ВАВИЛОН: Тексты и авторы: Елена ФАНАЙЛОВА: "Лена и люди"

Лесной царь

* * *

Я то, я сё, — говорит один,
Глядясь в зеркала, ла-ла
Я м-м, я н-ца, я стрела
Я такой пиздец от гонца
Я о! я да, я в воде вода
Я в огне змея, у меня чутьё,
Наконец, я рцы

О бедный, бедный, жалкий пацан
Или дева его ребра,
Не крутись у зеркала, как юла.
На тебя глядит Лесной царь.

* * *

Хельмут Ньютон сидит в раю
С жемчужиной на хую
В саронге, да

Американский джаз играет военный
Неудобно на пляже на шпильках
И суп с песком

И рыбы не думают оказаться
На берегу, ни одна.

Атавистические знаки
Тростниковые дудочки
Колебания плазмы
Ярко-синий бассейн

Рядом с ним
нет ни женщин, ни автомобилей,
ни нацистов
И он не помнит, что это такое.
Вообще.

* * *

Эти восемь пуль из страны слабоуносимых
Голоса из земли слабовесомых
Доносятся из-за моря
Она хохочет
Как бы это сказать точнее
Её видения уплотнились
и дошли до

Кто эти люди, кто эти люди в чёрном
Почему они так прозрачны
зачем я их вижу
почему не плачу
и не боюсь
как в детстве

Белые колготки

Я была ментом ла-ла-ла потом
лгала шёпотом
речи разума были ниже чем
я тебя никак не увижу, че

не звучат чисто речи мужества
и военные почести
тяжело было всё человеческое
чисто нордическое
действительно искалечившее
изменившее оптику
сбившее прицел

Не ходи к моему котику,
Может, он останется цел

* * *

Слишком много слов, слишком красивых
Больше не сто́ит

Костяк, абрис, скелет
Чистая правда, сухой остаток,
Родина или смерть,
Немного ебли,
Сигарета, стакан плохого вина,
Хлеб, тепло —
Всё, что интересует

Силы нужны на том свете,
Как в дальнем походе
Пленных туда не берут

Лесной царь

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой
Кармический воин с под-сердцем иглой
Говорит: доченька, я довольно злой,
Но ты меня не бойся.

Я ходил по Дону, ходил по Донцу,
Подойди к отцу, расскажи отцу:
Пусть он туда не ходит

У меня были молния, металл и вода,
Медные провода, небесные невода
И подлёдные реки

Не бежи волчицей, прижми жопу
К горячему снегу, не стучи хвостом
По наледи, блядь
Со мной уже ничего не случится
Ничего не трогай, запри дверь

Я гнал скотину, начался дождь,
Ударила молния, разбила дерево,
Обломился сук, оборвался провод,
Упал и ударил меня

Стояла жена за стеною дождя
Нашла меня в яме с глубокой водой
Налетела буря, ничего не видать,
Ходили искать всем селом

Я похоронен на нашем кладбище
Рядом с твоей бабкой Авдотьей Петровной
Там теперь много жёлтых синих и красных цветов
Ты же знаешь

* * *

Голоса оставили Жанну в темнице
Может быть, они не проникали сквозь камни
Или узница стала им неинтересна?
Может быть, у неё лопнули барабанные перепонки
После пыток?
Может быть, она свихнулась от боли?

Голоса оставили Жанну в покое.
Только собственный визг она слышала
только жалобный вой
Повторяла: я жаба я жаба я жаба
Над бездной

* * *

Старый Кузмин несгибаемый
в холод совецкий
будет чирикать как ласточка
в холод собачий
возле причала
чертить чертежи

кто нам расскажет, что мир возвращается в славе
что воскресают покойники
в смену с живыми
словно рубахами братья —
телами навырост
словно крестами товарищи
за перегон обгоняя
как на плотах и болидах
команду меняя

— старый Гомер несгибаемый, мёртвый Боян,
сумасшедший слепой Мандельштам?

кто нам расскажет, что мир расцветает как ветка
вишни, черешни, черёмухи, яблони, сливы
что поднимаются мёртвые, будучи живы,
как ангелы славы?

— раненый Боратынский, горячий Державин, сухой Ломоносов

и Пушкин, Пушкин, конешно

Cтихи на смерть сашиных рыбок

См-ть приходит как игрушка
Рыбы дышат в слепоте
Мы крошили им крошки
Счастья, своей мечте

И душе под тёмною водою
Невозможно отделиться
Видит кто-то с высоты
Наши лица,

Искажённые личным усильем,
Или нам не повезло?
У души не как у пташки крылья,
А как лопасть и весло.

И когда мы утонули,
Бог лицом к стеклу приник,
Как когда ложил в карманы пули
И придерживал за воротник

См-ть приходит как наружка
Как в стакан воды подружка
Плюнувшая сгоряча
Хочешь воздуха смешного,
Хочешь жемчуга речного? —
Спрашивает внутренняя психушка.
Ничего я не хочу.

Потому что умер умер
По ночам зудит как зуммер

Мчатся бесы вьются бесы
Почему его могила,
Европейского повесы,
В вечной мерзлоте?
Почему у русской драмы
Вообще, у русской пьесы
Лишь один сюжет?

Почему его могила
Лодку сердца накренила,
Воду зачерпнула?
Почему его невеста
Косы расплескала
Отчего жена дрожала,
С ложечки кормила,
Отчего спасти хотела
Не успела не успела горевала как зола

Граждане, во время артобстрела
Эта сторона костёла
Наиболее опасна и светла

* * *

Возможна ли женщине мёртвой хвала,
Или всё это бла-бла-бла,
Возможна ли женщине левой?
Нельзя воскресить ей, какая была:
Королевой

Оказалось, что правда и синий плащ,
В который её завернули.
Говоришь мне с кладбища: ты не плачь,
Мы слишком глубоко нырнули.

* * *

См-ть приходила ко мне и стояла близко —
говорит мой брат
Она шутила как Персефона с яблоками,
лгала, была шутиха
То ли ждала, чтобы я разозлился
Я испугался, подумал: спокойно, товарищ, спокойно,
у нас ещё всё под контролем.
Мой человек назавтра разбился.

В церкви стояли рядом два гроба
Он и шофёр
Плакали матери жёны и дети
Два лба подошли и шутили грубо
как она в моём сне

Но я не сделал им обрезанья

* * *

три души у меня болело
одна бегала не спала
другая себя вела
как дурочка;
третья, вдали ведо́ма,
платком махала

восемь душ поднялись с асфальта
когда я упала
посреди Тверской, посреди столицы
на закате раннего марта

восемь душ собрались в сердечную линзу
которая плавилась и горела
и сияла как Леонардо
на Тверской напротив Почтамта
спиною к Кремлю

* * *

...Я ездила с одним таким
по чёрным улицам Москвы
была жара, и был закрытый чёрный лимузин
он был одетый как бандит,
потом слегка полураздет
он клал мне руку на живот
и говорил: ха-ха

на плечи мне слетал орёл
и грудь мою когтил
народ смотрел на наш роман,
как будто мы народ

потом мы шли в подземный зал,
где каменные зеркала,
где бил фонтан, и он сидел
и пил и брал на понт
и расставался так легко
и что-то говорил

и у него был пятачок,
как бы Татьянин сон

и я отправила его
на фронт, на фронт

2004

Испанская баллада

Испанская баллада

В Гранаде
В широкой и белой оправе
Течёт осенью мелкая речка
Переступи ногою

Через белые улицы
Ходят мёртвые люди
Среди них Гарсиа Лорка
Который любил этот город
Который его убил

Альгамбра
Выглядит как колумбарий
Американский
(Возможно, из-за открытой эстрады
Семидесятых годов двадцатого века)
Памятник мёртвым поэтам
И ёбнутым падишахам

Которые думали, что они до́ма
Отдыхали
Правили
Выносили судебные решенья

Это чужой, мёртвый город
Хуже живого загаженного Колизея
(Двадцать лет назад
Римляне ещё ходили туда по нужде,
Теперь там выставка Nike'a
Фотографий спортсменов
Олимпийцев)

Бежевый свет
Сухие крылья животных
См-ть не уходит,
Но и ничего не значит

В Гранаду, в Гранаду,
Где похоронены Фердинанд и Изабелла,
Которые послали Колумба в море
И выгнали из страны евреев,
Надо ехать за чёрными кружевами
Искусственного шёлка

В Кордову
Надо ехать за кожей
Привезённой из Танжера, точнее, из Феса,
За чёрными кружевами
За мелкими зеркалами
В голубых, красных и коричневых оправах
Составленных из мелких мозаичных кусочков
Они висят в лавках на тесных улицах белого центра
Под белым солнцем
Не знающим тени

В тени, в патио университета,
Философского и филологического факультетов,
Под голубыми и белыми изразцами
Сидят опоздавшие студенты,
Читают Ортегу.
Честное слово.

В дормиториях Кордовы
Так же прохладно,
Как 500 лет назад,
И так же сталкиваешься, выходя,
Со статуей Маймонида,
А через четыреста метров —
Со статуей Сенеки,
Уроженца этого города.

В Кордове в мелких лужицах
В зеркальцах заднего вида
Лежат перья голубей,
Но почему-то не видно помёта.
Как будто это перья ангелов,
Которые, как известно, не срут.
Маленькие воздушные лужицы,
Фотографии 9 на 12
Над всей Испанией безоблачного неба

Цыганки Кордовы
Ужасно вульгарны.
То ли дело цыганки Гранады,
Говорящие о любви на всех языках,
Протягивающие туристу веточки мирта.

В Танжер
Надо ехать за кожей и коврами.
Там на тебя посмотрят
Глазами убийцы
И брезгливая старая мусульманка
В сером плаще с капюшоном —
Там все так ходят —
От жары, как испанские монахи,
Отодвинет двумя пальцами с пути
Английскую туристку в шортах
И пойдёт по узкой улице, где нельзя разойтись двоим,
Нельзя разойтись двоим, моя радость,
Там рамадан, моя радость, нельзя курить,
И мальчишка
Лет двенадцати скажет ужасное замечанье
Типа "рака" датским двадцатилетним девкам,
И они потушат о камни.

