Александр АНАШЕВИЧ

ЛИЗА ТАНЦУЕТ

(Царица царица)

        [Пьеса].
        Текст был опубликован на сайте воронежского интернет-журнала "Экспедиция", впоследствии закрытом.



Сцена с первым танцем

Женский смех. Вбегают Екатерина и Елизавета.

Е к а т е р и н а. Ха-ха-ха. Ха-ха-ха. Да отстань от меня, глупая женщина. Видишь, я просто умираю от смеха.

Е л и з а в е т а. Тебе полезно.

Е к а т е р и н а. Если Софья услышит, то будет недовольна.

Е л и з а в е т а. Она всегда недовольна, эта старая карга. Я ее ненавижу. Ты видела, какой у нее нос? Вот такой.

Е к а т е р и н а (садясь за вязание). А мне так замуж хочется. Знаешь, я все про это знаю.

Е л и з а в е т а. А я и знать не хочу. Мне мужчины всегда были неприятны. Я хочу танцевать в театре. Посмотри, как я умею кружиться. (Танцует.)

Е к а т е р и н а (восхищенно). Лиза, ты просто прелесть. Я не знала, что ты так умеешь. Ты ангел.

Е л и з а в е т а. Я еще и не так могу.

Е к а т е р и н а. А у меня ничего не получается. Я раньше думала, что я самая умная на всем свете, а потом стала понимать, что ошибаюсь.

Е л и з а в е т а. Ты не переживай. Главное, что ты добрая и доверчивая.

Е к а т е р и н а. Да, я добрая. Мне порой хочется все-все отдать людям. Даже незнакомцам. А для мужчин я готова на все. Вот сейчас вяжу шарф. Уже много связала. Я вяжу, накидываю петельку и на каждый узелок загадываю желание. А желание-то у меня одно. Вот довяжу шарф до конца и положу его на самом видном месте. Тот мужчина, который накинет его на шею, будет моим.

Е л и з а в е т а. Ты совсем не знаешь мужчин. Они хуже твоих петель: соскочит – и уже не подцепишь.

Е к а т е р и н а. Ах, Лиза. Ты накаркала – я петлю упустила.

Е л и з а в е т а. Это знамение. Будешь ты несчастна. Не будет у тебя мужчины. (Танцует.)

Е к а т е р и н а. Ну почему, почему?

Е л и з а в е т а. Потому. Не будет, и всё. Будешь такая же сухая и злая, как Софья. Будешь змеей.

Е к а т е р и н а. Я не хочу.

Е л и з а в е т а. Будешь. Будешь синим чулком и змеей.

Е к а т е р и н а (безутешно плачет). Ах, ах, ах. Почему я так несчастна. Всю жизнь меня преследуют одни беды. В три года у меня был заворот кишок. Меня едва спасли. Сделали пять масляных клизм. Целых пять. После чего мои кишки еле-еле развернулись. В девять лет у меня был коклюш. Знаешь ли ты, Лиза, что такое коклюш? Ах, ах, ах.

Е л и з а в е т а. У меня были и более страшные болезни, а я, как видишь, выгляжу очень даже ничего.

Е к а т е р и н а. Ты жестокая.

Е л и з а в е т а. Что с того? Зато я все вижу таким, каким оно является на самом деле. К примеру, я вижу, что ты добрая.

Е к а т е р и н а (успокаиваясь). Кому нужна моя доброта. Кому?

Е л и з а в е т а (пророчески). Вижу, вижу. У тебя будет муж.

Е к а т е р и н а. Да? Какой он? Ты видишь, какой он?

Е л и з а в е т а. О, он огромен. У него вот такой живот. Он лысый-лысый. И хромой. Ходит он вот так. (Показывает, припадая на обе ноги.) Вот он подходит к тебе, обнимает своими толстыми волосатыми ручищами и целует тебя сопливыми губами.

Е к а т е р и н а. Фу! Как противно. Какая ты выдумщица. Ха-ха-ха. Как же он меня поцелует, если у него живот до пола?

Е л и з а в е т а. А он зажмет его между ног.

Е к а т е р и н а. Ха-ха-ха.

Екатерина и Елизавета кружатся по сцене.


Сцена с пряжей

Е к а т е р и н а (вяжет). Что с того, что я люблю мужчин. Можно подумать, мужчины – это что-то ужасное. Люди как люди и не хуже всех остальных. Может быть, и чуточку хуже, но не во всем. В некотором смысле даже и лучше. Лизе, конечно, меня не понять. Она ведь великая танцовщица. А великим людям кроме их творчества ничего не надо. А Лиза так танцует! Она великая. Софья тоже не любит мужчин. Она всю жизнь без них прожила. Они ей не нужны. Я ее боюсь. А эти умные высказывания, которые она постоянно произносит, бросают меня в дрожь. Вчера она мне сказала: "Катя, помни, что под столом, как правило, не то, что мы видим над крышкой стола". Я до сих пор так и не поняла, что она хотела этим сказать. Может быть, она просто издевалась надо мной. Это у нее хорошо получается. Она иногда мне так и говорит: "Сегодня я буду над тобой издеваться, Катерина. Готовься. То-то тебе худо будет". А что мне готовиться. Я всегда готова. Меня всю жизнь обижали. Мне от этой жизни ничего не надо. Только любви.

