3. ЖИЗНЬ СОВРЕМЕННЫХ ГЕРОЕВ
|
ТОСТ
1
Я пью кампари за всё, в чём винили меня,
за мнемозы в салоне авиалайнера,
за невроз и военные астероиды,
за жокейские слаксы из ткани виниловой,
за мегаполиса смог, выхлопными воланами
стелющийся, и за шляпку тирольскую.
2
Я пью себе за беспорядки постколониальные,
за микроволновую скуку богемную
и за буржуазный уют с покрытьем тефлоновым.
И за из-под ног уходящую траурным валиком
почву нашей интрижки с тобою, Герника
Гвеницелли, где перегной вперемешку с флоксами.
3
Герника, в звёздный наш на окраине кампуса
создали мы наслаждения зону оффшорную,
в стареньком трейлере ведя уединённую,
a la корабельный кок на кособоком камбузе
стряпала ты салат с дыней и корнишонами
и с голубой солониной из классика орденоносного.
4
Местные асы магистратуры и соискатели
бакалавриата снабжали нас дозою мескалиновой,
марками кислоты или экстази таблетками.
Рядом искрило море катодными электроскатами.
Возле кадок с карликовыми эвкалиптами
вечерами впадали мы в эпилепсию
5
поцелуев с процентом токсичности повышенным.
Я разгадывал губы твои как задачник сфинкса и
доставал твои удалённые миндалины
тренированным языком, образцово вышколенным.
Пью за то, что вызубрил патафизику
флюидов слюны твоей с хмелем ментоловым,
6
c привкусом чупа-чупса, смоквы иль чизбургера,
или кебаба - от дневного меню в зависимости...
Остается подвергнуть психопатализу точному,
отчего в нас вонзилось так - зубочисткою
в кариес - разлуки долото незавидное...
Здесь прошёлся тайфун
селевый поток
локомотив обесточенный.
7
Здесь прошёлся секатор газонокосильщика,
на корню зачищая нашей страсти растительность,
основательней твоего депилятора.
Взяли мы расставания ссуду посильную
на музей нашей связи, где ждёт посетителя
тысяча пятая боли колонна с пилястрами
8
боли, каннелюрами боли, акантами
её же. Если музей будет нерентабелен,
то водородная блямба, пимпа нейтронная
иль гексаген забвенья займут место вакантное
силы, его разрушающей, лишённой ориентации...
Боль так и останется нетронутой.
9
Знаешь, пята ахиллова повседневности
нашей - её, медленней ниндзя, темп черепаховый,
и хроническая недостаточность фабулы,
мы растормозили её бессюжетность внешнюю
небезопасной сексуальности перепадами
от пика самоотдачи до взаимной антропофагии.
10
Ты косметикой горя себя штукатурила,
подводила контактные линзы бесслёзные,
красила волосы безучастности перекисью,
всех возрастов безупречная натурщица,
шнуруя фуфайку с кислотными блёстками,
обзывала себя нарочито "старою перечницей".
11
Пью за то, что мы, благодаря мастеру
дел абортных, не обзавелись потомками,
и нашего трэш-приключения загогулины
не наше дитя замарает грунтовкой фломастерной.
Alas, мы воздвигли деревню потёмкинскую
общего языка любви на вавилонском гумусе.
12
Мышьяком, конфитюром или кураре отравлены
стрелы амура с древком бамбуковым, -
износоустойчивость их гарантирована.
Их попаданье, известно, чревато травмою,
от неё не укрыться и в болеубежища бункере,
и в кладке берлинской стены, и в руинах античности,
13
в её глиптотеке с гегемонией неподвижности,
и в гудроновых джунглях с мигалками-семафорами,
и в содома ста тысячах дней на бандажа привязи.
От неё не укрыться - и чтобы на ход ноги выжить бы,
за тобой хоть на край я пустился бы в марафонский бег,
но нет между мной и тобою дистанции спринтерской.
14
Но, как ни странно, и боль бывает пороговой.
Личины червя, саламандры, пичуги, хариуса
позволят пройти все уровни боли-матрицы.
Но коды доступа к выходу запаролены,
почему-то крэкнуть не удосужились хакеры
систему суперзащиты нашего романчика.
15
Мы ошибка-эксцесс 2000 в глобальном компьютере.
Мы из-за дефекта растра окарикатурены на плоттере.