И его товарищи
Будут приставать к европейцам:
Купите! Купите! В Испании нету такой туалетной бумаги!
Нету мелочи? Так мы разменяем!
До самого парома

Белый безжалостный свет
Пола Боулза, нож под лопатку
Ненависть чистая, словно спирт,
Но они не употребляют
До захода солнца

В Малаге в соборе
Кукольный театр Страстей Христовых
И Его Святых: чёрные мультипликационные фигурки:
Св. Франциск, Св. Игнацио и другие.
Картина казни Павла: усекновение главы:
Посередине площади — кровища
Растерянный меченосец-палач
Голова святого в полёте окружена сияньем
И Христос, пока незримый для многих
Очевидцев казни,
Крепко стоит, как тореадор, на жилистых мужеских ногах.
Живописец
Дал нам Его наблюдать возле столба, к которому ныне
Привязано безголовое, обезглавленное тело.

Такое наивное садомазо.

Малага, детская родина животной пластики Пикассо,
Мы поднялись на гору, где твоя кастилья,
Видели порт и маленькие фигурки тореадоров
В раме цирка, на арене,
Они готовились к последней в сезоне корриде,
Были видны как на ладони.
И море, море.
Двое студентов, девочка и мальчик,
Рисовали пальмы, карандашные наброски,
Сидя на обрыве, свесив ноги.
Мы спускались вниз на автобусе тридцатого маршрута,
Задыхаясь.

Конечно, отсюда надо бежать
В Толедо, в Мадрид, в Париж.

В Севилье
Туриста везут на площадь Испании,
Похожую на все самые прекрасные площади Европы.
Слишком много торговцев и попрошаек.

В Севильском соборе,
Четвёртом по величию в католическом мире,
Показывают могилу Колумба.
Недавняя генетическая экспертиза
Подтвердила, что некая часть его тела
Действительно находится здесь.

Потом мы катались на лодке.
Видели здание инквизиции,
Где я работала в одной из прошлых жизней,
Когда была мужчиной и монахом.
И ещё я узнала — но это в Кордовской мечети,
Трижды перестроеной в католический храм, —
Пологий и длинный подъём на купол, без ступеней.
Так обычно строили мусульмане.
Во сне я видела свои мужские сандалии и подол рясы.
Похоронен я был где-то на севере страны,
Вероятно, в Толедо

Потом мы видели табачную фабрику Ка́рмен,
Похожую на казармы Хозе.
Ныне здесь университетская библиотека.
Мериме изучил этнографию и топографию:
Куда они ходили, каким маршрутом,
Крутили бёдрами, крутили сигары на бёдрах,
Потом написал свою хронику нравов,
Как Достоевский.

В день возвращенья в Россию
Мне позвонила подруга
И рассказала:
Другую нашу подругу зарезал сожитель.
Она его более не хотела.
Точнее, её мать сломала ногу
И требовала повышенного внимания.
А он тоже требовал.
На двоих её не хватало.

Он вернулся с приготовленной заточкой.
Она почему-то ему открыла.
За́ день рассказывала соседке:
Снится мне сон, что я падаю в пропасть.
Тридцать ударов нашли на её теле.
Она осталась там, где сидела,
В луже крови
На кухне.
Голова еле держалась на позвоночном столбе.
Но сияния вокруг не наблюдали
Те, кто делали запись в протоколе,
И не заметили в помещении никого постороннего
С усталым лицом русского крестьянина.

Он сам позвонил сыну,
Маленькому менту,
И сдался властям.
Ничего романтического.
Бывший чеченский контрактник,
Потом охранник магазина.
Она была маленькая училка
Литературы в школе для детей-сирот,
Своих не было.
Иногда давала завхозу в подсобке,
Чтобы он давал её трудным подросткам
Мыло, порошок и чистое бельё.

Его сын требует у её сестры возвращения
Совместно нажитого имущества.
Сестра отдала стиральную машинку и видеоплеер.
Семья боится, что он быстро выйдет по амнистии.
На суде он сказал:
Я любил эту женщину и скоро с ней встречусь.

Ну, это вряд ли.

А ещё он сказал, что как только первый раз её ударил
И сказал: ну всё, тебе пиздец,
Она его поправила: нет, это тебе пиздец.
А вот это на неё похоже.

Когда я бываю в других странах,
Я понимаю, зачем
Люди там живут и даже
Зачем они там умирают.
Только про свою родину
Не могу ничего понять.

За два часа до самолёта в Малаге
В аэропорту имени Пикассо
Позвонил Точкин и спросил:
Ты уже знаешь о Политковской?
За четыре дня до отъезда
Позвонил Витя Сагарев
И сказал, что умер Шведов.
Лёшка был добрый ангел всех журналистов,
Работавших на Северном Кавказе.
Мы познакомились после Беслана.

Если у Бога есть планы
Находиться рядом с теми, кто страдает,
Если у Бога есть планы
Собирать себе новых ангелов, чтобы они охраняли наши границы, —
Его действия безупречны.

P.S.

Ольга видит Луизу/Ларису довольно сразу,
Но относит это насчёт своего психоза.
Лиза приходит со своим отстёгнутым шутовским фаллосом в руке и говорит:
Ну как тут без меня дела? Обстоятельства? Всё в порядке?
Знаешь, я написала ему письмо, своему любовнику и убийце,
Но это сон Наташи,
Чтобы он как-то немного подобрался,
Если готовится.
Здесь всё-таки жёстко.
А ты, подруга, не пугайся.

Ольга говорит Луизе/Ларисе:
Леська, ты же знаешь, я всего этого не то что боюсь, но опасаюсь.
И твоих нездешних понтов, и твоих прежних понтов, связанных с алкоголем и садомазо,
И твоих прежних синяков на шее,
И нынешнего состоянья,
И твоего агрессивного парня в отсидке,
И этого шевеления занавесок,
И твоего отчётливого призрака рядом с моей кроватью.
И парни мои спят, Марк и Михаил.
Одному завтра на дежурство, другому в школу.

Не тревожь ты меня, Луиза,
А с твоей мамой мы как-нибудь разберёмся,
Я её не обижу,
Сделаю, как она просит,
Буду получать за неё пенсию от австрийского брата
И откладывать на её похороны.

Тут пропели петухи, Лариса кивнула согласно
Неотрезанною головою и растворилась.

P.P.S.

Ксения, соломенная Лёшкина вдова, говорит из Питера

(Она чуть старше Собчачки; наверное,
В те годы у них было модно называть младенцев женского пола
В предчувствии неоправославного культа
Ксении Петербуржской,
Основанного известным мракобесом
Святым Иоанном Кронштадским.

Моя-то — не гламурная коза, моя — филолог-фольклорист,
Знает толк в народных причитаниях;
Они с Лёхой познакомились
Где-то на шоссе, по пути в Ферапонтовский монастырь
Несмотря на подобные путешествия, покойный остался некрещёным.)

Короче, Ксения мне отвечает
На вопрос, снился ли ей Лёха,
Примерно таким образом:
Как мне сообщили православные ортодоксы,
Всё, что нам снится,
Является проекцией
Наших проблем, связанных с умершими.
У них в это время совсем другие заботы.
Им надо предстоять перед Господом,
Его судом.

(Каким судом, думаю я, нах, Ксюха,
Лёшке, который ездил в Чечню и Беслан как на работу
И заботился не о жратве и славе, а об униженных и оскорблённых?
О мёртвых и поруганных?

Впрочем, конечно, многих его грехов я не знаю,
Прежнего тяжёлого алкоголизма
И весёлого мрачного блядства.
Не моего досужего ума это дело.

Вообще некрещёные, как нам рассказывают ортодоксы,
Всегда находятся под подозреньем.)

Но тут она мне говорит:
Когда я шла с кладбища
Одна на девятый день, а там километра два, как ты помнишь,
До жилья, и это ноябрь,
На повороте стояли менты.
Они вышли из машины
И явно намеревались проверить бабу
Подозрительной наружности
В платке и с рюкзаком, как бомжиха-хиппушка,
Что я делаю в районе элитного дачного посёлка
На Рублево, блядь, на Успенском шоссе?

И тут я взмолилась: Алексей Юрьевич!
Ты же всегда разруливал такие ситуации.
Ты умел говорить с ментами как с братьями,
Со зверьми — по-человечески.
Дай мне пройти невидимой меж римских стражников.

И он это сделал, я клянусь тебе, Лена.
И я уехала домой вечерним поездом.

P.P.P.S.

┘невозможно быть,
чтоб мы в своём весёлом пированье
забыли Джаксона!

Молодой человек, "Пир во время чумы"

Я никогда не остановлюсь,
Послушай меня, Ларис,
Когда при жизни ты не велась
Среди остальных вилисс.

Ты там с отрезанной головой
И результат нулевой
И Оля видела: ты в блиндаже.
Вылазь, не сиди уже.

И там окурочки в банках шпрот
С твоей помадой на ободке,
И кто их теперь подберёт,
И пьяненькие поют
Под мелким дождиком сефирот
И водки не всем дают

Олька встала на машине
Посреди реки-моста,
Посреди большого мира
Среднерусской полосы
Ты ей руку протянула,
Говоришь: не ссы.

По гороскопу ты была Весы.

Лиза, Лиза, в нашем доме
Выпекают пироги
На твои ли на поминки
Полюбовники-враги

Твоя мама звонит его
Маме и говорит: ничего, ничего.
У неё в голове вода
После суда от малых транков.
И говорит: оба они в тюрьме
Она в бесконечной тьме
А он ещё всё-тки выйдет

Лиза, не сиди во тьме, докажи,
Что Господь всё видит

Мне всегда казалось, что ты маньячка
Ебли и алкоголя, их маячок,
Гипоталамическая обманка,
И папа — род прекрасного военного дебила,
И мама — школьная училка
И ты сама училка
В школе цветов зла

Лиза, не сиди в блинда́же
Я тебя ненавижу

Ты же бесстрашная, Лиза, ну же,
Когда он пересказывал тебя на суде —
Это так на тебя похоже.
Ты, оправдание всем блондинкам,
Давала ему по роже,
Потому что ума до хуя
То есть до́ пизды
И ты со своим нравственным чувством
Не трусливая я,
Способная только на прописи

Алкоголя мне, алкоголя.
Он любил её, не мог с этим справиться,
Не мог иначе,
Говорит теперь Оля
Цитируя нашего Гоголя
Как какой-нибудь, блядь, человек Версаче
Добавляю я

2006

Балтийский дневник

У меня есть внутренний негр. Выражаясь политкорректно, чернокожий афроамериканец. Он носит голду и дизайнерские треники, нюхает кокс, немерено бухает и отрывается со своей подружкой Джей Ло (внутренней героиней одного реального молодого человека), их совместные эскапады освещаются жёлтой прессой. У него имеется пушка, в подпитии и в дурном настроении он начинает ею размахивать перед случайными собеседниками. Основное его занятие — сочинение и исполнение рэпа. Это приносит ему немалый доход. Его зовут Пафф Дэдди. Как его занесло на русскую Балтику, непонятно. Остаётся загадкой и его знакомство с русской поэзией и местными реалиями. Вашему вниманию предлагается концерт, который в припадке яростной мизантропии он дал в одном из виртуальных клубов мирового безумия.