Входит М а р и н а. Садится с вязанием. Некоторое время они вяжут молча.

Е к а т е р и н а. Уходи отсюда, стерва.

М а р и н а. Не уйду. Сама уходи.

Е к а т е р и н а. Уходи, а то прибью.

М а р и н а. Почему ты меня ненавидишь. За то, что я молодая? За то, что волосы и глаза у меня красивые? А, я знаю, за что ты меня не любишь. За то, что я умею вышивать, а ты в том ни уха ни рыла.

Е к а т е р и н а. Тоже мне, вышивальщица. В вышивке, может быть, я и не разбираюсь. Зато прясть и ткать могу. А с твоими вышиваниями замуж не выйдешь.

М а р и н а. Ах, замуж! Вот ты о чем думаешь, сучка. Давно тебя не били. Сейчас пойду, всем расскажу. Живо разучишься прясть.

Екатерина подбегает к Марине и бьет ее по лицу.

М а р и н а. За что ты меня по белому лицу бьешь? За правду? Отвечай. За мою откровенность перед тобой. Ты меня с детства ненавидела. Я помню, как ты старалась мою колясочку перевернуть. Я была беззащитное дитя и не могла тебе ничем ответить. Ну теперь я за себя сумею постоять. Я тебя прокляну.

Некоторое время молча вяжут. Входит Евгения. Садится за вязание. Несколько секунд все молчат.

Е к а т е р и н а. О чем ты, Евгения, думаешь?

Е в г е н и я. Да так, ни о чем. Все о жизни своей.

Е к а т е р и н а. Понятно. А помнишь ли ты, Евгения, что должна мне деньги?

Е в г е н и я. Какие деньги? Никаких денег я тебе не должна. Ты что-то путаешь.

Е к а т е р и н а. Ну как же, конечно, должна. Вот у меня и в книжечке крестик стоит перед твоим именем. Вот посмотри – написано: Евгения, и крестик рядом.

Е в г е н и я. Так это давнишний крестик. Наверное, прошлогодний.

Е к а т е р и н а. Ну нет, как же он может быть прошлогодним, когда я его ставила совсем недавно. Вот и чернила здесь красные. А уж красными чернилами я пишу не больше недели. До этого у меня были черные чернила.

Е в г е н и я. Не знаю, какие у тебя были чернила, но только денег я тебе не должна.

Е к а т е р и н а. Я тебе денег дала, а ты мне их возвращать не хочешь. Что же мне делать?

М а р и н а. Я ей, между прочим, уже давно не верю. Она меня уже несколько раз обманывала. Я ей то денег дам, как ты, то платье поносить, и все время сама же виновата остаюсь. Дала ей синее платье, а она его помяла и воротничок засалила.

Е в г е н и я. Не одевала я твоего платья. У меня своих целый шкаф.

М а р и н а. Свои-то ты бережешь.

Е в г е н и я. Не берегу я их. Синее платье ты сама выпачкала, а меня хочешь обвинить.

М а р и н а (Екатерине). Вот видишь, какая она? Никому никогда не верь.

Е к а т е р и н а (плачет). Как же не верить. Я всегда всему верю.

М а р и н а. Вот и зря. Были у тебя деньги, а теперь вот она потратила их на помаду.

Е к а т е р и н а. На помаду? Евгения, неужели ты их потратила на помаду?

Е в г е н и я (виновато). Да.

Е к а т е р и н а (плачет безутешно). Я себе никогда такого не позволяла, хоть я намного старше тебя.

Все некоторое время сидят молча. Евгения и Марина вяжут, а Екатерина тихо всхлипывает, опустив руки. Входит Елизавета. Садится за вязание.

Е л и з а в е т а. Катя, ты опять плачешь?

Е к а т е р и н а. Нет, не плачу я. Что мне плакать. Сама во всем виновата. Всем верю, всем хочу угодить. А что с того получаю? Только одни оскорбления.

Е л и з а в е т а. Замуж вас всех пора отдавать. Некогда будет вам тогда глупостями заниматься.

Е в г е н и я. Тише, тише. Софья услышит.

М а р и н а. Что это ты такое говоришь, Лизка. Давно тебя не били.

Е л и з а в е т а. Я сама хоть кого изобью. (Подходит к Марине и бьет ее наотмашь. Та падает со стула.) На вот. У тебя мозгов нет. Сопли вместо мозгов.

М а р и н а. Какая ты стерва.

Е к а т е р и н а. Оставь ее, Лиза. Станцуй лучше.

Елизавета танцует.

Е в г е н и я. Почему Елизавета такая жестокая.

Е к а т е р и н а. Она не жестокая, она умная. Она многое видела. Она ангел. Посмотри, как кружится. Как будто летает над землей. Она великая.

Е в г е н и я. Да, она великая.


Сцена с белыми платьями

Елизавета и Екатерина в длинных белых платьях.

Е к а т е р и н а. Как все хорошо. Такой солнечный день. Все прекрасно. Все-таки я не дождусь вечера, чтобы увидеть, как ты будешь танцевать перед всеми. Так замечательно, что Софья пригласила гостей. Мы сможем повеселиться.

Е л и з а в е т а. А что, Софья на самом деле девственница?