Мы среди призёров разлуки лишь парвеню, выскочки...
Мы в студийной записи на автопрогоне сплюснуты
в такую провальную программу пилотную -
её даже с купюрами в эфир публичности не выпустят.
16
Нас не выпустят в блиц-интервью на подиум.
Мы с тобою, как топ-мотылёк с шоу-ментором,
не растрезвоним orbi свой опыт болезненный.
А тебе мечталось, что в блокбастере подлинном
(не в малобюджетном) мы взлетим беззаконными кометами
иль бетонными голубками сквозь эратосфер лезвия,
17
в космопарке античности, где дистиллированный вакуум,
мы эроса и антероса проштудируем фарватеры,
в рудниках Эронии обоснуемся на велфэре,
и экспедиция наша с мытарствами и бивуаками
вряд ли будет устелена комфорта сахарной ватой,
и самим себе в назиданье мы анабиозу подвергнемся,
18
или двойней пришельцев-инопланетян из комикса
в криогенной камере мы заморозимся
за звездолёта термостойкой обшивкою...
Вспомню всё это с иронии коликами,
возьму кальян с анашой доморощенной,
затянусь в позе многоканального шивы - за
19
триллионы нулей, прокручиваемые холдингом,
за серийного мачо, накачанного анаболиками,
за беженцев лагеря с микробами патогенными,
за дыру в геометрии между пери и хордою,
за кормление тамагочи суповыми наборами,
за сварку реальности хоть автогеном бы -
20
но не за тебя, не за тебя, Герника.
6 ноября - 12 декабря 1999 года
ТОСТ
1
Пью кампари в афростандартной гостиной
за тебя, Герника Гвеницелли,
за твоего самого самого гостию,
нулёвку груди и клоны ресниц твоих.
Ты янтарная мулька, в кулон запаянная,
пью за то, что из фальконета иль бластера
ты выстреливала мне в затылок
или в лобные доли обоймой соблазна.
2
За тебя, Герника Гвеницелли,
за твою алебастровую эпидерму,
аппетитней венского шницеля,
за истерик твоих эпидемии
и за обостренья моей обсессии,
измеряемой скукою - киловаттами,
за то, что мы в тубе страсти всесильной
тыркались подслеповатыми кротами.
3
Ты была только тело, тесто, машина
тестированья и производства желанья
и расточенья его, и кокетства мастерского
глазным яблоком или молочными железами,
или спонтанных обид затяжными кадрилями.
Мы себя растрачивали такими масштабами,
что модернизировать умудрились
любви логическую машину.
4
Повороты её карусельного диска
приводят, известно, к травмы повторам,
но мы предсказуемой афродизии
разнообразили комбинаторику.
С гонором подопытных кроликов
мы друг другу рассказывали каждым вечером
о своих экспериментах с Эротом,
вымышленных и достоверных.
5
Разработав ласк арсенал словесный,
мы позиционной эротики треннинг
отвергли ради сессии откровенного
о своих желаниях говорения,
ты излагала доктрину публичности -
меня развлекала придумками о пертурбациях
твоей близости с ихтиандром иль велоболистом
на корте для лаун-тенниса или в холле турбазы.
6
Говорила, укладываясь феном,
что борцы сумо или бойцы якудза
в ночных супермечтах твоих в стиле фэнтези
влекут, заарканив, тебя на экскурсию
в эдем извращений, нисходящий террасами
к термитнику самураев из Куросавы, - там
всё телесное отдает померанцем,
будто с ног до ног пропитано кюрасао.
7
В райке фантазии ты прокручивала слайд-шоу:
мой дуэт с чернокожей разносчицей пиццы,
и всё как в плейбое - с агавой, ара и артишоками,
и чёрно-белая пара слипается рапидом, - как
две реляции в канцелярском бюваре, - и
я поглощён её голенью и лодыжкою
с кожей, смазанной ароматической ваксой,
ванильней фабричного шоколада.
8
Ты нас представляла ходящих по струнке
в садоруссоистском пип-шоу келейном,
ты носила ошейник с шипов гранулами
и шлейку с рядами заклёпок никелевых,
а кляп ты скрутила из отрепья вискозного.
После чтенья "Жюстины" тебе приспичило
бичом, вымоченным в уксусе ежевичном,
по утрам получать удовольствий каприччо.