(Предисловие к публикации, написанное по просьбе редакции журнала "Знамя", которую смущал странный вид текста.)

* * *

Здесь птицы не поют и деревья не растут и только мы
плечом к плечу ничё не говорим врачу. Сидим сычом
и мыслим как кастрат сначала морда кирпичом но нам
не то чтоб нипочём весь этот груз, скорей наоборот.
Не Камасутру продают, поют Бардо Тёдол и русскую
Псалтырь. Когда пройду я мрачный дол, где тьма кругом,
где мрак кругом, тогда тебе скажу: держись крепче
Катарина сейчас поскачем. Как чёрт с Вакулой на плече,
как команданте Че. Мы этот мир перехерачим. Мы
переходим этот ад болота и холмы и солнце низкое назад
катится к обезьянам тьмы автоматическим письмом где
ждёт его самум теней и только мы себе самим шептали
в ухо как Эней: не сдадим, хотя сдавали наперёд
и наполняли пузыри дыханием рот в рот, мой господин.
Не помни мира, мой солдат, одни пески и ряд болот
и костолом и каждый брат за письменным столом, луна
и неподъёмный клад, когда кому везло? и волосы на голове
шевелятся как ветер по траве на Волге и Дону как облака
над Москвой-рекой да ну как русские вши в немецком
плену.

мы в районе
где ладонь примерзает к гортани
где толкаются раны
ледяные торосы Коцита —
к маме, к маме! —
обломки грудины,
но мама несы́та
как родина-мина
в окровавленной ванне
с осколками льдинок
вызывает на поединок

и сынки проседают, седеют
в ледяном одиночестве порнокабинок
ужас перешибает

рассказывают на других планетах
проедают
запасы тушёнки военного положения
и торосы
заметает зима, заметает.

существуют такие сюжеты,
которые не подлежат пересказу.
Невозможно правдиво описать смертные чувства,
смертельные, смертоносные.
Не имеют отношения к религиозным переживаниям,
могут предшествовать

* * *

Я ем
Водоросли
Пью
Водоросли
За волосы
Пру недоросля
Сквозь заросли

На кого надеяться?
На звезду вестерна?
У него девственница-
Самоубийца,
Боксёрский клуб.
Истина
Даётся тому, кто глуп
Достаётся

А ты, чей ум,
Будешь гнить, как гой
Не мочь раздво́иться

Как путешествуя в Арзрум
Встречаешь гроб, астральный вой:
Красавица была покойница

* * *

Детские эротические кошмары.
Четверо мальчиков-шестилеток спускаются к морю
Слышу за спиною их чистые голоса:
И тут она раздулась, раздулась,
когда я ей вставил
Раздулась и лопнула, эта жаба,
А потом и другая, а потом лопнул шприц.
Я надувал их воздухом, они раздувались, через иголку,
иглу через жопу
Они пердели, пердели и раздувались,
Лопались, так пердели.
Что скажешь, Юра? — обращение (задумчиво) к самому мелкому.
Ну, у меня есть шприц, но нету иголки.
Но ведь всё равно можно вставить, скажи?
Она ведь всё равно раздуется и лопнет,
Можно это сделать?

Моё медицинское образование тут же
Даёт мне почувствовать себя лягушкой
Распятой на пыточном столике
На кафедре нормальной физиологии

И ещё я вспоминаю, как меня, первоклассницу,
Остановила стайка старших мальчишек.
Их было пять или шесть человек.
Я шла в библиотеку сдавать книги.
Они окружили меня, схватили за руки,
Полезли в трусы, один или двое вожатых,
Искать письку, но мало что обнаружили, как я сейчас понимаю,

Я завизжала, заплакала, показались взрослые,
Пацаны убежали.
Среди белого дня, сахарный завод, рабочий посёлок,
Отец заведует отделением райбольницы
Не райской, а районной
Мать преподаёт литературу
Записала меня в эту библиотеку

Как-то они меня не предупредили
О радостях педофилии
В русской литературе
Забыли или не знали?
Вытеснили, заслонили
Боялись
Правильно боялись

Мальчики радостно и бесстыже
Артикулируют слово "пердела"
Совсем как взрослые дядьки в тюрьме и в казарме

Однорукая женщина на пляже,
Отстегнув протез, купается и загорает

За ней заворожённо следят
Детские зверёныши, маленькие гадики

* * *

Нация за меня
Пьёт пиво Балтика, курит сигареты Винстон,
Чисто как девочка со спичками
Сидит на нефтяной трубе
Болтая ногами
Не читая запретов на бензоколонках,

Ест в Ростиксе и Макдоналдсе
Ездит в Египет и Турцию
Ходит в офисы
Получает пособия
Трудится на огородах
Ворует бюджетные деньги
Ездит на новых машинах, купленных в кредит,
Собранных в Узбекистане,
И на старых машинах, угнанных из Германии и Японии.
Торгует польским и китайским барахлом
Сидит на вокзалах и в тюрьмах
Учит и лечит
Снимает и прокатывает
Говорит и показывает
Глупости
Быстро пробегая мимо тёщиного дома

Убивает и судит
Надзирает и наказывает
Плодится и размножается
Хоронит, хоронит, хоронит
Немного рожает
Пишет в жёлтые газеты, звонит на радио,
Выступает в Доме-2 и Камеди Клаб
Смотрит новости по госканалам

Служит в армии
Воюет в Чечне
По призыву и по контракту
Курит, колется и бухает
Купается и загорает
Проектирует и строит
Даёт взятки; сидит в Интернете;
Ругается на кухнях

Выходит на улицы с красными флагами
Выходит на улицы со свастикой на рукаве
Дерётся в подворотнях, едет с мигалками,
Униженно предъявляет документы,
Бьёт в пах и бьёт наотмашь,
Плачет и хохочет, говорит анекдоты,
Проклинает и одобряет
Как в старые времена
Не сажает дерево
Не строит дом
Не воспитывает сына

А если ей кажется, что она это делает,
Так это ей только кажется,
Передерживается; как радужка,
Распадается

Уже давно с трудом понимается,
Зачем ей одна шестая часть суши
Ну ладно, одна седьмая,
Без Прибалтики и Грузии,
Украины и Средней Азии,
Но остальной Кавказ не отдадим,
Зачем ей, к примеру, Сибирь,
Где от одного до другого города
Численностью 500 тысяч жителей
Надо ехать 500 километров.
Ермак и Екатерина
Боролись за природные ресурсы
Под прикрытием православия, это понятно,
Это вам скажет любой историк колонизации.
Но мы-то, мы-то?
Повидаться с товарищами
На выходные
За 300 км — говно вопрос.

Я пишу за нацию документы
Строчу донесения

Как летала с фашистами одним самолётом
Не во сне и не бомбить Сталинград.
Из Кёнигсберга (Калининграда) в Москву.
С родными, русскими фашистами.
У них в Кёниге была сходка
Лет им по двадцать пять-тридцать
Одеты в Burberry и Lacoste
Манагеры среднего звена
Маленькие русские бюргеры

Сперва шифровались
Но вели себя нагло
В аэропорту всех расталкивали
В самолёте заводили себя алкоголем
Я думала: если навернёмся —
Поделом.

Не навернулись.
Напротив, я узнала
Много нового:
Что никакого Холокоста не было
И что русские фашисты ведут в Интернете
Бурную переписку с израильскими.
У них одни цели:
Национальная чистота в каждой стране.
Если они победят на выборах,
В мире настанет всеобщее спокойствие.

Нация, ты, стыдно сказать, деточка,
Совсем себя потеряла.
Уж и московские мелкие служащие
Вынуждены просить убежища
Не в мире труда и капитала,
А в мире каких-то мёртвых чужих паяцев.

Нация за меня
Отдаёт честь
Ездит в метро и на маршрутках
Ходит в театры и на мюзиклы,
Её взрывают и травят газом,
Каждый день берут в заложники,
А она как будто не чувствует

Развлекается и работает
Бухает и курит
Жрёт и гадит
Дерётся и любит
Плачет на плечах дорогих

Я ничего этого не делаю.
Я пишу днём, пишу ночью
Пишу утром, пишу вечером,
Когда хожу, курю, ем, пью, гажу,
Когда сплю

Произвожу ей смыслы
Которыми она могла бы питаться,
Если бы ела буквы

Ещё она молится,
То есть ходит в церковь
Я тоже молюсь
И тоже хожу в церковь
Но мне кажется,
Не потому же, что нация.

Что нас объединяет?
Пушкин? Он стоит на площади,
Под которой нацию взрывали.
Лермонтов? Он воевал на Кавказе
В карательных отрядах,
Как и сейчас воюют.
Ленин? Он лежит в Мавзолее
И давно ничего не слышит.
Гагарин? Я вас умоляю:
Это мои родители на фотокарточках
В плащах из болоньи на демонстрации.
Некрасов и Маяковский?
Нация их не знает.
Ещё скажите: Кузмин, Апухтин,
Введенский, Хармс.
Крым летом? Я там была два раза.
Красная площадь? Веничка Ерофеев
С распоротым горлом.
Любовь к отеческим гробам?
Памятники братвы
Весёлых девяностых.
Могилы близких?
Но это — мои могилы.
Они на русской земле
Но и это меня не делает ровней
Нации. Кто она такая?
Путин по телевизору? Джи-восемь?
Джи — всего лишь одна из точек
Женского оргазма.

Ну давай, нация, раз ты баба, какого хуя
Не рожаешь национального героя
И сестру его национальную идею
Какого-нибудь шахматиста-еврея
И его брата
Писателя — нобелевского лауреата
Вратаря хоккея
Космополита-злодея
И Золушку под конвоем

Надо бы становиться немного добрее

Где твоя рация?
Какие твои позывные?

* * *

Крылья, где мои крылья
Которые так нравились мне
Где мои вилы
На которые подняты будут землевладельцы

Где мои силы, мои скитальцы
Где мои пяльцы
На которых распяты
Удаляются в омут солдаты
Отправляют этапом
Где мои братцы?