Е к а т е р и н а. Да. Об этом все знают.

Е л и з а в е т а. Я думала, неправду говорят.

Е к а т е р и н а. Ну, как же. Ты посмотри на нее. Сама обо всем догадаешься. Все по ее лицу видно. У нее синева по всей коже и сердцебиение замедленное, от того она ходит, как тень.

Е л и з а в е т а. А мне казалось, от этого люди только крепче становятся.

Е к а т е р и н а. Нет. По себе знаю. Я еще молодая, а мне уже тоскливо. И сердце не так как-то бьется, и дыхание прерывается. По ночам ерунда снится, а во рту горечь.

Е л и з а в е т а. Может, ты простудилась?

Е к а т е р и н а. Нет. Это другое.

Входит Марина, не одетая в белое платье.

М а р и н а. Софья проснулась, чаю попила. Лиза, нужно тебе к ней сходить.

Е л и з а в е т а. Не пойду. Пусть сама сюда идет.

М а р и н а. Не заставляй волноваться старую больную женщину.

Елизавета фыркает, но уходит.

М а р и н а. У тебя хорошенькое платье. Что же ты молчишь? Ты не хочешь со мной поговорить? Ну скажи хоть слово. Ой, что это у тебя с лицом?

Е к а т е р и н а. Где? Что ты видишь? Оно синее?

М а р и н а. Это я пошутила. Чтобы разговорить тебя. Ничего у тебя на лице нет.

Е к а т е р и н а. Зато у тебя есть. Ехидство и злость.

Входит Евгения, мокрая с головы до ног. С нее струйками стекает вода.

М а р и н а. Что с тобой, Евгения?

Е в г е н и я. Ничего. Я с улицы пришла. А там дождь льет и льет. Я еле добежала. Думала – утону. (Отряхивается как кошка.) Замерзла, ой как замерзла.

Е к а т е р и н а. Марина, неси скорее водки. (Марина уходит.) А ты снимай платье. Я накрою тебя пледом. (Помогает Евгении снять платье. Накрывает ее и садится рядом.) Сейчас согреешься. Марина водки принесет.

Е в г е н и я. Не хочу водки.

Е к а т е р и н а. Не капризничай. Выпьешь водки и согреешься. А так заболеешь. Куда же ты ходила под дождем?

Е в г е н и я. Не твое дело.

Е к а т е р и н а. Ну расскажи, ты же знаешь, что я просто так на тебя иногда злюсь, а на самом деле люблю.

Е в г е н и я. Я не могу тебе сейчас этого рассказать. Но расскажу обязательно лет через пять.

Е к а т е р и н а. Через пять лет я забуду тебя спросить об этом. Расскажи сейчас.

Е в г е н и я. Мне всегда так трудно признаваться в чем-то. Я ходила смотреть на мужчин.

Е к а т е р и н а. Ах! Вдруг Софья узнает?

Е в г е н и я. Не узнает. Что ей узнавать. Я же только посмотрела. И все. Я к ним даже близко не подходила, а стояла за деревом. Они такие все разные, но у каждого есть ружье и шапка с кокардой.

Е к а т е р и н а. Боже, как интересно. Что ты еще видела?

Е в г е н и я. Ничего. Тут как назло пошел дождь. Они построились и ушли.

Е к а т е р и н а. Какая драма.

Е в г е н и я. У меня чуть сердце не разорвалось от отчаяния.

Входит Елизавета с белым платьем в руках.

Е к а т е р и н а. Что это у тебя за платье.

Е л и з а в е т а. Это Софья подарила Евгении.

Е в г е н и я. Мне? Белое платье? Я ведь всю жизнь мечтала о таком.

Вбегает Марина. На ней точно такой же наряд.

М а р и н а. У меня тоже теперь есть такое же.

Е к а т е р и н а (подбегает к Елизавете и целует ее в щеку). Как хорошо, как хорошо. Я знала, что все будет хорошо. Целуй меня, целуй, Лиза. Иначе я не смогу насладиться всем этим счастьем. Целуй меня, целуй.


Сцена с пролитым вином

Е к а т е р и н а. Почему я так несчастна? Вроде бы все у меня есть. Но постоянное ощущение полной ненужности не покидает меня. Я у врачей была.

Е в г е н и я. Что же они сказали?

Е к а т е р и н а. Пощупали пульс и отпустили. А у меня внутри все болит. Причем тут пульс. Вот здесь и вот здесь ноет, и там – в самой глубине.

Е в г е н и я (разливая вино). У меня там тоже бывают боли, но очень редко.

Е л и з а в е т а. Поверь, у тебя совсем другое. У меня боли душевные. Я страдаю. Мне чего-то не хватает. Я думаю об этом днем и ночью. А в думах своих представляю разных мужчин. За что выпьем, дорогая?

Е в г е н и я. Чтоб там не болело.

Е к а т е р и н а. Нет, нет. Давай выпьем за сегодняшний вечер, чтобы он не прошел даром. У меня сердце колотится. Я чувствую, что произойдет какое-то событие. (Отпивает вина.) Ах, голова кружится. (Поет.) "Я была молодой и хотела чего-то. А потом заболела щемящей тоской..." Милая Евгения, была бы сейчас зима. Вышла бы я на улицу и пробежалась по льду. Кровь у меня кипит и пенится.

