронься до меня
Дотронься
* * *
У вишни нет ствола, а есть плоды,
Так подразумевается обычно.
А как же это вот: что пальцами тереть
Так умопомрачительно шершаво,
И это вот: что положить на нос,
Чтоб он не обгорал, и это вот:
Что вилами так страшно повредить
И это вот, которое назвать
нельзя, поскольку мы,
как осло-человеки,
упрямо упираемся в слова,
а это вот - во что-то, что - за - ними
В ритме вращающегося колеса
У самых легких автобусов
Заканчивается бензин
Они стоят посреди дороги
Умалишенные
Квадратные глобусы
Никто не нужен им
Они никому не нужны
Разделительная полоса
Обездвиженность колеса
Опустошенность
Икарусной страны
Два-три пассажира внутри
Как всегда
Забыли сойти
Сидят по привычке
Щелкают семечки
Будто до сих в пути
Верят будто в пути
Знают: в пути
Очевидно, в пути
Неподвижные пассажиры
С ума сойти
Шляпные пассажиры
Забыли сойти
Чего только не увидишь в пути
* * *
Будто на пике каком, а не в метро.
Веет со всех сторон.
Обдувает, перемыкает
Разувает и раздевает
Невесть что
Что-то всё-таки есть
Что-то соединяет, переплетает
Нанизывает кусочки
Бусинки, зернышки настоящего
Эй, прекращай думать!
Тебя могут обворовать
Проверяй карман
Проверяй рюкзак
Не держи его за спиной
Ускорь шаг
Реклама, шаги, лица, железки
Скамейки, названия станций
Обрывки имен станций
Обрывки имен действий
Вот так едешь на работу.
Не дорога: Бородино.
Не повседневные заботы:
Битва. Будто смотришь в окно
Потрескавшееся окно
И кусочки настоящего
Деформируются
Мелькают
Ну да, как в кино.
Про Бородино.
А там, куда приходишь, - комната
Стул, стол, и вроде не дом
А так хорошо
Потому что это - будто
Вернуться с пика
Не балансировать
Сесть на пригорье
Смотреть на неподвижное поле
Единое, целое поле
Вертеть головой, как головой
Трогать уши, волосы, и ресницы
Смотреть вокруг и знать:
Ну да, я - живой.
|