Где мои святцы — забыты
И с ними Псалтыри
Где мои ситцы — порваты?
И где эти стороны света четыре,
На которые души идут неодеты,
Босые
И где же нездешние силы, людьми прожитые?

Где эта русская прелесть —
Закаты, рассветы
Где эта персть, эта горсть праха
Солдатская деда рубаха —
Истлевает, самозванка?
Закрывает собою какую-то гадость?

Где ты, где ты?
Какие такие страницы?
Какие Судеты?
Пожелтевшие, расплывчатые чернила

Кто ты?
Идеолог из вечного прошлого мира
Или подросток
Какому подошву чинила
Ножичком вострым
Или воздух
Надышаться которым хотела, но нас не хватило?

Или чёрная лента винила
С удалявшимся, выдающимся оперным звуком

Негде, негде
Нам отпраздновать более нашу победу
Ни на земле, ни на небе

В нимбе
В царствах

О которых помалкивают глянцевые журналы
Океании, Ниневии, Персии

* * *

Я райская птица
Я старая птица
Я старая райская птица
Я красная девица

Но не всё, что снится
Является прекрасным,
Человечек-тупица

Я райская адская
В смысле донецкая гадская
Выдающаяся рассказчица
Чисто сестра Стругацкая

Чернокрылая пария
Живородящая гурия
Все эти твари — я

В русской степи
На земле, в постели,
В ночи, в метели

В дому, где жёлтый свет горой
И см-ть ночной порой
С набитым ртом помалкивает
И от стола отталкивает
И гавкает, гавкает

Я радужка, спица
Я рваная тряпочка сердца
Христианская львица
Римская девственница-
Волчица
Я красная девица
Но не всё, что снится,
Является в реальности

Я страстная Псише
Я Расмуссен, Амундсен

Нет, не то
Я актриса

Я маленькая жирная крыса
Поражённая кариесом

Под столом,

Где см-ть сидит с набитым тьмой
И пищеводом и животом
И завтракает, завтракает

И подведённые сурьмой
Глаза и брови у неё

И я сейчас вопьюсь ей в пах
От ненависти
От ярости в ляжку

* * *

Моя милиция занимается айкидо.
Мне доподлинно об этом известно
От соседей по купе: они занимаются.

Мальчику лет двадцать пять, метр шестьдесят, носик уточкой
Девочка, его жена, такая же
Бледноволосая, бледнолицая
Хорошистка или троечница.
Какие-то покемоны.
Долго не могли усесться
Махали платочками.
А потом как начал — по почкам
Мочить тех, кто ссут в неположенном месте,
Когда он находится на дежурстве.

Девочка — бухгалтер в северной мобильной связи
Поженились три месяца
Но уже ездили на стрельбища
И там на пляже демонстрировали айкидо
Пока все не разбежались,
Таращились и крестились.
Они сворачивались и загорали.
Девочка сообщила: вообще-то
Это для защиты. Но если точно,
То внутренности разорвутся,
Так говорил наш учитель,
Но вообще-то, конечно,
Это чисто для защиты.

Бедная бледнолицая
Ты моя нация, Леночка, моя милиция.
Едет в Рязань знакомиться
С родителями своего ментёныша.
Они деревенские.
Денег мало, не могли приехать
На свадьбу в северную столицу,
Но приедут встречать на машине к поезду
В три часа ночи твою пизду.
Ты им влепи, Леночка,
Тренированной ножкой посреди их деревенской хари
Не боись, они нападают,
Волкулаки; ты ещё не ведаешь,
За кого вышла.
Так и бывает в кино, ещё — в боевом кошмаре,
Когда тебя заставляли оставаться до одиннадцати
А к шести
Ты уже шла на работу, а училась на вечернем.
Теперь у тебя обмороки.
Ты интересуешься у соседки по купе,
Она терапевт: отчего бы это?
Отвечает: голодная нервная
Ты бледна
Это нация, Леночка, ебёт тебя не по-детски и требует ответа.
Это нация так устроила
Твоему мужу ходить пешком два часа на работу.
Он пиздит пинками пьяных и удивляется,
Когда они, продвинутые, жалуются в прокуратуру,
Когда он их пиздит — в Рязани так не было.
В Рязани все сразу пугались и не ссали на рельсы.
А в этом поганом Калининграде
Сразу норовят в прокуратуру.
А ведь самим на дежурстве поссать негде.
Ходим ссать, как все, в парке.
Но один там срал. Мы его подняли на дубинки.
Он о-очень обиделся: ребят, вы чего?
Центр города, а посрать негде.
То ли дело было в Рязани. Все понимали.

Он служил в Кёниге. Она к нему бегала.
Идиотка, не умеет сесть в купе,
Всё время бьётся головой о верхнюю полку.
Вообще-то она впервые с детства едет поездом.
Зато они много раз ездили в Польшу автобусом.
Утром вернулись из вагона-ресторана,
Поели на пятьсот рублей,
Это ничего, дёшево,
Рассчитывали на большее.
А потом рассказали подробно меню
А потом айкидо
А потом он сказал, сколько получают его родители
В деревне — мама шестьсот, нянечка,
Папа полторы тыщи рублей, тракторист,
И эта дура-соседка, московский терапевт, сказала:
Нет, ну я не понимаю, как можно жить на такие деньги
По мне и пятнадцать тыщ — маловато.

Конечно, айкидо. В рыло им, в харю.
И все виды рукопашного боя,
Которым Женю научили в милиции,
Маленького, с утиным носом.

Нация, тебе не кажется, что здесь какая-то засада?
Ты, конечно, не желаешь этого слушать.
Легче бухать в ресторациях
И бить по лицам кавказцев.

Мои хозяева в Калининграде
Летом собирают грибы
Не для засолки, для спецпутешествий, нация.
Им немного за тридцать.
Они очень начитанные.
Такие подкованные.
Но если Женя ночью
Ткнёт дубинкой под рёбра
Или Леночка отключит сигнализацию —
Они расколются
И заплачут, и будут ползать
По полу захарканному
Такова простая сила и власть деревенского мальчика
Над высокомерным интеллектуалом,
Ищущим смысл жизни по Кастенеде,
В двадцать лет потерявшим и мать и отца и квартиру

Крысиная мордочка Лены
Она какая-то нечеловечек

Поэту положено быть с его народом
Давай, поэт, давай
Туда, где твоя нация
Ты назгул, поэт, ты не свой, ты не хвастай,
Ты Людвиг, блядь, людоед,
И этот, не могу вспомнить, шахид, вот!
Погибший от любви
Воюющий не на смерть, а на живот
Разрывающийся на звезду, на фашистский крест
Я тебя отвоюю у всех небес, у всех невест,
Нация
Хоть ты и совершенно безмозглая и безнравственная
Хоть ты и никому не нужна
Дурочка, поражена
В правах, дочка, сестра, жена
Это тебе всё кажется
Наконец очнись, давай отважимся
Встать, улыбнуться и накраситься
Сделать зарядку
А потом одеться и отправиться

Попробуем отвязаться
Разведчица, маленькая разбойница

Первая редакция

2007

Лена и люди

Новогоднее

Дорогие россияне! Дорогие друзья!

Дорогие мои москвичи

Украинский сантехник
Грузинский водитель
Молдавский строитель
Азербайджанский торговец
Белорусский правозащитник
Цыганский барон
Настоящий полковник

Армянин-адвокат
Армянин-хирург
Армянин-антрополог
Узбекский поэт
Казахский писатель
Киргизский писатель
Русский философ
Мераб Мамардашвили

Саратовский журналист
Воронежский бомж
Кемеровский шахтёр
Кемеровский актёр
Новосибирский бизнесмен
Калининградский наркоман
Калининградский судостроитель
Калининградский военный
Отставники из Прибалтики
Чукчи и эвенки

Еврей-математик
Еврей-продюсер
Татарин-продюсер
Продюсер из Дагестана
Арт-директор из Кишинёва
Радиоведущая — горячая финская девушка
Литовец-режиссёр
Грузин — хозяин ресторана
Таджикский журналист
Туркменский журналист
Русская журналистка

Мои товарищи
Мёртвые и живые

Питерский музыкант
Питерский искусствовед
Питерский художник
Питерский кинокритик
Все питерские поэты
Пианистка-красавица
Все московские поэты
Все московские и провинциальные доктора
Особенно детская хирургия

Тамбовский волк
Ростовский вор
Ростовский поэт
Волгоградский врач
Сталинградский воин
Донской казак
Руперт Эверетт
Он тоже теперь наш
Минусинский поэт
Минусинский монах

Жители города Беслана
И чиновники Владикавказа
Заложники Норд-Оста
И чиновники Москвы
И доктор Рошаль

И мэр Москвы
И хозяин Кремля
И Ходорковский
И глава Минобороны
И глава Минюста
И тот, кто отвечает за нашу безопасность

Ни слова о Владиславе Суркове
Ни слова о молодом Рамзане
Ну Лена, ну я же тебя просила
Не дразнить мальчишек

Матросская тишина
Владимирский централ
Саратовская тюрьма,
Красная и чёрная зоны,
Сибирские тюрьмы и пересылки
И норильский никель
Омск-Томск
Омск-Томск
Москва-Чита-Челябинск
Казань златоглавая
Далёкий Владивосток
Сахалин и Курилы

Вологодские кружевницы
Ивановские ткачихи
Библиотекарши и учительницы младших классов
В школах для ЗПР
Женщины-матери
Женщины-дочери
Женщины-бабушки
Женщины-парашютистки
Белые колготки
Плечевые и шалашовки
И просто женщины
Нянечки, медсёстры и санитарки

Мелкие спиногрызы
И мелкие, спящие пока в животах
И старики, спящие в своей ментальной тьме

Труженики гламура
Герои тусовки
Продажная пресса
Оборотни в погонах
Чеченские террористы
Мастера культуры
Кочегары и плотники
Рабочие и колхозницы

Либералы и консерваторы
Фашисты и антифашисты
Буддисты, мусульмане,
Православные и католики,
Атеисты и агностики
Сатанисты и поклонники культа вуду
Футбольные фанаты
Подмосковные менты
И провинциальные менты
И бомжики всей страны
И солдатики всей страны
И Пётр Николаич Мамонов
Личным усильем спасающий всю страну

Олигархи в изгнании
Олигархи при деле
Обманутые вкладчики
Пролетарии всех стран
И мои сослуживцы
И рокеры-металлисты

Так, надо сдерживаться
Редакционные площади ограничены

Наталья Леонидовна Трауберг
Виктор Петрович Голышев
Борис Владимирович Дубин
Григорий Михайлович Дашевский

Мария, мать Григория Глебовича
Евгения, мать Петра, Сергея и Александра
Александра, мать Софии и Ксении
С Новым Годом!