Е в г е н и я. Какая ты смешная. У тебя глаза горят и щеки красные.

Е к а т е р и н а. Это ничего. Это хорошо. (Пьет.) Как бы я хотела танцевать, как Лиза. (Кружится и поет.) "Я танцевать хочу, я танцевать хочу, я танцевать хочу, па-ра-ра-рам. Я танцевать хочу, я танцевать..." Много чего я хочу, Евгения. Да мало чего дается мне в руки. Смешная я? Знаю, что смешная.

Е в г е н и я. Ты так шумишь, я боюсь, Софья услышит.

Е к а т е р и н а. Пусть слышит. "Я танцевать хочу, я танцевать хочу, я танцевать хочу, танцевать хочу". Хочу!

Екатерина разливает вино, отпивает. Стакан неожиданно падает. Она может столкнуть его со стола или просто выронить. Вино проливается на белое платье Екатерины.

Е в г е н и я. Что ты наделала? Но я не буду тебя бить. Ты не плачь, не горюй. У тебя ведь слезы текут.

Входит Елизавета.

Е л и з а в е т а. Катя, ты опять. У тебя слезы текут.

Е к а т е р и н а. У меня слезы текут и в глазах темно.

Е л и з а в е т а. Посмотри на меня:

"Курочка Сюзи гуляла по улицам.
Курочка Сюзи умерла, умерла.
Курочка Сюзи гуляла по улицам.
Курочка Сюзи умерла."

Е к а т е р и н а (успокаиваясь). Курочка Сюзи говорила, пела, но умерла.

Е л и з а в е т а. Папа говорила, мама говорила. Суп варила из. Кастрюльку готовила для гарнира.

Е к а т е р и н а. Лиза, ты меня когда-нибудь любила?

Е л и з а в е т а. Ты во мне не сомневайся. Пойдем погуляем лучше.

Е к а т е р и н а. Сейчас, губы накрашу.

Е л и з а в е т а. Пойди умойся, Катя, и поскорее одевайся, а во мне никогда не сомневайся.

Е к а т е р и н а. Я не сомневаюсь. Я губы крашу и одеваюсь.

Е л и з а в е т а. Надень белое платье, надень желтую шляпку.

Е к а т е р и н а. Я уже в белом платье, но я его вином залила. Я надену черное платье и возьму красный зонтик.

Е л и з а в е т а. Надень красные туфли и золотое колечко.

Е к а т е р и н а. А серьги с брильянтом.

Е л и з а в е т а. Серьги с брильянтом и брошку с рубином.

Е к а т е р и н а. Брошку с рубином? На черное платье?

Е л и з а в е т а. На черное платье под красные туфли.

Е к а т е р и н а. А ленту повязать на шляпку?

Е л и з а в е т а. Яркую шелковую ленту. Ту ленту, что я тебе подарила, которую ты все это время берегла и хранила.

Е к а т е р и н а. Помню, помню. Я ничего не забыла. Ты мне тогда подарила ленту и пахучий кусок мыла.

Е л и з а в е т а. Какая ты лукавая, Катя.

Е к а т е р и н а. А туфли с пряжкою обуть или цветочком?

Е л и з а в е т а. Конечно, с пряжкою.

Е к а т е р и н а. А шарфик повязать?

Е л и з а в е т а. Какой?

Е к а т е р и н а. Вот этот. Черный с серебристою каймой.

Е л и з а в е т а. Ни в коем случае.

Е к а т е р и н а. Ну хорошо, не стану.

Е к а т е р и н а, Е л и з а в е т а. Ха-ха-ха. (Уходят.)

Евгения сидит и пьет вино.

Е в г е н и я. Как все непросто. Господи. Как все сложно.


Первый монолог Софьи

С о ф ь я. В ожидании слез, пока Лиза вяжет и шьет, я поняла, что все – гипнотизм, ворожба. Лиза лиза, тонкую нитку порви и приди. Твоя смерть у тебя же в руках, в крови, в Паланге на грани Литвы, в точености точек, в их точности, в мягкой посадке листвы. До рвоты, до боли внутри головы я читаю записки, книги, венки, клятвы, выцветшие строчки борьбы, отчужденности, всякой другой ерунды, от которых и так не живется и эдак, пока не покинешь игры. Но стоит Лизе войти, и я сразу замечаю, что некоторые предметы смещаются, теряют равновесие, возникают тени. Тонкие тени, девицы обнаженные, отражающиеся на матовой поверхности чашки.

Если тонкие трубки протянуть и соединить их с головою, то успеешь уловить нежный звон, траурную песенку. Однако устала моя рука и ухо утомилось.

В этой комнате, в пустом сосуде я, как черная муха в коконе, живу и расцветаю. Здесь пенится вода и одноклеточные вьются и взлетают. Я вижу сны, в которых статуи стоят и вспоминают, как их хранитель, бог Иван Цветаев идет через площадь в Александровский сад. Он медленно идет и исчезает. А я остаюсь и чистую воду несу то в стакане, то просто в вытянутой руке. Пью ее, как Фанайлова говорит, из вскрытого горла реки.

