* * *
Остановясь еще в начале
перед вместилищем пустот,
мы вдруг на небе увидали
лучей воздушных поворот, –
и вверх глаза подняв, отринув
все искушения пустот,
духовной пустоши в средине
стояли мы.
Не в силах сделать шаг,
остановились мы еще в начале.
И облака воздушные неслись,
и незаметно увядали,
и низвергались сверху вниз.
И мы стояли посредине,
задравши головы наверх, –
и невесомости отныне
нас не касался больше грех.
* * *
О!
О, чешуя на руках!
ребра мои окружает вода
плещет плавник за спиной
воздух сгущается.
О!
О, тени в подводных садах –
иногда
вырастают стеной
позади.
* * *
Преграда сна –
как ветер, рвущий в клочья
деревья гибкие.
Вчера – я снова жил.
Сегодня – только сплю;
проходит вереница
пустых мечтаний.
Волны ль это –
или песок – сыпучий, легкий и бесцветный?
Как будто дождь...
* * *
...И тень твоя, с моей мешаясь,
тянулась через комнату к окну, –
но тут свеча, огня лишившись,
последней вспышкой осветила нас.
И в запертом средь стен пространстве
безмолвные фигуры наши
остались, чуть колеблемые ветром,
как два бумажных силуэта.
И лишь глаза вновь стали видеть,
мы поняли, что ускользнули тени
от нас через окно. – Теперь уже в саду,
прижатые к земле луной ребристой,
они несмело всем движеньем нашим
как робкие актеры подражали.
А мы стояли неподвижно,
не смея воскресить свечи горенье, –
и тени на траве росистой
застыли вновь, слегка колеблемые ветром.
И мы стояли неподвижно
и робко сквозь окно смотрели,
как на траве в саду две наши тени
в одну сливались.
ПОКОЙ
Накатило волной – и опять, и опять: да, – отливом...
Ах, как сладко гулять берегами летейской воды!
В этот солнечный день еще ниже склоняются ивы, –
в их тени – мы с тобой: я и ты.
Необычно большое проносится облако мимо,
наполняется небо дыханием теплой травы, –
и большие слова, колыхаясь едва уловимо,
не родились еще – и плывут.
ОТРЫВОК
О Господи! Куда еще, куда
лететь душе, стремительной и гибкой?
Еще какие видеть жемчуга
и губ каких – забытую улыбку?
Когда еще, о Боже, увидать
звенящих облаков падение ночное,
когда еще безмолвная вода
сокроет мановения покоя?
Блестящих глаз круговорот
и блеск – куда?..
СЛОВО, СЛОВА
Не очень словам доверять – невозможно;
слова – это край *, потому что они отвечают
не сами себе, а чему-то иному –
такому иному, что впрямь не найдешь.
Тогда – объясненье.
Объясненье словам,
вдруг сцепившимся резво,
хвостами своими клюющим друг друга –
своими хвостами, своей головой:
"это люди плывут на восток".
На востоке далеком,
на востоке далеком бываю.
Я бывал на востоке далеком,
вспоминая себя
и, наверно,
считая, что скоро
рожусь печенегом
(иль стану, верней, –
печенегом)...
"Когда невозможно уснуть
этим полднем упругим
на развесистой плоскости лип, –
только так еще можно сказать! –
– непонятно, к чему, отчего и когда"
ПАМЯТЬ. Читая Л. А.
На звезды ночью – каждая блестит
смотри вчера, сегодня
– какая бабочка летит
какие узкие ладони –
смотри и снова и забудь
глухие листьев разговоры
в их шелесте пустынный путь
на отзыв требует опоры
когда листание небес
и облаков ночное пламя
опустят музыки на лес
неповторимое молчанье
ты собирать словес плоды
вновь примешься – я понимаю –
забыв прекрасные сады
по имени "нет ничего не знаю"
и опуская каждый миг
глазниц своих двойную завязь
пустых луной ночей светильник
ты зажигаешь...
ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ
Европа! Я ль в твоем окне –
полузакрыт, полупрозрачен?..
Иль – может, ничего не значит
сгорать на медленном огне?
Увы, увы! Внутри, вовне –
я ничего не понимаю, –
кладу к твоим ногам, сжимая,
одежды, бывшие на мне.
Я гол. – Ужель я не король?
Ужель я снова обозначен?
ТРЕХЧАСТНАЯ КОМПОЗИЦИЯ
1.
Теплился ль на углях истлевший бык
иль воспылал поэт мечтаньем безудержным –
не довелось фельдфебелю узнать.
2.
Теплился ль на углях истлевший бык
поэт ли сжег кого презреньем благородным –
не удалось фельдфебелю узнать.
3.
Теплился ль на углях истлевший бык
или душой пылал поэт опальный –
не суждено фельдфебелю узнать.
К СП
– Прапорщик, прапорщик, в фартуке белом,
Ныне даю я тебе три завета.
* * *
На газоне свежевскопанном
лежала кошка белолапая –
то ли лапы загорелые,
то ли морда неумытая.
* * *
Осень наступила...
В воздухе кружится
нетопырий пух.
* * *
Благоухали пушки за углом
закат невдалеке наглел
последним солнца заходя лучом
бликами плыл по воде
ушла
в непрерывность весна
меня, продолженьем сна
облак висячий желал
листьев листы. – листья!
медленный блеск осок.
кукушка становится выпью.
звук желаний высок.
НЕЯСНОСТЬ
С каждым годом все меньше людей остается
в окрестностях рая
исчезает надменность сменяется горечью память
и в листаниях волн
опускается гребень подъема
опускается в память усталость границ.
Тишина
оглянувшись вокруг мы увидим на пристальном взгляде
незримые звуки
чужеродных побед и побегов.
Среди волн
чернокрылые морды мелькают
рыб или птиц
или может быть просто животных.
Несвободно желание стать беспредельным
за пределы уйти
в ожидание пышных ветвей.
...мы цитируем все окружившее нас
мы гладим сквозь прозрачные миги мгновений
бледной тьмы на поверхности гладких зеркал
искривленных луной
поднимающих черные сучья
голые сучья деревьев на уровень глаз.
Забывать
остается забыть
остается сказать о внимании к мигу
слушаем трав перехлест
ощущаем движенье ветров
наполняет желания наши нездешняя мука
с каждым годом все меньше
ей остается довлеть.
Это ошибка
мы забыли опять о значении памяти света
с беспокойными лицами мы
остаемся опять вспоминать.
ПАЛИНОДИЯ
надежда продолжает
сплетать китайский ветер
с пеплом лунным
трава
туманом окружать напиток улиц
продолжает
я выбирал песок когда-то
и музыку моста
сегодня
мне шорох сердца говорит о птицах
о любви
о тени голоса Господня
вот призрак времени
нетерпеливой ночью
оставив снов прилив
я слышу тишину деревьев
ветвей свернувшихся единственную правду
грудь наполняет
ритм чая
утром
продолговатый парус в воздухе забьется
трамвай свернет
в зеркал глубоких суету
на узком перешейке окон
испуганные
мысли осыпаются
преграда перед ними
вьющийся простор
но листьев сумасшествие
стремится повторить вопрос бесцельный
руки
соединить на каменном лице
я жду