Текст написан по просьбе редакции журнала "Афиша" в декабре 2007 года: "Накануне Нового Года "Афиша" предложила восьми российским поэтам выступить с новогодними обращениями — какие обычно произносятся на Первом канале ТВ за пять минут до полуночи. С Новым годом". В проекте участвовали Дмитрий Воденников, Мария Степанова, Лев Рубинштейн, Шиш Брянский, Андрей Родионов, Демьян Кудрявцев. По неизвестным причинам из публикации выпал Всеволод Емелин.

Лена и люди

Продавщица ночного магазина
В котором я часто покупаю еду и напитки
(Ненавижу слово напитки),
Поскольку поздно возвращаюсь с работы,
Как-то сказала: я вас видела по телевизору
По каналу культура
Мне понравилось, что вы говорили
Вы поэт? Принесите почитать книжку.
Я обязательно верну.
Я говорю: у меня сейчас нет лишнего экземпляра,
Но как только появится,
Обязательно принесу.

На самом деле я не была уверена,
Что ей понравится.
Удивительное актёрское блядское
Стремление нравиться,
Которое пропало после Сашиной см-ти,
Но тайно вернулось.

Как-то у меня действительно появился лишний
Экземпляр "Русской версии"
Поэт же должен заботиться
О распространении
Издатели, скажу вам, недостаточно заботятся.
Я отдала. Прямо при покупке еды и напитков.
(Кефир на утро, один джин-тоник, второй джин-тоник,
Потом ещё водочки,
И прощай, жестокий мир,
Как пересказывал
Львовский разговор двух нижегородских подростков.
Я безусловно остаюсь провинциальный подросток)

Оказалось, мы с Леной тёзки.
Ненавижу слово тёзки
И ещё ненавижу слово контачить
Оно вызывает у меня физиологические спазмы
Возможно, потому,
Что за ним мне мерещится коитус и фачить,
А я люблю чистую бескомпромиссную еблю.
Я же сам себе свой высший суд.

Подпишите, — говорит.
Елене, пишу, от Елены.
Отдаю со страхом.
Несколько дней не смотрит в глаза.
Потом как-то народу не было,
Говорит: ну, прочитала я вашу книжку.
Ничего не понятно.
Слишком много имён и фамилий, которых никто не знает.
Такое чувство, что вы пишете
Для узкого круга.
Для компании. Для тусовки.
Кто эти люди, кто эти люди, Елена?
Которых вы называете поимённо?
Я дала почитать двум своим подругам,
Одна имеет отношение к литературе.
Они реагировали так же:
Это для узкого круга.

Я говорю: а про Тихона Задонского
Тоже непонятно?
Она говорит: нет, про Тихона понятно.
Я говорю: а про Серёжу-алкоголика — непонятно?
Она говорит: понятно.
Я говорю: а статьи — тоже непонятно?
Нет, проза, говорит, понятно,
Я даже захотела почитать подробнее
Об этих людях, о которых вы пишете.

Лена, говорю, поверьте, я не специально.
Я не хочу, чтобы было непонятно.
Просто так само получается.
Она смотрит на меня с сочувствием
Говорит: понимаю.
Я продолжаю оправдываться: знаете,
Я пишу довольно много статей,
И если вам в этих, в книжке, уже понятно,
То и в других, наверное, было бы тоже?
Она говорит: понимаю.
Ну, вам два пива и сигареты с ментолом?
Да, говорю, Лена, пожалуйста,
Я буду работать над собой.
Шарик вернулся, он голубой.
Видите, уже появилась рифма.

Зачем я хочу, чтобы она поняла?
Зачем я хочу оправдаться?
Откуда это чувство вороватой неловкости?
Забытое
Что, хочу ей понравиться?
Хочу быть любимой народом,
Как пианист Воденников?
Провожу чистый социокультурный эксперимент,
Как Д.А. Пригов?
Я эксперимент его памяти
Уже проводила
На выборах короля поэтов
В Политехническом
(Читала антипутинский стишок
На фестивале, спонсируемом Администрацией Президента.
Такой чистой волны ледяной ненависти,
Которая исходила от зала,
Заполненного студентами провинциальных театральных вузов,
Я не чувствовала никогда.
Это хороший опыт.)

Я же всегда говорила:
Нельзя показывать
Свои стихи детям и родителям
Рабочим и крестьянам
Надо показывать фабрики и заводы,
Бедным — чужие проблемы, богатым тоже
Я же
Показываю работу родной речи
В стране природных ресурсов
Никого не наёбываю,
Как поэтесса Джохан Поллыева

Это, видимо, немыслимая претензия
И самозванство
Нет, верно возмущался папа,
Когда прочёл в моём подростковом дневнике:
Я притворяться б не хотела,
Что я такая же как все —
Ты что, считаешь себя лучше других?
Вопрошал он со страстью,
Граничащей с садомазо.
Мне было пятнадцать
У меня была первая депрессия
Родители не заметили
Я не привыкла жаловаться
И привлекать к себе внимание

Я не считаю себя лучше

Моя претензия круче
Я считаю себя другим, другой, другими
Как в кино с таким названьем
С Николь Кидман в главной роли

Я не понимаю, зачем накануне
Нового Года
Люди бегают в поисках ёлки
И подарков
И этот дурацкий обычай
Дожидаться
Речи Президента по телеку
А потом выпивать и закусывать

Этот Новый год
Я встречала
В поезде москва-воронеж
С китайскими рабочими
У них год крысы наступает в феврале
И они легли спать в одиннадцать
И я с ними заснула
В отличие от привычки
Засыпать в четыре

Я люблю заглядывать
В освещённые окна
Там живут аквариумные рыбки
В своих водорослях
Всё это ужасно интересно
Но я не понимаю как это устроено
Кто придумал
Пить шампанское
В Метрополитен-опера?
На другой стороне земли
Всё могло быть иначе

Короче
Не могу больше притворяться
Иду домой и думаю:
Кто она, Лена,
Продавщица ночного магазина
Лет пятидесяти, крупная, в очках
Я люблю слово крупная
Она такая полная, высокая и не рыхлая
Крепкая такая крашеная блондинка
Которая смотрит канал культура
Когда не работает сутки
Иногда выходя покурить на крылечко
Пошутить с охраной
Кем она работала в прошлой жизни?
Инженер? Библиотекарь?
Не забыть спросить в следующий раз,
Если у неё будет не слишком много народу

Ну и, конечно, она права:
Это сложный текст,
Даже когда он притворяется простым,
Как сейчас

2008

Короли улиц

* * *

Кто меня убьёт — последний в роду
Мать или дед
Дядька или брат
Бабка и отец
Сестра и сестра
Или новая девочка папина внучка
Нацепивший свастику, надевший голду —
Их уже нет, кто меня убьёт
Кто и был бы рад
У кого что болит
Верёвка вода свинец
В Сонной Лощине, в Мокром Логу

Бывшие совки кагебешные хорьки
Давно обивают пороги ларьков.
Мои родаки — их уже нет.
Остались оболочки новогодних конфет.
Кто меня убьёт?
Язык и народ,
Дункан МакЛаут, умлаут,
Сила ночи сила дня Кастанеда и пейот.
Но весь этот теленаркотраффик не для меня.

Никто не выступает к простолюдину на бой.
Дед Пихто, Рэмбо с нимбом над собой.
Любовь моя, только ты меня выводишь на убой.
Протестовать не стану,
Воля твоя, говорит Изольда Тристану.

В сущности, первый встречный
Воробей над Москвой
Бесчеловечный
Срёт мне на чёрные левые грудь и плечо
Меча как путь млечный.
И отлично.

Я кричу в ночи, сворачиваясь в калач
Червём
Кольцами давя кирпичи как Владимир Ильич:
Никому не сдамся живьём,
Хоть он будь бессмертный паяц и небесный палач —
Мы ему споём

Никого не видно окрест опричь
Пары товарищей с АКМ,
С наглыми лицами ангело́в
Наголо бритых голов
Расчехлённых стволов
Поминальных столов,
Не сдающихся в плен,
Каберне Совиньон
Употребляющих винтом
На понтах вдвоём и втроём
На мостах
Говорящих русскую речь.
И какой-то там далее женский плач
Но и он
Не имеет смысла теперь.

И кому я песни своих поэм,
Как енот вонюч
Что ходил к нам с Таней каждую ночь
На помойку, куда мы курить как брат
В Миссисипи, где русских поэтов сдавали под ключ
А за ключиком холст и клад
Да никто меня не убьёт
Хоть и был бы рад
Ни ракета земля-воздух, ни установка град
Дураки, смерти нет, дураки.

Но и это на первый взгляд.

Короли улиц

Капитан убойного отдела
Полиции Города Ангелов
Бывший народный водитель Киану Ривз
Просыпается утром с похмелья
В своей засранной мелкой квартирке
С опухшей рожей
Берёт три мерзавчика водки
Проверяет пистолеты и автоматы
Садится в машину
И отправляется мочить китайских негодяев-
Наркоторговцев
По дороге за рулём он выпивает пару
Выбрасывая тару на тротуар
Последняя доза —
После того, как он всех положит
По траекториям, недоступным простым смертным
Это было довольно красиво

Три года назад у него умерла жена
Он всё ещё находится в этих обстоятельствах
Которые выясняются
На примерно тридцатой минуте фильма
Из его разговора с судмедэкспертом

Она трахалась с другим человеком.
Кто это, непонятно.
Возможно, кто-то из сослуживцев.
В момент совокупления
Точки оргазма
У неё лопнул мелкий сосудик в мозгу.
Эксперт отказался выдать заключение
Анализ вскрытия
В частности,
Слюны и спермы в её влагалище.
Капитана Киану Ривза это до сих пор достаёт
Кого бы не достало
И он бьёт морду эксперту
И там у них в помещении анатомички
Воздух довольно спёртый
Несмотря на кондишн.
Им трудно драться.