Судьба жестока. Мы не вольны сражаться с ней. Помните, у Элюара: Тень снеговая. Белое сердце, бедная кровь, сердце ребенка. День. Дни несхожи, прозрачны одни, а другие ненастны. Небо, раскрытые руки, готовность принять небо. Это все про меня. Поэт написал обо мне. Сколько русской души в этих словах. Я не люблю ничего американского. Я сорок лет прожила в России. У меня русская кровь. Я славянка. Я не хочу ничего американского. Я люблю наши русские леса с их змеями, жабами и белыми грибами. Это так приятно – выехать за город, любить в траве и чувствовать, как по твоему телу бегают разные букашки. Это и есть соединение с природой. Истинное соитие. Я это поняла еще в детстве, когда увидела цыган, а потом в кондитерской лавке продавца с янтарными леденцами в волосах. Жизнь мне тогда казалась сладкой и бесконечной. Я еще вчера думала о другом, вернее, о других. Теперь стану серебряным пятном на стекле, мертвым волосом, кисловатым кофе Pele. Даже если останусь на земле. (Как будто очнувшись.) Какая же я дура. Совсем бездарная. Лиза, Лиза, где ты! Где-то шляется. Уже почти семь часов вечера. Скоро придет гость, а я еще не одета. Воистину, "умирать от того, что не умираешь", гораздо больнее. Моя тетка умерла от рака. Она, конечно, мучилась, но знала, что конец ее близок. Так и случилось. В один прекрасный день она взяла и умерла. Я люблю смотреть на птиц. Смотреть им в глаза. Интересно, как у них называется это – лицо или морда. Или как-то по-иному. Не морда же ведь. Меня всегда мучил вопрос – где они умирают. Вон их сколько летает над городом, и век их недолог. Куда они улетают, чтобы умереть. Я не знаю. Я совсем ничего не знаю, хотя в школе была отличницей. В школе учат разным истинам, а уму не учат. Как же я смогу спасти себя. Никто не знает каким мукам мне далось это желание. Лиза, Лиза, где ты? Лиза, принеси лекарство. (Софья тяжело дышит.) Лиза, лекарство – я задыхаюсь. Лизка! Иди же скорее. (Софья пересекает сцену, останавливается в монументальной позе и падает.)


Второй монолог Софьи

Софья сидит в кресле. Елизавета и Екатерина вяжут в глубине сцены.

С о ф ь я. Не волнуйтесь, девочки, мне уже хорошо. Я чувствую себя гораздо лучше. Я уходила. Вернее, я ушла. Закончилась неделя, закончились дожди. Мышиный сторож где-то еле-еле мне прогрызал пол. Я не могла отвлечься от тихого шуршанья под столом. Я глупо напивалась. Я ленилась этим летом. Бездействовала, пила не только молоко. Потом уехала, вернулась сюда. Вернее: улетела, и небо прикоснулось ко мне. Нужно быть сильной. Я такой еще не была. Я храню точечки, позвонки, мозоли на своем теле, терпящем примочки, мази, аэрозоли. Пришло время, и я стала старой, циничной. Не успеваю оглядываться, не успеваю опускать глаза. Где ты, где ты, исчезнувшая Софья? Видите, выросли жесткие крылышки, видите, я умерла? Я когда-то все умела. Теперь не умею. Теперь не думаю, хожу одна. Что сложного было в том: подойти, успокоить, поцеловать. Чувствуешь, чувствуешь: прорезаются коготки. Все законно, все записано в книгах. Знаете, как он меня называл? Я все думаю и становлюсь сильнее день ото дня. Я много путешествовала по стране. В каждом городе одинаково грустно. В каждом городе есть только одна любимая дорога и только одна стена. Время смещается, катится, обрывается. Не успею написать ему и покаяться. Все постепенно принимает другую форму. Спроси у камня или любого другого предмета, каким он сегодня запомнил будду. Я смотрю на вас и думаю. Что же я на самом деле чувствую. Помнишь, ты мне напевал перед сном: "Три сильнее руки, умывай лицо. Ты превыше всех любима мной. Это сказал Торквато Тассо". Ожидание требует награды. Извините меня за эту роль. Не игру. Просто шутку, случай из биографии. Он всегда меня узнавал, хотя я каждый день меняла не только свои наряды, но и цвет волос. Мне часто снится сон – один трубач, второй трубач. Два трубача. И я рядом с ними в городе Кадис, где в реках водятся раки размером с осенний лист лопуха. Ловить их нужно обычным способом: закатав до колен штанины и до локтей рукава. Я осталась в том городе. Оттолкнулась и не взлетела. Не вернулась. Я умею прясть, говорить, стрелять. Чистить рыбу, срезая коленчатые плавники. Меня завораживают круги и волосы на воде, когда в прибрежной траве что-то тикает и скрипит. Я умею плакать, когда у меня что-то болит. Он мне говорил: переживай, переживай, но только не плачь. Я и не плачу. У каждого свои проблемы, плохие дела. Помните, когда-то была зима? Птицы замерзали, падали вниз. А потом было Рождество. Тоже ничего. Мы целую неделю веселились, пили рождественское вино. Потом я уехала во Францию на целый год, а вам оставила своего кота. Никто не знает, в какой дыре я жила. Однажды утром я еле смогла проснуться. Дотянулась до коробка со спичками, достала одну и зажгла. Я постоянно была больна. Я не могла умыться, приходилось целые ночи проводить без сна, обдумывая тот или иной вопрос.