9
Пью за наш речевой акт бесконтактный, -
заводило тебя моей речи дилдо,
умащённое скабрезностей лубрикантами,
пью за глаз твоих камеры холодильные,
когда ты остывала льдинкой карбидовой,
эйдолоном отыгранного наслаждения, -
и ты форсмажорно копила обиды
на себя саму, запутавшись в такелаже
10
влечений, в снастях и вантах любовного жанра
с репризами даренья, присвоенья, разборок, -
мы были в желаньях безмерно жадными,
оттого антрепризу разлуки и заработали.
Ты раскуривала сиквелу гавайскую,
дикообразничала, моя демоница брычливая,
бетель жуя, за женьжизнь со мной торговалась,
хотя всё трын-транс-шерри-бренди-брынза.
11
Мы с тобою прижимистые барыги,
скупердяи, собаки на сцене, скряги,
нас душит прошлого жаба, и брыжи его,
нас держит его же кронштейн кряжистый.
Мы стали на счетчик в книгу амбарную,
наша пеня друг другу достигла максимума,
и пора жгутом наложить эмбарго...
подвести баланс в балагане масок.
12
И шиной пора наложить мораторий
на политику присвоенья, обладанья, даренья,
и произвести сожеланий ротацию,
и обзавестись сожалений рентою...
Когда мне объявила о бойкоте-разрыве ты,
я остолбенел игреком запинания,
и как на шампуре ягня воззрился
на забитое в... новое пенальти.
13
Затем ты наёмницей-камикадзе в бригаде червонной
встряла в уличный передел сфер влияния маоистов,
хоть известно, дракон глаз не выклюет ворону,
тебя сдали свои же лазутчикам циньской полиции.
Ты бежала аврально к визажисту подпольному,
он тебе лобную кость лоботаламинировал,
стала ты дистрибьютором флагеллантского порно,
а затем постриглась в монахини-миноритки,
14
невесткою милосердия, подрабатывая веб-дизайном,
макетируя падре, регентов и хористов,
злоупотребляя аскезы передозировками
и героиновыми кубиками евхаристии.
Мне в подарок прислала бандеролью трельяжною
завизированную в епископа диспетчерской
лицензионную компьютерную стрелялку
на двух лазоревых компакт-дисках.
15
Игра, кажется, называлась "Бетонные голубки",
над моим гардеробом покуражился аниматор,
мне пририсовал мундирчик с галунами,
на лопатки вкрутил пропеллер с моторчиком,
начертил панталоны покроя фламандского,
бахромой на них слизни и устриц унции,
и вдобавок сношенные, будто с флюмаркта,
уцененные эскимосские унты.
16
В этой игре из бензобака воспоминания
я заправиться должен горючим ветхим
и по радиальной стерне планеты Эронии
в болевые точки прошлого наведаться
в танкетке, управляемой джойстиком,
и подвергнуть зачистке изжитые тристии,
ведь наша органика - только жёлтой
сборки игровая приставка.
17
Ваххабитствуя, изрешечу я Эронии сопки,
в двигателе меня сгоранья прочищу сопло,
или оземь гряну изотоповым соколом,
иль взлечу в скафандрили из выхухоля иль соболя,
или, махнув рукой, уступлю игры эстафету я
киборгу-сменщику именем абулафия,
и приземлюсь осколком ядра у лафета,
и отзвеню осколком бутылки лафита.
18
Герника, мы Эронии рассекреченные агенты,
выбросим флаг мы цвета неги или индиго,
чао-какао, mein liebhen Герника,
alles kaputt, все до ручки кондиции.
Мне не нужны и сверхзоркие диоптрии -
всюду видны метастазы твоего отсутствия,
я электризован им до последнего диода,
я фетишизировал его до последней сутры.
19
Догадаться, где тебя нет, мне помогут амфета-
мины, скука, коктейль пино-коллада:
ты привидишься мне омаром или студнем амфибии,
или рыбою-серцедёром, острей, чем нос у пиноккио.
Я тебя съем - будь ты мениском, гусеницей,
трепангом иль трепанированным аспидом,
но во рту останется твой фиторобот синильный,
меньше, чем единица, чем кол, чем пиксель.