Потом он сразу опять отправляется мочить негодяев
Ещё нетрезвый
С двух рук, по-македонски
Его вовлекают в сложные обстоятельства,
Но он с ними разбирается

Автору этого текста
Явно необходима сильная мужская проекция

Друзья-подельники ему говорят:
Ты любишь мёртвую женщину
А остальных, живых, ненавидишь.
Вернись в этот мир, Киану.
Он отвечает им: отъебитесь и не пиздите
Не ваша забота, товарищи
Не трогайте блядь эту рану

У него есть подружка
Медсестра полицейского госпиталя
Она его иногда сексуально утешает
Ира, мне сейчас не нужна работа на
Другого мужчину
Мне плевать на его сложные обстоятельства
Мне нужна настоящая человеческая поддержка
Товарищеская, командная
Как принято у прирождённых убийц

Капитан бразильского элитного отряда
(Имени актёра я не помню
А режиссёр выиграл главного медведя
На Берлинском кинофестивале
Фильм так и называется:
Элитный отряд)
Короче, командир такого отряда,
По-русски сказать спецназа
По борьбе с наркотиками
Обучает своих пацанов жестокими
Методами,
Доходящими до комизма

Возит их мордами в грязи
Как во Взводе и Апокалипсисе

По его вине убит двадцатилетний парень
Стоявший на стрёме в наркопритоне
К капитану пришла мать этого парня
Спросить, кто вернёт ей её ребёнка
Жена капитана ждёт ребёнка
УЗИ показывает: это мальчик

Капитан пытается справиться с этими чувствами
Даже идёт к полицейскому психоаналитику
Но не может говорить: аналитик женщина

Жена всё-таки от него уходит
Потому что он на неё орёт
Потому что она пыталась ему советовать
Как разруливать на работе

Но его пацаны
Сделают всё красиво и страшно
Несмотря на человеческие привязанности

Это неполиткорректное кино
Типа русского Балабанова
Оно говорит, что сила в правде, а правда в силе
И всё начинается заново

Об этой идее апостола Павла
Мне сообщает бывший капитан ФСБ
Ныне начальник охраны
Пресс-службы
Крупной московской медиаструктуры
С которым мы случайно встретились
На очередных поминках
Общего друга, Лёши Шведова, военного журналиста
Мы умудрились друг другу понравиться
С этим капитаном

Он говорит: эти люди, которых ты видишь,
У меня в кабинете
Вели бы себя совсем по-другому.
Они бы кололись и плакали
И чё-то я не применил к тебе НЛП
Чтобы ты начала колоться
Хотя я знаю кто ты
Даже не сомневайся
Не понимаю
Что вы такое, бабы, с нами делаете

Я говорю: хуйня твоя энэлпи
Её всегда заметно
И это всегда выглядит со стороны довольно глупо
Лучше бы ты поехал с друзьями к Лёхе на кладбище
Выпил бы там водки
За упокой его некрещёной души
Но мальчишки такие тупые
Он запамятовал, что я его враг.
Реальный, до смерти, до уничтожения

Его жена за него молится
Повесила крестик ему на шею
У него Афган и две мелкие судимости
За то что дрался с начальниками в армии
По его словам

Мы смотрели это кино с Юлей Идлис
И она сказала:
Мальчики не могут вынести настоящую жестокость
и нежность
Только девочки могут

Я ему сказала: твоя проблема в том
Что ты думаешь, что ты сильный
Но вся твоя сила у Бога
Я пошлю тебе один текст
Его написала женщина
Он о том, как Бог работает в суде
И почему Христос оказался среди разбойников
Это перевод с французского

Ты, говорю, русский офицер?
И я русский офицер
Старший лейтенант медицинской службы
Как офицер офицеру тебе говорю
Как говорил мне твой коллега в Беслане в больнице:
Садись, дорогая, я всё расскажу тебе
Как это было

Такая у меня теперь жизнь.
Офицер запаса
Старший лейтенант медицинской службы
Отлично до сих пор помнящий
Как организовывать пути эвакуации
В случае военных действий

Сидит у себя на кухне и горько плачет
Криком кричит
Как простая русская девка
Оттого что её не любит её товарищ
Киану Ривз,
Капитан спецназа

Ты выходишь, говоришь, утром с опухшей рожей
Как будто я тебя бил
Да, ты бил, товарищ, давай не будем пиздеть своим ребятам
Да и я тебе отвечала матом
См. сцену из Mr and Mss Smith
Когда Брэд Питт накидывает Анхелине
Которая за бабки снялась у Бекмамабетова
Я всего ожидала, но только не этого
Это ставит под сомнение её подвиги
На ниве благотворительности в Африке
И превращает их в индульгенции
Это нечестно

Да, ты пиздил меня ботинком в лицо
Ну и цо? Оно всё равно разбито
В старой аварии.
Сильнее того, что со мною произошло,
Уже всё равно нельзя
Сильнее таких сюжетов
Уже нельзя
Какие там нахуй Лукьяненко и Бекмамбетов

В 19 лет я выезжала на трассу
На отцовском спортивном велике
И тормозила передним ручным тормозом
И это была неверное решение

Меня подобрали дальнобойщики
Довезли до больницы
Где работал когда-то отец
И разбитую губу мне грубо и больно шили

И многим мужчинам потом это казалось секси

Это невоенный шрам,
Я не буду его оперировать
Скорее, сделаю татуировку
На левом плече

Я хочу,
Чтобы у нас были человеческие отношения

Куплю красное платье
Пч
Моё нью-йоркское протёрлось на жопе
Пч
Я слишком часто его носила
В Мюнхене с рюкзаком
В 2003 году
Когда мне Саша
По смс говорил:
Посмотри направо-налево
Ты увидишь нереальную красоту
Могилу Людвига и подвиг фашистов
Старые барочные церкви
Чёрные жемчужины
Пьеро в роли Христа
Запомни навсегда
Ничто не отслоится
От старого холста
Я смотрю эту карту по Интернету
Я вижу тебя на ней
Вас с Машкой
Поднимающихся на башню

Ты же боишься высоты
Но оставайся на ней
Иначе это будешь не ты
И я с тобою не справлюсь
И ты со мною не справишься

Старое красное платье было льняным
Новое будет шёлковым
Мы пойдём в нём с Алматом на вечеринку
И будем там лучшей парой
Рисунок тату обещает Эдик

Говорит Уме Турман
Отец её ребёнка
Специалист по разным единоборствам
Дэвид Кэррэдайн
В конце второй самой важной серии
Пытаясь её урезонить
Положи детка пжлст наземь
Своё оружие
Ну, вы сами знаете
Чем это закончилось

Но я попробую к нему прислушаться

Публичная женщина

Она встаёт на обе но́ги
Она идёт на перекличку
В программе Итоги
И прикрепляет табличку
Ей благодать ни за что даруется
Но боже мой она гримируется
Никак не может успокоиться
Она ещё, дрянь, смеётся

У неё чёрный лифчик и белые чулки
Лаковые каблуки
Её окружают мёртвые моряки
И жиголо танго
И прочие грустные мудаки
Она ведёт себя как блядь
Её невозможно понять невозможно забыть невозможно
Она меняет свои решенья
Какие её связывают отношенья
Со всеми этими людьми,
Персонажами её пьесы?
У них различные интересы.
Ни одного движения ложного.

Она надевает чулки и боди
Серебряной кольчуги нечто вроде,
А сверху носит Levi's и худи.
Что говорят об этом люди?
Что в глазах её лёд
И никто ей не брат
Не медбрат, вот.

А по ночам она плачет как девочка
Ходит по ножам как чужая дочка
Плетёт рубашки из крапивы
По лекалам французских пижам
Вынимает из-под ногтей булавки
Словом делает всё что положено
Бедному ангелу нашей провинции
Женскому ангелу в отставке
Молится: хоть бы остались живы
Её братцы сестрицы её братцы

Он пишет однозначным почерком
Ей только что
Понравившимся:
Ты моя роза и язва
Ты моя жизнь и смерть
И чем ты бессмысленней
Тем больше тебя не стереть

С остальными я всё искусственней
Всё боле и более врозь
Ты моя тайная рана
Ты моя тайная связь

Как вырванный под наркозом
Корень, не действует наркоз.
Как говорит европейский разум:
Всё это только джаз

Мы еблись без гондонов
Знаешь ли, мы еблись
Как разжалованные без погонов.
Сюрприз.

Но это можно разве что в прозе.
Я буду лучше тебя разве?
Не стой возле.
Не стой на таком большом морозе.

Согласен, она никто
Твоя королева ню
В красном дешёвом белье
На чёрных лаковых каблуках
В драных шелках
Но девушка может одеться
За две копейки, если её
Сопровождают ангелы танго
О моё сердце

В чёрно-красном белье
И дешёвом фальшивом колье
Не имея сваровски в ближайшем киоске
Там продаются сердечки из красного камня.

Твоя королева фавелл
Ступает в Пушкинский переход
Мертвенная как мел
Один джин-тоник, другой джин-тоник, ей этого мало
Ей нужно величье другое обличье
Беличье птичье
Не бизнес её от ментов

Как нам теперь с ней быть
Когда продают дивиди
Со всеми фильмами о любви
А потом говорят: уходи
Форгот, форгив, фаревелл.

Но это всё не финал.

Кто она есть
Ни целовать ни выпить ни съесть
Бессмертная как Ван Дамм
Настоящая жесть

Я тебя никому не отдам

Не ходи по её следам
Не смотри ей в тоске вослед
Не ищи в ней благую весть
Как заезжий корнет

На её лице только тень
Крыльев ангелов танго

Само её лицо, поверь
Ничего не выражает

С её тела падает жаркое платье
Сегодня буду звёзды с неба срывать я
Бросать астероиды к этим ногам
А завтра стану прямой хулиганкой
Маленькой дрянью французской цыганкой
Светскою пьянью кабацкою львицей обаятельной блядью
И шёрстка дыбом
Не чета вашим гламурным рыбам
Напевая проклятия как Вальсингам

Знаю он любит меня и желает
В смысле хочет но молчит
Иногда мне кажется: щас залает
Мой мальчик, мой друг и брат
Меч и щит

Приезжает парень на мазератти
С её тела падает жаркое платье
Как с актрисы Светличной
У него на шее цепочка в палец
Говорит с акцентом: тебе нужно мужские объятья
Отвечает: пока погуляй как Мельмот-скиталец
Пойди на луну полай милый
Подумай о жизни личной

Мы потом разберёмся с нездешней силой
Что стоит над нами как алое знамя
Пионерской клятвы военной мощи

Ка́рмен, пока ты будешь кривляться,
Мир наш пойдёт ко дну.
Я не отдам и пятнадцати сольдо
За его свет, антр ну.
Ни за то, как свистят твои братцы
Перед корридой, ни как креститься
Начинает тореадор.
Кармен, пока ты будешь кривляться,
Нам закроют единственный коридор.