Е л и з а в е т а. Софья, уже пора. Нужно одевать платье. Осталось совсем немного времени.

С о ф ь я. Да, конечно. Я знаю. Подойди ко мне, Лиза. Я тебя поцелую. Сегодня все в белых платьях?

Е л и з а в е т а. Да. Только Катя залила свое вином.

С о ф ь я. Это ничего. Пусть не плачет.


Три сцены: ожидание, явление гостя, превращение

Гостиная. В глубине маленькая сценка. Это единственная принципиальная деталь из декораций этой части пьесы. Впрочем, не помешает присутствие нескольких белых платьев, надетых на манекены без голов и без рук.

С о ф ь я. Лиза, дай вина.

Е л и з а в е т а. Вина нет. Оно в погребе.

С о ф ь я. Дай, дай. Не жадничай. Я сама это вино покупала, сама выбирала, а ты хочешь лишить меня удовольствия его попробовать.

Е л и з а в е т а. Мне не жалко, пейте хоть всю бутылку.

С о ф ь я. Всю бутылку я не выпью. Софья меру знает. Евгения, ты цветов принесла?

Е в г е н и я. Принесла.

С о ф ь я. Евгения, ты винограду купила?

Е в г е н и я. Купила.

С о ф ь я. Небось кислого купила. Ты ведь глупая.

М а р и н а. Да, она кислого купила. Я была на кухне и попробовала.

Е л и з а в е т а (бьет Марину по губам). Чтоб не ела виноград. (Таскает Марину за волосы.) Не ешь, не ешь виноград. Не бери без разрешения.

М а р и н а. Я не ела. Я одну штучку попробовала.

Раздается пронзительный звонок. Екатерина уходит. Елизавета танцует на сценке. Екатерина возвращается.

С о ф ь я. Ну что? Кто это был?

Е к а т е р и н а. Это ветер. Это восточный ветер. Он сносит крыши и срывает фонари. Моя мама называла его "Герман, который хочет любить". Цыганка нагадала мне, что я умру, когда будет дуть восточный ветер.

М а р и н а. Восточный ветер ласковый и пряный.

Е к а т е р и н а. Восточный ветер – это зло. Когда он дует, нужно сидеть дома и не высовываться. Посмотри в окно – даже небо стало розовым. Господи господи, не дай мне умереть. Не дай мне умереть. Я отдам тебе свое белое платье. Пусть восточный ветер утихнет. Я отдам тебе свой перстень с алмазом. Пусть восточный ветер уходит.

М а р и н а. Отдай ему свое тело.

Е к а т е р и н а. Я отдам тебе свое тело, свои волосы, свои пальцы. Посмотри, какие у меня руки. Посмотри: они будут твоими. А ты видишь, какие у меня ноги. У меня очень длинные и белые ноги. А глаза мои. Посмотри в глаза мне. Пусть восточный ветер утихнет. Мне очень жить хочется. (Падает без чувств.)

М а р и н а (цинично). Как она надоела. Какая она некрасивая.

Е в г е н и я. А мне всегда кажется, что она это по-настоящему делает. Я раньше всегда плакала. Я не могу смотреть, когда кто-то умирает.

С о ф ь я. Ты наивная. Это потому, что у тебя ума мало. Было бы у тебя ума побольше, ты иначе бы реагировала на все спектакли. Вставай, Екатерина, вставай. Довольно. Пол холодный. Лиза, подними ее.

Е к а т е р и н а. Я сама встану. Какие вы все циничные. Я раньше думала, что люблю вас всех. А потом поняла, что вы мне безразличны. Только бога я люблю. Бог мне дороже всего.

М а р и н а. А ты у бога спроси – любит ли он тебя, дуру?

Е к а т е р и н а. Бог меня любит. Я каждое утро нахожу под подушкой помятый бумажный цветок. Я у бога в душе, я у бога в руках.

Раздается пронзительный звонок. Марина убегает открывать. Елизавета танцует на сценке. Марина возвращается.

С о ф ь я. Кто-то пришел?

М а р и н а. Нет. Это камень. Мальчишки кидались камнями и попали в звонок. Я им сказала, чтобы они уходили подальше, а то вылью на них ведро с кипятком.

Е в г е н и я. Мальчики – это будущие мужчины. Мальчиков надо беречь. Давайте позовем их к себе. Дадим чаю и конфет.

Е л и з а в е т а. Мальчики не едят конфет. Я вижу, ты совсем не знаешь жизни, Евгения.

Е в г е н и я. А я так люблю конфеты. Если бы я была мальчиком, то, наверное, умерла бы. Или бы ела конфеты тайком.

Входит О л е ж к а.

С о ф ь я. Ах! Олежка, откуда вы.

О л е ж к а. Я за дверью прятался.

М а р и н а. Аха-ха-ха, аха-ха-ха. Это я решила вам сюрприз сделать. Я его впустила и велела за дверью постоять. Правда, весело, правда, необычно? Я давно придумала так сделать.

Е к а т е р и н а. Ну, ладно, успокойся. Надоело уже. Что же вы, Олежка, опоздали к нам.