20
Пробавляясь глюкозным сиропом и альказельтцем
в компании забытой тобою муфты из нерпы,
я пью пузырьки той реальности сельтерской,
где тебя нет, не предвиделось, не было,
куда я рвану за тобой, только свистни мне,
но не свист, а скворчанье из прошлого фантарктики,
я кампари заглатываю с галльским виски,
в афростандартной гостиной, в отчаянья целлофане.
4 - 23 января 2000 года
ТОСТ
Я пил кампари в миноре,
наобум делая заппинг,
в компании телеизвера,
извергающего эрзацы
клистирной реальности -
она аннексирована по-хозяйски
Телекратией пиратской.
Отладив автоматику запо-
минанья, я теомагнофонометр
поставил на запись.
Поскребя по осклизлым сусекам,
на затрапезный завтрак
из копчёного бока левиафана
я состряпал лазанью
и тюрю кефирную по-тюркски
развел слезами
василиска с кальмаром -
получилась метиска на зависть.
На десерт раскупорил батарею
фосгенового нарзана,
товар что надо - лауреат
на званье "транквилизатор
года", и контролирует
маскарадный рэкет базарный
его нелегальные поставки
из плутократии хазарской.
Теребя для блезира бронерейтузы,
моби-диктор пузатый
с микки-маузером в кобуре,
из мальтийского базальта
брошью, мозги фрезеровал -
как футу-турист сказал бы -
новостной индустрией,
жирующей на политики зигзагах,
фортелях и сальто-мортале.
В думе объединенных Тарзаний
парламентский нагоняй
несвежевыпеченный Тирано-завр
учинял, в рапсовом френче,
с турнепсовой плешью, мерзавец
по СМИ рейтинговым оценкам.
Производя бессрочные займы
экстренных субсидий для путан
артели вокзальной,
он скопил капитал и в виде
госпошлины запатентовал розарий,
где по ваучерам отоваривали
клиенты импортных казачек
из метрополий. Слыл он жиголо
в разжигании партизанской
заварухи, желая обезоружить
тандем сиамских экзархов
и синдиката муджаскинхедов.
Повстанцы засели в казармах
и там держали пиарный квадрат
обороны от бомбежек сезама.
Им гарантировали коридор,
но, не выполнив обязательств,
искрошили их в сыро-варёный паштет
из рокфора и пармезана
ковровым рулькометаньем
и шрапнелью с костьми сазана.
Дианетикам толстосумам
гарантирован в расфасовке изящной
вместо сыворотки зельц
из приворотной урины цезарки
или лечебного кала гарпии,
феникса или фазана,
и как три капли колы похожи
три парки Долли, казалось
бы, разного клонопомёта,
премированные унисекса призами,
об энигме их пола газетный гвалт
не одну полосу занял.
В токарь-шоу зоил театральный
интервьюировал исправно
исполнителя всех партий
в освистанном стерео-залом
моноспектакле "Бестии",
где продырявлен в Европу задник
революции цитрусской с её белым
квадратным пейзажем.
Маркетинга макраме и консумеризма
напористое вязанье
анаграммированы в рекламе чего-то там,
заведомо предвзятой,
её стилистика проплачена
козырными криминальными тузами,
и хотя из кожи вон лез
и подстраховался дизайнер
прострочить эльзевиром
титры поимпозантней,
но его для дидактики устрашенья
прибили к бизани
списанной галеры, подведомственной
папе мафии пизанской.
Детектив-телепат его выманил
из потустороннего Da Sein'а,
и его взмыленное экс-тело
присягнуло органами осязанья,
что и та, и эта реальность -
только отсутствия форзацы,
твоего отсутствия, Герника,
я б скривился в пике абзаца.
На тебя забыванье я экстерном
выдержал экзамен,
но в телеизвере вижу одну тебя,
словно всучила ты взятку
зренью, и тебя миражирует
пустое множество мозаик,
иллюзион твоего изображенья
на паузе замер,
иногда ты то под фатой,
то под морганою исчезаешь,
и я переключаю каналы приёмки тебя,
наобум делая заппинг.
6 марта - 14 апреля 2000 года
ТОСТ
Я пил бы кампари за нас, Герника,
не укради клара
кораллы совместного благополучья
у карла со склада
утиля. Я пил кларета релакс
под переборы клавиш,
западавших на гидродиске пилотном,
где полетел кластер.