Кармен, пока ты не отделяешь
Личное от общественного,
Это опасно и это нечестно.
Никто из нас не выйдет отсюда живым,
Ты знаешь.

И знаешь ли, Кармен, между нами,
Ты никогда не казалась мне прекрасной
Но что-то необъяснимое
Интриговало меня в тебе
То ли свет на скуле, то ли карие глазки,
То ли смешная мальчишечья стрижка,
То ли детский шрам на губе

Ты глупа как пробка краткая юбка
Чёрные каблуки
И мне обсуждать с тобою голубка
Мужские дела не с руки
Красные коготки
Белые колготки
И солнечные трусы
Золотые сердца весы

Ты лучшая тварь вековых генераций
Горящее дерево на образах
Кармен, пока ты будешь кривляться,
Я тысячу раз умру у тебя на глазах

Ты лучшая девушка старых традиций
Звезда европейских провинций
Но я увижу тебя с этим парнем
И я убью тебя, Кармен

Твои письма валяются и пылятся,
Словно ты в постели моего детства,
Покуда ты продолжаешь кривляться.
Я не просил тебя раздеться,
Но ты начала раздеваться.

Соберись тряпка соберись тряпка
В театральных занавесях паруса, хлопка
Скажи публике что она хочет

За тебя выступает твоя холопка

Кармен, пока Пречистая Дева
Ещё потакает нам
Пока ты ещё моя королева
Дай доплыть пацанам

Дело поверь не во мне

Я должен стоять к тебе близко
Одним из твоего блядского списка
Я не должен пройти тебя мимо
Хоть это необъяснимо

Пока ты будешь кривляться
Но это известная старая пантомима
Пока нам читают Псалтырь и Святцы
Береги себя моя душенька лапка

Осень патриарха

Господь и Бог мой, Ты видишь: это декабрь, тюрьма.
Те, кого я люблю, в одночасье сошли с ума.
И как в блокаду в столице пустые дома.

У храма ХС стоит большая толпа.
Я хочу записаться в УПА.
Куда Ты дел любовь Свою, спрятал в подол?
Да нет, висишь над Москвой распятый, вроде всем далеко видать.

Она говорит что меня любит но мочит в упор с носка
Она говорит что он её любит но он ей никто, тоска.
Он говорит что меня любит но моя любовь ему не нужна.
Этого ли Ты хотел, мой Господин, когда ночь нежна?

Что за хуйня
Любовь зла и слепа

Тайное дело в мире творится, мой Господин.
Я как в глазу
Твоём спица больше не сплю
(То есть Ты не один)
Ни днём ни ночью
Хочу быть Твоею дочью
Подбирая соплю

Москва заебала не могу её защищать
Твои святые и то еле-еле держали щит

Не принадлежать вещам
Не принадлежать любви

Как говорят в попсе иностранной: хочет, но молчит

Я, мелкая вошь, сосущая кровь Твоих ран —
Не ставь между нами экран.
Я вошь на Твоём плаще
Я плащ для Тебя вообще
Который Ты попрал ногами
Как бесприданница в грязи
Провинциальных моногамий.
Потом встаёт и говорит: вези.

Я, нежная ложь, для всех наркотик и сон
Не давай мне вставать с колен
Не давай мне надеяться
Быть одной среди нас

Самое важное в мире —
Сердце моего братца
Сердце моей сестрицы
Хотя она бывала неласкова
И он бывал отвратителен
Не тому нас учили наши родители
Маршируя у Мавзолея с пробитой косткою
И фотомодель Паулина Прохазкова,
Ускользающая красота Твоего присутствия

* * *

Что будет с Сербией за Дрино́й?
Лучше решайся, что будет со мной.

Знаю, я чистый Дункан МакЛаут,
Что кажется неуязвим.
Нет, я мёртвый обериут.
Нет, я Зидан Зинеддин.

Нет, я кавказский пленник в зиндане
Которого вряд ли откупит родня.
Пока я думаю о Зидане,
Он делает за меня.

Нет, я маленькая жирная крыса
В белой лаборатории.
Студенты распяли на пыточном столике
И трогают без наркоза

Нет, я нежная русская роза
Лучшая девушка этой провинции,
Утверждают местные алкоголики
Слушая музыку революции
И комментарии тайной полиции

2008–2009

По канве Брэма Стокера

Из дневника Джонатана Харкера

Я вспоминал тебя в Румынии
Простою девочкой и птичкою
Как обманувшее оптическое
Я ехал в поезде заранее
По делу прошлому юридическому
И видел разные пейзажи
Такое общее рисунком
Как ты была в соседнем доме
Так кратко видел эту карточку
Как будто ты прошла в вагоне
Как стюардесса в чёрном платье
И маленьких простых серьгах
Как на ресепшене в заброшенном Хайяте
На медленных каблуках
Среди облупившихся стен

Я был там ради господина,
Которого и ты любила,
И ради женщины, которой
Ты иногда кому-то кажешься
Или являешься в реальности

Там очень плохо с гигиеной,
Но хорошо с былым величием
И с прошлой музыкой военной.
Имперское как вампирическое.

Когда народ казнил правителя
Под лозунгами демократий,
В своём уме фотолюбителя
Я видел флаги цвета платий.

Я проезжал долину Муреша,
Пока ты двигалась по Вене.
Я ехал в поезде с товарищем.
Мы будем гибнуть откровенней.

Я видел дом его и кладбище,
Но не входил в его могилу.
И ты наверно догадаешься,
Поскольку ты его любила.

Я наблюдал дворцы наместника
В их утопическом кошмаре
Под каменными перекрытьями
Толпились неземные твари
Как в сновиденьях об инцесте.
И я немедля принял двести
И вышел во дворы с церквами
И крылья чёрные над вами

Я окликал тебя по имени
Но ты почти не отзывалась
Я чувствовал сквозняк из пламени
Который проходил по темени
Возможно под влияньем виски
Ни волоска меж нами милая
И в то же время мы неблизки

Поездка шла почти по плану
Но были и неожиданности.
Ну например что если надо
Приходится убить любимое,
Моя душевная отрада
(Была тюремная баллада
На этот счёт одним написана)

Скажи мне, с кем ты целовалась
Нет ничего не говори
Умри-воскресни

И если наша жизнь потеряна
В огне невидимых светил,
Я сделаю как ты намерена

Я сделаю как ты просил

Из дневника господаря Влада Цепеша

Я вспоминал тебя в изгнании
Ты путешествовала с другими
Во сне как чистый разум знания
Для общей смерти, дорогая.

Я вспоминал тебя в рассеяньи
Я вспоминал тебя в постели
Я вспоминал тебя живою
С отрезанною головою
И часто думал: неужели

Я вспоминал тебя как ласточку
Мою голубку и красотку
Твои вьетнамки и кроссовки
И белую льняную юбку
И чёрную шёлковую кофточку

Как медленно пройдя меж пьяными
Ты на плечо моё ложилась
Обыкновенно, свет без имени,
И плакала и сторожилась

Какой-то нервной тенью ланью
Чужою длинною ладонью
Угрюмый тусклый огнь желанья
И сожаленья

Я вспоминал твою историю
Твоё холодное несчастье
И солнечную акваторию
И женские твои запястья

И то, как раскрывалась медленно
Навстречу новому роману.
Какая ты смешная, милая.
Я точно помню эту рану.

И если наша жизнь поделена
На старых картах внешних сил,
Я сделаю, что было велено.

Я сделаю, что ты просил.

Из дневника доктора Ван Хельсинга

Я вспоминал её в Голландии
На берегу у самой дамбы
Когда вступало наводнение
К коленам Господа и Дамы
Когда к Никольскому собору
Спешили моряки и девки
А я заканчивал уроки
В анатомическом театре

В столичном городе, в котором
Я понял после: сердце бьётся.
Она была таким партнёром,
Что редко человек дождётся.

Её лицо во тьме менялось
Её душа во сне светилась
И как она не сомневалась
И как бесилась

Я помню колотые раны
И помрачение сознанья.
Она пересекала страны.
Она была моё созданье

Когда познанья в медицине
Я положил к её спасенью.
И если жизнь казалась длинной,
То после говорю как циник:
Я лично видел Воскресенье.

Музыку я разъял как труп.
Она держала эти струны.
Затем мы основали клуб
Её друзей с её законным.

И если наша жизнь на милость
Каких-то варваров сдана,
Я сделаю, как ты стремилась.
Ты предупреждена.

И если наша жизнь утрачена
Как разорённая страна
Я сделаю как предназначено
Я стану слабым как она

Из дневника Мины Харкер

Я наблюдала как тебя колбасило
В процессе усложнения сюжета.
Я ничего не приукрасила.
Порою я тобой гордилась
Как девочка дарёным гаджетом
На дискотеку нарядилась.

В тебе не нужно сомневаться.
Твоё притворство и коварство.
Ты господин, достойный царства,
Но отвергающий корону.

Не бойся, я тебя не трону.
Я врач войны, а не лекарство.

На лбу моём пройдут стигматы.
Ты вёз меня через Карпаты
До самой пропасти, до замка
Как тяжкую и дорогую ношу
В огненном волчьем круге.
Нам нельзя сомневаться друг в друге.
В наличии у каждого
Креста кинжала и лопаты
В готовности исчезнуть заживо
Не бойся, я тебя не брошу

И если наша жизнь закончится
Не так, как мы предполагали,
Мы сделаем, как нам захочется:
Мы просто встретимся в Валгалле.

Я видела их всех
Они были очень смешные
Они думали, что способны
Уберечь меня от судьбы как от заразы
Но судьба человека
В холодном советском смысле
Не зависит ни от Бога
Ни тем более от людей
От их желания быть хорошими
Или что-то изменить.
Понадобится только мужество
Невыносимая твёрдость
Любовь сумасшествие милость
Чувство юмора
Ты должен делать что должен
Джентльмен выбирает безнадёжное дело
Пока мадмуазель поёт блюз
Ты будешь как военный моряк
В 12-балльный шторм
И вера и преданность друг другу
И готовность идти до конца
Без тени сомнений
За эти годы ничего не изменилось

Приложение: румынские песни, голосом Эржебеты Батори

Чёрная кровь чернее вина
Чёрная ночь как чёрный платок
Если есть сила сильнее тебя —
Покажи мне её, мой друг.