О л е ж к а (смущаясь). Разве я сильно опоздал? На моих часах именно то время, на которое я был приглашен. Я не опоздал.

Е в г е н и я. Я верю ему. Посмотрите, какие у него светлые глаза. Мне почему-то хочется ему верить. Сама не могу объяснить, почему.

М а р и н а. И я ему верю. Я давно никому не верила. Но ему мне хочется верить. Олежка, я верю тебе. Видишь, какая я?

О л е ж к а. Да, я вижу. Ты благородная.

М а р и н а. Я еще умная и умею вышивать. Хочешь посмотреть, как я вышиваю? Я умею крестиком и гладью. Больше никто так не умеет. Пойдем, я покажу тебе, как я вышиваю гладью. (Нетерпеливо.) Ну пойдем же.

О л е ж к а. Пойдемте все вместе посмотрим, как она вышивает. Мне так интересно.

Е к а т е р и н а. Мы уже видели все это и не раз.

О л е ж к а. Евгения, пойдем посмотрим, как Марина вышивает.

Е в г е н и я. Пойдем.

М а р и н а. Что-то я устала и пальцы мои онемели. Видно, не смогу я ничего сегодня сделать.

О л е ж к а. Очень жаль. У вас тут так холодно. Я пришел с улицы и не сразу заметил.

Е к а т е р и н а. А я шарф связала. Только сегодня закончила. Возьмите, Олежка, и вам станет теплей. Я вязала его из теплой шерсти. Я вязала его своими теплыми руками. (Елизавета вырывает шарф.) Что ты делаешь? Отдай. Человек замерзнет.

Е л и з а в е т а. Не замерзнет. Пусть вина выпьет.

С о ф ь я. Олежка, не слушайте их. Спойте. Я вас пригласила, чтобы вы спели. Я была в прошлом году у Лидии в Севастополе и слышала, как вы пели. У вас такой замечательный голос. Я никогда не забуду, как вы пели романс "Я ехала домой". Мне это тогда показалось верхом совершенства. Я потом специально стала заниматься изучением истории оперного искусства. Хотя изучение теории очень неблагодарное дело. Между тем, я узнала много интересного. Спойте, Олежка. Бог вас наградит.

О л е ж к а (поет).

Никто не знает, какими муками мне дался георгин,
такой тонкий грузинский цветок,
от которого осенью остается только листва.
В нем отразилась вся моя крестьянская похоть,
тайные подсматривания из-за угла и
остальные развратные дела,
где прибрежные заросли и протухший карповый пруд,
мазохистские радости и, естественно,
тяжелый запах горячего молока.
Можно было бы и не бродить
по всем бескрайним некрасовским деревням
с их размеренным бытом и
прочей этнической чепухой.
Можно было бы вообще не выезжать за город,
не высаживать георгия на стебле.
Много чего можно было бы не делать, много чего,
если бы не было таких семян,
которые пульсируют и лопаются в земле.

С о ф ь я. О, это фольклор? Все так романтично.

О л е ж к а. Нет. Это я сам сочинил. Правда, хорошо.

Е л и з а в е т а. Замечательно!

С о ф ь я (берется за горло). Ах, Лиза, скорее неси лекарство. Скорее.

Елизавета убегает. Все насторожены. Софья мечется в кресле, разрывая платье. Потом она неожиданно взлетает. Сначала ее полет вертикален, потом она просто парит над сценой.

Е к а т е р и н а. Софья, ты царица. Царица! Посмотрите, она царица.

Вбегает Елизавета.

Е л и з а в е т а. Господи. Ты спасаешь нас? Да? Ты посылаешь нам счастье?

Е к а т е р и н а. Софья оказалась царицей. Она летает. Посмотрите же. Никто из нас не умеет летать. Она смогла. Она наша царица.

Е в г е н и я. Она меня любила. Она сделала меня святой.

Е л и з а в е т а (танцует). Я тоже хочу летать. Возьми меня, Софья, к себе, возьми меня на облака. Я тоже хочу быть царицей. Или цесаревной.

Е к а т е р и н а. Танцуй, Лиза, танцуй. Софья царица. Какое счастье. Мы все у Бога в душе, мы все у него в руках.

Все кружатся по сцене и ликуют. Только Олежка сидит неподвижно, подняв глаза вверх. Он первый увидит, как Софья судорожно вздрогнет и упадет на сцену.


Третий монолог Софьи и финальная сцена

Софья сидит на царском троне в царском платье. Она царица. Говорит она по-царски.