Я уткнулся в бельмо телеизвера,
в его блёклый стеклярус,
в нём новостей зубастая паста
размазана по склянке
экрана. Неглиже кинескопа
акриловой кровью рекламы
переливалось: нескромный кадмий
крылатых прокладок
светился скоромным аквамарином
в тазобедренном окладе
красотки - на ней в Интернете
я б сделал закладку!
Бейбик-мультяш a la бэйвис
молочными дёснами клацал,
требуя памперса панцирь.
Гугнивый слюнтяй осклаблен,
если подгузника демо-версия
вся в лакмусовых кляксах.
ПДУ тасовал телеканалы.
Декартезианский кладезь
минводы обогатит семейного
образцового клана
домашнюю рациональность.
Колдунов кабинетные анклавы
исцелят от венервного напряженья
и страхомонадного сглаза
сеансами иглоукалываний
и тантрических эякуляций,
также излечат от некрофобии
посредством трупоприкладства,
или сиропа с уриной цезарки
и толчёной скулой кулана.
А брокерская контора
по благоустройству кладбищ
ещё наладить готова
в обход аудиторов клаки
спецпоставки реек, брусьев,
штырей и перекладин,
чтобы сколачивать стеклоплахи
для увеселительных закланий
узников совести и наслаждения,
если те амнистию клянчат.
Если не я, то кто тебе, Герника,
пришлет портфолио доклада,
как я уткнулся в бельмо телеизвера,
в его бель стеклярус,
или замкнулся в бельё телеизвера,
где крахмал и стекла резь.
Моя демоница и коммунистка
с дипломной коркою бакалавра,
владела ты стадионной бранью
и площадным боем кулачным,
на гоблинских летучках ты слыла
говоруном из главных,
и на анархо-гремлинов митингах
ораторствовала складно -
оседлав свой конёк утопий,
погоняла истории клячу
в земной рай иль в Эронии эдем,
солодковый и секулярный.
Варьете спецслужб за тобой
учинило надзор негласный,
в мюзикле конспирологий
ты маскировалась то в гладко
отутюженный китель с пластиком
шевронов, то в шоколадных
полутонов бандлон цвета гляссе,
то в камлотовых складках
кунтуш, и плакалась, что из трикотажа
у тебя ни кола нет.
Дай тебе воли жаровню,
жизнь свою запекла бы
с кардамоном радостного
равнодушья в кляре
приключений, саспенса,
спецэффектов, интриг первоклассных.
Ты зацепила меня причёски
всклокоченной укладкой,
залезла ко мне в кровати конвертор,
вымогая кусок ласки,
и в акватории сна натягивала
на хлопчатый носок ласту.
На уничиженье фреймов тебя
не пожалел я порох иконокластик.
Подверг потлачу о тебе
воспоминаний порно-поклажу,
с их спазматичным бельём
произвёл стирку и глажку,
и хоть я зазубренные углы
исчезновенья тебя сгладил,
и на рецидив обостренья тебя
наложил пломбы заклятья,
и дырку в рогалике крика,
где тебя нет, я заткнул кляпом,
но твоё отсутствие свернулось
в блазированный калачик,
сбирая с меня мзду скулежа,
клаузул, ригоризма, кляуз,
паранойи, и мне - не угомонить
о тебе глумленья регламент.
В сберегательном банке боли
я замороженный вкладчик,
на депоненте скопил недостачу тебя,
вакуума накладку,
одиночества деноминированный
капитал я сколачи-
вал, и сведён к знаменателю минуса
смысл калькуляций,
тобою заверенных и обезналиченных так -
тут осеклась ты...
Так и сверзил меня в кювет
тобой запущенный эскалатор
безрадостности и невроза.
А кулинарных новинок лавка
на планете Эрония поместила
в своём прайс-листе коллаж из
деликатесов эронической кухни,
всегда глазированных шоколадом.
И если бы не новинка -
предохранительный клапан, -
то жировая масса симурга,
альбатроса или баклана
из поддона фрифрюрницы
всё текла и текла бы.
2 февраля - 26 марта 2000 года
Вернуться на главную страницу | Вернуться на страницу "Тексты и авторы" |
"Тридцатилетние" | Дмитрий Голынко-Вольфсон |
Copyright © 2001 Дмитрий Голынко-Вольфсон Публикация в Интернете © 2001 Союз молодых литераторов "Вавилон"; © 2006 Проект Арго E-mail: info@vavilon.ru |