Бабка сказала, ты будешь со мной.
Мать вздохнула и отвернулась.
Отец помолчал и пожал плечьми.
Брат рассмеялся прямо в лицо.
А дед мой умер так давно,
Что его уже ни о чём не спросить.

Кому мне верить, карты молчат,
Подруги советуют: позабудь.
Гадалки показывают два пути.
Попы говорят: дорогая, ты блядь.

Я взяла тебе старый цыганский крест
Я достала старый цветной платок
Из бабкиного сундука
Если есть сила сильнее тебя
Покажи мне её мой друг
Я подожду пока

Снег засы́пал все проходы в горах
То ли то ревность то ли страх
То ли твои подруги
В белом-белом небе жутко кричат
Как волшебные птицы

Брошу косынку — река протечёт
Брошу расчёску — вырастет лес
Брошу булавку — город встаёт
Закурю сигаретку — парень придёт
Начнёт сладкие песни

Ну я послушаю речи его
Достану ножик, к губам приложу
И отправлю гулять восвояси

Для нас есть место у Бога в руке
У Мадонны в потайном узелке
У Христа под плащом
Но мы здесь боюсь совсем ни при чём
В холодном и высшем смысле

Приносила господину зелена́ стакан вина
Он не плакал не смеялся принимал его на грудь
Стороною вытер тыльной запотевшие усы
Мама, что во поле пыльно? — так он смотрит на часы
Он совсем не верит чуду, у него в груди война
Но куда писать я буду? — напиши куда-нибудь

Крест на нём лежит румынский и турецкий ятаган
Он не знает, где ночует, и не помнит, что курил.
Я просила, но устала: положи к моим ногам,
Что награбил в Македонии, в Стамбуле разорил

Пистолеты под кроватью, под подушкою ножи
Забери меня отсюда или больше не держи
Зеркала мои в тумане, перевалы замело.
Как поют во тьме цыгане, что случилось, то пришло.

Подносила господину вина чёрного как ночь
На снегу остались капли, как он выбросил стакан
Никого нельзя утешить, никому нельзя помочь
Только мёртвым в белой церкви, но на то другой закон

Подносила господину вина красного что кровь
Подставляла белу шею, отворяла ворота
Страшен Божий суд над нами, но страшнее красота
Маленького мира в смертной оптике Креста

Кто же может уходящему сказать мою любовь

Золотые весы в груди у моего мальчика
У моего мальчика в сердце золотые весы
Он умный как чёрт и нежный как девушка
Он тяжёлый как меч и лёгкий как пуговица
Он гибкий как лёд, который вот-вот проломится
Но он отлично, просто великолепно держится

О закрой мою душу своею душою душа моя
О закрой моё сердце своею рукою душа моя
О закрой моё солнце грудью душа моя
Не то нас поубивают наши родители

О закрой мою голову головою душа моя
О закрой мою тень своею, душа моя,
И моё дерево своим деревом
И реку мою своею рекой
И всё тело моё своим телом

Спокойно, мне нужно сосредоточиться

Стань как стена за мною
Стена Плача Иерусалимская
О не бойся более Бога с той поры душа моя
Он любит любящих
Постои за меня как за Его творение

Стань за мною как волшебное воинство
На защиту города от неприятеля:
Щит ко щиту, ни волоска меж ними
О закрой мою душу своею душою душа моя
Так душа моя твою душу просит,
Королева вызывает союзника
Шлёт гонца в сопредельное королевство

Сердце моё, много мне твоего сердца
Но нужно мне ещё более
Сердце моё, много тебе твоей любви
Но тебе нужно ещё более

Господин, все победы этой войны будут твоими
Все флаги падут к ногам твоим

Нет никого мне дороже товарища
Ты моё сердце душа моя
Ты из самого сердца
Моего со мной говоришь

Полюбила одна волшебница
Простого человека.
Русского мальчика, воина и короля,
Очень хорошего, с открытой душою,
С золотыми весами в сердце.
Но он что-то печальный сидит
Как западнославянские начальники
Накануне решающего сражения
И смотрит в глубокую воду
И не видит там своё отражение

Как будто сердце его в другой стране,
У другого человека, ранено или забрано,
Всё равно это, мужчина или женщина,
Властелин Трансильвании или местная ведьма,
Деревенский колдун или любовь несчастная

И пока он так думает
Эта битва наверняка будет проиграна

Она думает
Про золотой ключик
От этих весов
Забытый его матерью на дне колодца.
Про его правую ключицу.
Выемку меж головой и плечом,
Куда женская голова так хорошо ложится.

Если нырнуть, можно достать
И вернуть этот ключ хозяину
Накануне того, как сойдутся войска
И пойдут басурманы на приступ —
Она не боится кессонной болезни,
Дева воды, глубоководная рыба —
Но он может не узнать сразу
Этот маленький чуждый необходимый
В военном любовном спортивном и смертном деле
Предмет

Дорогая, любимая девочка, просит, сосредоточься,
Душа его её душу просит
Но он сам об этом пока не знает.
И её душа выходит из сумрака
На его мужскую королевскую просьбу

2008

Сараево

* * *

Сараево поражает в самое сердце:
Восемь мечей, семь мечей.
Это икона Умиление злых сердец.
Как напевает вдова бандита Аркана Цеца:
Београд, Београд, установка Град
Пули, вино, свинец.

Стыдно покинуть город, который любишь
International, смертный металл.
Так рассуждает профессор русской литературы.
Он умирает от рака, он здесь блистал.

* * *

Сараево как вороново крыло
Покорное артобстрелу Граде мой
Ну такой я дурной человек
Выпивоха и балагур
Пиздобол и блядун
В этом маленьком городе разных религий
Где девки дают на раз
Оставляя глубокие раны

Сараево, моё сердце,
Тебя никогда не понять
Как большую любовь
Невозможно вполне достоверно увидеть
Она более человека

Я могу это описать:
Красные крыши, как во Флоренции
Белые кладбища, как в Стамбуле
Живые и мёртвые вместе
Австро-венгерская архитектура
Задворки великой империи
Маленький мостик чрез мелкую речку,
С которого убили нашего Фердинанда
Утопические карты маршала Тито
Олимпийские кварталы
Никто не забыт, ничто не забыто
Ты сердечная артерия, ты венозная нитка
Проспекта его имени
Узкого, как улицы европейских провинций

Я не могу это описать
Не вмещает моё сердце
Я не могу этого вынести
Как большую любовь

Я могу только сидеть в гостинице плакать
Ходить тупо быстро слишком быстро по кварталу кузнецов и торговцев
От сигарет и перепадов уровней задыхаясь
Как в Тбилиси
Дико пахнет диким биологическим кофе

В Сараево гроза
Там бывают внезапные горные грозы
От ливня
Я скрываюсь в ближайшем кафе
Буквально с открытки на Бахчаршии
Шлю смс: в Сараево гроза
Ты отвечаешь: это эхо прошедшей войны
Отдохни, забудь обо всём, дорогая

Быстрый секс в гостинице "Европа"

Гостиница Европа — главная гостиница города
Историко-культурная достопримечательность
Здесь писатели и художники пили кофе
И мечтали о Париже
Её перестроили после войны
Для иностранцев.
Когда я получила смс:
Я остановился в гостинице Европа —
Я ей-богу этого не понимала
Всех этих понтов, этого сложного бэкграунда

Шикарный номер
Пять звёзд
Зеркала, кондишн, телеканалы.
Но дело в человеке, который тебя туда приводит

Мусульманин
Палестинец
Учился в Ленинграде
Работал в Израиле в Лондоне и в Эмиратах
Познакомились на боснийском паспортном контроле
Русские паспорта, не положено без заверенного подтвержденья
Приглашающей стороны
Ну мы раздражаемся и смеёмся
Нельзя покурить
Болтаем минут сорок
Он детский врач, работает в Канаде, я ему доверяю
Он мне нравится
Он отлично пиздит по-английски с таможней
Таможня даёт добро
На улице стоят приглашающие стороны
Обмен дружественными телефонами
Чёрный ночной звёздный воздух
Выпиваю рюмку, падаю в отеле

По горной дороге в Баня Луку
Меня тошнит
Под пение Дино Мерлина.
Это дорога, на которой ты мог погибнуть
Пятнадцать лет назад.
Блядские зеркала в гостинице возле Банска Двори.
Немного белого вина с Таней после встречи с читателями.
Смс:

Я хочу пригласить вас на кофе, поговорим, Елена.
Я вернулась в Сараево
На следующий день.
Мы хорошо, но недолго поговорили.

Сколько поколений любовников
Входили, немного нервничая, в отель Европа
Под взглядами официантов и ночных портье
Мужчины в костюмах в фальшивых часах Картье
Женщины в красном и чёрном белье
Высоких шёлковых чулках
Под вечерними платьями
Задыхаясь
Как они чувствовали себя: как провинциалы
Или как граждане мира
Затерянные в этом великом маленьком городе
Как никто, как просто тела в эротических зеркалах
Театра
Послевоенных действий

* * *

У него много дел
На разных других языках
Прошлых лет

У него пару раз
Срывалась большая любовь
Он сказал себе: стоп
Кран
В этом поезде злых сердец

Входил в аэропорт
Сдавал левый билет
На военной броне
Ехал чрез перевал

Конечно, он выпивал
Из сердца всех доставал

И если смерть как его подруга
Стояла за ним стеной
То следует стать подругою смерти
И двигать её спиной

Мама, рок-н-ролл — это он

Горный хребет
Синий вельвет
Хочется быть где никто никогда не бывал

Неважно о чём ты сегодня куришь
Где ты теперь с кем ты сейчас
Порт Амстердам
Я хочу быть с тобой
Я тебя никому не отдам
В холодном и высшем смысле

На белой стене
Фотография белой боснийской стены
Там стоят мои мальчики странной войны
Всех со всеми
Девяностых
В световых переплётах астральных острых
Распыляя абстрактное смертное семя
И потея от страха и солнца
В моднючих тогда-то рубашках и джинсах
И бронежилетах
Там бомбят, ожидают конвой и ужасно жарко
Там останутся живы мои пацаны.
Соглядатаи, не сомневайтесь

Елена ФАНАЙЛОВА

ЛЕНА И ЛЮДИ

СОДЕРЖАНИЕ

Лесной царь

Испанская баллада

Балтийский дневник

Лена и люди

Короли улиц

По канве Брэма Стокера

Сараево