С о ф ь я. У меня была подруга. Ее звали Мари. Она была пустой некрасивой девкой. Я не знала ее происхождения, но думаю, что ума ей явно не хватало. Не знаю, к чему я ее вспомнила. Был бы у меня хлыст, я бы ее отхлестала. Я купила у нее за одну монетку ласкового серого котенка. Я кормила его, выгуливала, целовала между глаз. А он дрожал и тянулся ко мне. Раньше у меня жила птица. Она улетела и умерла где-то там, за Средиземным морем. Ее перья мне привез один юноша, сам похожий на воробья. Он говорил по-испански, ел из моих рук и спал только со мной. Три года длилась эта бетховенская соната #2 для виолончели и фортепиано соль минор. Потом и он улетел, скрывшись за листвой пирамидальных тополей, оставив записочку: я больше не вернусь. Я выскочила на улицу и побежала за ним, танцующим меж облаков. Прохожие смеялись и ставили мне подножки. Почтовый голубь отнес мое письмо: вернись. Средиземное море шумит и пенится, а я до сих пор жду ответа и целую только своего ласкового серого котика. Итак, я покидаю этот город с тяжелым сердцем. Если бы мое сердце было легким, то это означало бы, что мне безразличны мои девочки. Но это не так. Я их люблю безумно. Они всю жизнь мечтали остаться чистыми. Мне всегда нравилось поощрять их непосредственные фантазии. Бедная Евгения, ей всего двенадцать лет. Она святая. Я однажды спросила: Евгения, что тебе купить к Рождеству. Она ответила: купи мне платье, такое же, как у взрослых девушек. Как я могла ей отказать. Мне пора, входите.

Входит Екатерина.

Е к а т е р и н а. Я сделала влажную уборку и приготовила пудинг. Вам принести кусочек пудинга?

С о ф ь я. Я отпускаю тебя, Екатерина. Иди, милая.

Е к а т е р и н а (плачет). Я так и знала, что это когда-нибудь случится. Я никуда не пойду. Мне некуда идти.

С о ф ь я. Я не могу тебя оставить. Ты должна уйти. Иначе ты умрешь от голода. Тебя некому будет кормить.

Е к а т е р и н а. Я приготовила пудинг. Я буду есть свой пудинг.

Входит Елизавета.

С о ф ь я. Я отпускаю тебя, Елизавета.

Е л и з а в е т а. Куда?

С о ф ь я. На все четыре стороны. Иди.

Е л и з а в е т а. Я старая. Ты хочешь от меня избавиться и взять молодую?

С о ф ь я. Я любила тебя. Ты молодая, но ты должна уйти.

Е л и з а в е т а. А как же мое белое платье и пуанты. Я могу их забрать?

С о ф ь я. Ты можешь забрать все-все.

Е л и з а в е т а. И даже твою брошку с рубином величиной с перепелиное яйцо?

С о ф ь я. Я дарю тебе ее вместе с остальными золотыми украшениями. Но только серебро не бери. Серебро я отдам Евгении.

Входит Марина.

С о ф ь я. Я отпускаю тебя, Марина.

М а р и н а. Я и сама давно хотела уйти от тебя. Ты мне так надоела, что стала сниться по ночам в образе нищенки, у которой из ноздрей выползают червяки.

С о ф ь я. Ты была единственной, кого я недолюбливала.

М а р и н а. Ты меня ненавидела. А я тебя презирала. Я презирала вас всех, хотя вы сильнее меня.

С о ф ь я. Ты свободна.

Входит Евгения.

С о ф ь я. Моя милая Евгения, я отпускаю тебя. Ты святая, твое место на небе.

Е в г е н и я. А я умею летать, как ты? Я хочу, чтобы ты сказала: Да.

С о ф ь я. Я не могу тебя обманывать, потому что не знаю, что ты умеешь делать. Я знаю, что ты можешь съесть очень много конфет. А это уже немало. На небе много сладостей. Тебе не будет грустно.

Е в г е н и я. Я буду летать. Я святая.

Е к а т е р и н а. Мы все у бога в душе, мы все у бога в руках. Лиза, танцуй. Танцуй, моя дорогая. Танцуй, а мы будем смотреть.

Елизавета танцует.

Е к а т е р и н а. Царица, смотри: она танцует. Она танцует.

Елизавета танцует. Она будет танцевать очень долго. Она будет танцевать, пока опускается занавес. Она будет танцевать, когда занавес опустится. Она будет танцевать, когда погаснет свет и зрители разойдутся.

Конец


Несколько слов для постановщика

Это вторая женская пьеса. Что-то среднее между "Булавкой" и "Девушками", которая будет третьей и последней. Полет Софьи – достаточно пошлая, ирреальная деталь, но она необходима. Это барьер, который следует преодолеть, перешагнуть. Полет Софьи нужен, иначе она не сможет стать царицей. Танец Елизаветы бесконечен. Тут я ничего не могу посоветовать. Елизавета должна танцевать всегда. Она должна танцевать, когда опускается занавес, когда зрители расходятся, всю ночь. Все время. Лиза обречена на танец. Она не сможет остановиться. Она не должна останавливаться.

Пьесу можно играть без последней части: третьего монолога Софьи и финальной сцены. В этом случае она должна называться "Царица царица" и заканчиваться сценой полета Софьи, где смерть Софьи и есть финал.

Вторая версия – Лиза танцует – исполняется полностью.

Вся пьеса – это несколько сцен, обозначенных определенными предметами, играющими наравне с актерами. Белые платья, вино, пряжа – обязательны. Каждый предмет в своем эпизоде может забрать все пространство сцены. Везде вино – везде шерстяная пряжа – везде белые платья. Героини полностью зависят от них.

И последнее – у этой сказки есть эпиграф: Ты, верно, знаешь, что в Китае все жители китайцы и сам император китаец.

Лиза танцует в эту минуту. Лиза танцует.



Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу "Тексты и авторы" Александр Анашевич

Copyright © 2005 Александр Анашевич
Публикация в Интернете © 2004 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго
E-mail: info@vavilon.ru